— Что вы делаете?
— Спокойно, это шок… скоро все пройдет… здесь останется небольшой шрам…
Мужчина мягко надавил на ее плечи и она снова опустилась на подушку.
— Я должна его остановить, — взволнованно сказала она. — Иначе он разобьется. Почему я еще ничего не сделала? Почему не сказала ему? Нельзя откладывать больше, времени и так осталось слишком мало… Вы что, зашиваете мне голову? Зачем вы зашиваете мне голову? Не трогайте…
А потом почувствовала такую усталость, что ничего не оставалось, только закрыть глаза и провалиться в жаркий бессознательный сон.
Цифры складывались в буквы, а буквы в цифры. Вот это да! И цвета, цвета тоже имеют свои номера, их даже можно суммировать! Вот только почему-то уже нельзя разделять. Почему раньше она не использовала это?.. Ее ждал бы такой успех!
Как хотелось рассказать всем!
Посмотрите же, все имеет свой знак! У красного — цифра пять. У синего — семь. У желтого — три. У зеленого — четыре. Коричневый — это шестерка. Лиловый — восемь. Один — это бежевый. Розовый — девять. Голубой — два. Черный — десять. Белый — ноль…
Чудеса!
Но… оранжевый, как и лиловый, имеет восьмерку. Эти цвета взаимозаменяются? В точности как зеленый и серый… А еще какие? И в каких случаях?
К цветам нельзя относиться небрежно! Нет, нет, ни в коем случае!
Валерия засмеялась от всей души, переполненная странным возбуждением.
Все имеет свой код. И люди тоже!
Это все меняет!
Лишь бы не забыть, лишь бы не забыть…
— Маам, — к ней тянулись нежные детские ручонки. Большеглазый мальчуган серьезно посмотрел на нее: — Ты мне снилась…
* * *
— Сколько времени? — спросила она, как только открыла глаза.
— Какое это имеет значение, — ответил папа, сложил газету, и все же взглянул на наручные часы. — Половина двенадцатого. Почти полдень. Голодна?
— Как волк…
— Ну, что ж, с выздоровлением. — Он поднялся со стула у ее кровати, который, судя по всему, стоял там уже давно, и шаркая тапками по паркету, побрел на кухню.
Валерии захотелось вскочить с кровати, побежать впереди него — наперегонки. Но когда она оторвала голову от подушки, в глазах все поплыло и посерело, взметнувшийся прилив тошноты попытался заставить ее лечь обратно. Но ей уже осточертело валяться, все тело ныло от желания двигаться!
Решительно откинув одеяло, Валерия спрыгнула с кровати, закрыла глаза, чтобы не видеть вертящейся комнаты — и потянулась, хрустя суставами.
Не потрудившись что-либо накинуть поверх пижамы, едва вспомнив про тапочки и кое-как собрав спутанные волосы в хвост, она поторопилась на кухню с единственным сильным желанием — съесть все, что там найдется. Из одеяла выпутался котенок и громко замяукал, прытко соскочил на пол, рискуя расшибиться, и уже в пороге комнаты обогнал ее.
Несмотря на слабость, Лера успела поддать ему под зад носком тапка и осталась довольна, когда он кувыркнулся.
Папа нарезал свежий батон. Запах сдобы она уловила еще в коридоре, рот наполнился слюной. Она схватила несколько ломтей с дощечки и, намазывая их большими кусками масла, принялась жадно и нетерпеливо жевать.
— Борщ? — спросил папа. Она быстро закивала. — Еще есть гречка…
— Хочу! — Она продолжала набивать рот бутербродами.
— Салат с грибами, — папа заглянул в холодильник.
Валерия энергично захлопала:
— Да!
— Ну, тогда сама обследуй холодильник. Я что нужно подогрею.
— Я могу и так, горло уже не болит. Что это было?
— Температура под сорок. Уколы с антибиотиками…
— Сколько дней?
— Сегодня четвертый.
Она покачала головой, продолжая жевать.
— Я здесь не для этого.
— Конечно, не для этого. Но я предупреждал, нужно думать о последствиях.
— Кофе хочу! Крепкое-прекрепкое, арабское! — Она нетерпеливо заерзала на стуле. — И еще чего-то… сладкого и соленого… не знаю, чего…
— Ты часто звала во сне мужа, — сказал отец.
— Мне иногда казалось, что я его слышу, — призналась Валерия.
— Ладно, ешь, не отвлекайся.
— Нет, все нормально. Так или иначе, я все равно здесь… Передай мне перец. — Она активно трусила перечницей над тарелкой, пока борщ не почернел. Отец сосредоточенно наблюдал за ней.
— Поэтому нужно как следует подкрепиться, набраться сил, — продолжала она, — а то у меня такое чувство, что я сорок лет ничего не ела.
Папа сел напротив, поставил локоть на край стола и задумчиво приложил палец к губам.
— Пригласи его к нам на обед.
Лера поперхнулась:
— Андрея?!!
— Нет, этого парня со школы.
Она тряхнула головой.
— Нет, Глеб ни за что не согласится. А его девушка, поверь, и в тюрьму сесть не побоится…
— Я говорю про твоего нового друга.
— Ах… Ну, знаешь. Этот мальчишка упрям, как скала.
— Со скалой тоже можно договориться. Пригласи его на пиццу.
— Мой папа — Дейл Карнеги? — улыбнулась Валерия. — Мне нужно приготовить парню пиццу? И так я добьюсь от него помощи?
— Ты можешь попробовать. — Отец отнес пустые тарелки в раковину.
— Кажется, я переела, — она положила руку на живот и тяжело вздохнула. — Мне нужно подумать, серьезно обо всем подумать…
- 43
На второй день она уже достаточно окрепла, чтобы позволить себе предпринять кое-какие действия.
Разве сложно приготовить пиццу, сказать мальчишке: «Ладно, приходи»? Он и так постоянно звонил, справлялся о ее самочувствии. Когда трубку снимала Лера, притворялся, что не туда попал, молол разные заезженные глупости вроде «Это баня? Нет? Тогда почему вы в трусах?» или «Это сумасшедший дом?»
— Приходи и сам увидишь, — ответила она в последний раз.
— Ты шутишь?
— Я же сказала, приходи. Или ты боишься?
Он пришел.
Валерия не могла понять, от чего так волновал ее этот визит.
Просто мальчишка, годящийся ей в сыновья… разве это не мило — угостить его пиццей?
Она тщательно причесалась, минут двадцать провозилась, чтобы собрать волосы в симпатичную «мальвинку». Надела свой новый костюм, перешитый из маминого бархатного платья — жакет и юбочку. Однако увидев свое отражение, разозлилась. Что за званая вечеринка? Переоделась в синие парусиновые шорты и белую футболку с мишкой.
Когда она открыла дверь, мальчишка растерянно мялся в пороге.
— Где-то здесь должна валяться симулянтка, сачкующая школу.
Лера шутовски поклонилась (и когда успела перенять у него эту манеру изгаляться?)
— Вам сюда, мсье, — и вычурным жестом пригласила его войти.
Фома выудил из-под кожанки розу и ткнул ей.
— Какая прелесть, — она припала к цветку лицом. — Ты купил мне розу!
— Обычно я предпочитаю рвать цветы на клумбе во дворе. Но, так уж и быть, в честь выздоровления больной — никаких средств не жалко.
— Ладно, цирк на гастролях, проходи на кухню!
— Ого! — Фома присвистнул, когда они вошли. — Даже «Пепси» прикупила.
— Все как реклама велит, товарищ! Мойте руки и присаживайтесь.
Лера достала из буфета стакан, набрала воды, поместила в него розу и поставила на стол.
— Я видел твоего отца в школе. — Фома намочил руки под краном, вытер их и развязно уселся на стул. — Очень строгий мужчина. Он все еще мечтает спустить меня по лестнице?
— Ну, если повод появится…
— И что же это? — Он посмотрел на пиццу. — А, знаю, американское что-то.
— Вообще-то итальянское, но это неважно. Это есть везде — от Кубы до Китая.
— Да, только не у нас, — поправил парень.
— А, ну да, у нас общепиты. И язвы тоже общие.
— Спасибо мамам, что не дают помирать в общепитах, — он поднял бутылку с «Пепси», произнося свою реплику, как тост.
— Я, кстати, это сама приготовила, — похвасталась она, садясь напротив.
Фома взял кусок, поднес ко рту — и половина начинки тут же посыпалась назад в тарелку. Лера прикрыла рот и захихикала.
