— Но ты же мне ничего не говоришь! — Он тяжело дышал, сжимая губы. — Интересно, если бы тебя спрашивал Глеб, ты бы ему все рассказала?

— Фома, я не понимаю, что ты хочешь от меня? Что я должна тебе рассказать?

Парень резко шагнул к ней:

— Почему тебя так интересуют эти гонки? Почему Глеб не должен участвовать? Сначала я думал, ты не хочешь, чтобы я участвовал в них, но я ошибся. Почему ты так странно себя ведешь?

— Потому что я из будущего!

Он равнодушно повел плечами:

— Я это уже слышал.

— Хорошо, — предложила она. — Давай пари!

— Какое еще пари?

— В этом году у «Whitesnake» выйдет пластинка, равно которой у них еще не было.

— Неужели? И как же она будет назваться?

— Так и будет — «Whitesnake»!

Он насмешливо вскинул бровь:

— Вот так дела!

— Да, и ты должен все свои связи подключить, всю вселенную перевернуть, но достать эту пластинку.

Парень прикинулся изумленным:

— А что так?

— Потому что она войдет в историю.

— «Whitesnake — Whitesnake» войдет в историю? — он продолжал насмешничать.

— И тогда посмотрим — вру я или нет.

— И в чем же пари?

— Если такой пластинки не будет, значит, ты прав, и таких врух еще свет не видел. Но если пластинка выйдет…

— И что тогда?

— Ты больше не выкуришь ни одной сигареты за всю свою жизнь!

— Ясно, — прыснул мальчишка.

— Что именно тебе ясно, друг мой? — спросила Валерия.

— Курить я буду до последнего своего часа.

— Я бы на твоем месте не зарекалась…

— …Когда мне кажется, что дальше просто некуда — сознание снова делает пируэт. Каждый раз это выше моих сил, понимаешь, придел приделов…

Пожалуй, то был самый длинный ее рассказ.

Отец выслушал, ни разу не перебив.

Валерия сидела на своей кровати, повесив голову, и бессмысленно смотрела в пол. Ее голос совсем ослаб, она чувствовала сумасшедшую усталость и безразличие ко всему. Веки все еще оставались красными, контрастируя с бледностью на юном, измученном от переживаний лице.

Выдержав паузу, тщательно все обдумав, отец, сидевший рядом на стуле, заговорил:

— Я не знаю откуда взялся этот парень, но я бы с удовольствием пожал ему руку. Он не растерялся и не бросил тебя. Это достойно уважения. Ты должна пригласить его к нам.

— Что? Нет! — запротестовала Лера. — Как ты себе это представляешь? Он же влюбляется в меня. А мне это совершенно не нужно.

— Я не говорю сейчас о том, чтобы флиртовать с ним или давать какую-то надежду, — пояснил он. — Ты говоришь, что в прошлой жизни не знала его, но теперь он есть. И не просто есть — он спас тебе жизнь! Валерия, неужели ты не понимаешь, что могла погибнуть, или еще хуже — остаться калекой?

— Нет, не понимаю, — ответила она. — У меня уже нет сил, чтобы злиться и плакать. Как, скажи, можно верить в то, что все это происходит на самом деле, что это не сон?

— Ты чувствуешь боль, — заметил отец.

— Во сне мы тоже чувствуем боль! Я не знаю, я не понимаю, как это все может быть реальным, — она с усилием терла виски. — И в то же время… другой реальности нет, кроме этой. Сны сменяют друг друга новыми сценариями, новыми ролями, а здесь как в замкнутом круге! Я хочу только одного — чтобы все это прекратилось! Я хочу свою жизнь обратно!

— Но это и есть твоя жизнь! Как ты не понимаешь? — строго спросил отец. — Это странно, это пугает, это похоже на сон, но прекрати паниковать. Валера, ты же не одна. У тебя даже этот мальчишка есть. Прийми факт — ты оказалась в прошлом. Это уже происходит. Потерять голову равняется погибели. Если ты боец, значит, борись!

Он говорил очень эмоционально, Валерия не помнила, когда еще видела его таким озабоченным.

— У всех твоих проблем один корень. Гнев подавляет волю.

Она непонимающе моргнула:

— Гнев?

— Именно гнев, — повторил он с ударением. — Не имеет значение, насколько человек умен, талантлив или образован — гнев лишает всего! Терпением проверяются избранные, как золото в горниле, очищенное семь раз! Не помню чьи это слова, но они бесценны.

Валерия не знала, что ответить.

— Послушай… Я натворила много ошибок в прошлом, я с успехом множу их и сейчас. Но никто ведь не идеален! Оказаться в один прекрасный день в собственной юности, не зная до конца, какой кавардак твориться в той, другой жизни… выходит, что ее попросту больше нет! Я умерла!

— Ты не слушаешь меня! Все верно — той жизни больше нет, есть только эта. Но чтобы что-то исправить, нужно понять свои ошибки. Это обязательное условие. Я слышал от тебя грандиозные признания, твой ум наполнился ясностью, и все только потому, что ты обрела честность перед собой. Это именно то, что ты потеряла в прошлой жизни. Ты придумала какого-то супергероя — и все время пыталась им стать. Но все рухнуло — и ты завопила о справедливости. Если ищешь правду, то ищи ее до конца.

— Черт, я правда не понимаю, к чему ты ведешь, — простонала Валерия.

Ее вид вызывал жалость, она видела это по лицу отца, — все же одно дело знать, что перед тобой взрослая женщина, и совсем другое — видеть заплаканного подростка, родную дочь. Она и сама чувствовала себя мелкой, скомканной, совершенно раздавленной. Ее сознание пережило слишком много потрясений за один день, и возможно именно поэтому ей трудно было постичь его слова, но Лера понимала, что если бы отец не считал этот разговор важным, он бы его не начинал.

Он смягчил строгий тон и продолжил чуть медленнее, стараясь подбирать слова:

— Я хотел напомнить, что тебе выпала особая участь. Ничего не происходит просто так. Какому отцу выпадает возможность узнать будущее своего чада, его характер? Кем бы ты не пожелала стать, мне нравится твоя целеустремленность… Ты открыла мне свои слабые стороны, ты признала их. Валерия, я повидал эту жизнь и могу сказать точно: не важно в каком времени живет человек, но если он способен находить свои слабые стороны — он велик! Именно знание своих недостатков делает из биомассы личность!

Пока моя дочь не проснулась в одно прекрасное утро другим человеком, я сам был другим. Я не думал про будущее. Но жить прошлым страшно, Валерия! Знать, что ничего не можешь исправить — страшно. Но что мы можем? Что остается, кроме этой пытки?

Любую проблему можно сделать бесконечной, нерешаемой! Любую неудачу превратить в злой рок. Упасть как можно ниже… Нет хуже врага для человека, чем он сам! Ты понимаешь, о чем я говорю?

Валерия кивнула:

— Ты здорово мыслишь…

— Сейчас и мое будущее меняется. Конечно, у меня есть что сказать по этому поводу. Я и так слишком долго молчал. Но сейчас я хочу подвести к тому, что наиболее важно для тебя, Валерия… Если мы не слепы, а ум не закрыт гордыней и мелочью, мы способны развивать в себе невообразимые качества. Вся эта мешанина из тревог, обид и недовольства — лишь следствие гнева… Нетерпеливый полководец — гибель для армии. В обычной жизни мы тоже теряем целые армии — возможностей, шансов, которые никогда не вернуть. А все только потому, что в нужный момент нам требовалось усмирить сердце и успокоить ум, а не поджигать запал. Выпущенную ракету на станцию не вернешь — сожалей хоть всю жизнь!.. Я говорю слишком объемно, ты устала, я вижу. Но я должен был сказать тебе это еще вчера или позавчера. И сегодня ты бы не оказалась в такой ситуации. Все же — не каждый день твоя дочь является из будущего…

Валерия улыбнулась.

— Мне нравится, как ты говоришь, пап. Я готова слушать без конца. Ты даже не представляешь, какой бякой я себя чувствую, думая, что имела эту возможность всегда. И не знала о ней.

— Может, имела, — заметил он пространно, — а, может, нет. Обстоятельства изменчивы. Одна и та же вещь выглядит совсем иначе под новым углом. Окажись ты снова в будущем, на все смотрела бы по-другому.

— Это как в виртуальных гонках, знаешь? Пока ты вертишь руль — сердце колотиться, ты весь в напряжении, не различаешь знаки и повороты, машину заносит… Игра окончилась — отчетливо помнишь все свои ошибки.