Он смотрел на нее, не моргая, чуть наклонив голову.

— Я знаю, ты мне не веришь. — Валерия вытерла слезы рукавом. — Я бы сама себе не поверила. Но ты хотел правды — вот она, какая есть. Можешь делать с ней, что пожелаешь. Считай меня шизофреником, дело твое. Это ничего не изменит. Я была бы сейчас мертва, а не здесь… Мой последний шанс спасти собственную шкуру и снова увидеть своих детей — это спасти Глеба. Если мне удастся сохранить его жизнь, я сохраню, быть может, и собственную. А я очень, очень хочу вернуться, пусть даже это будет только миг. Лишь бы они снова были — Женька и Ленка! И Андрей! Это все, чего я хочу!

Никогда Фома еще не выглядел таким задумчивым, таким серьезным. И в то же время, невозможно было прочесть по его лицу, верит ли он ей. Скорее всего, нет.

Он медленно поднялся, не проронив ни звука, взял свою сумку, перебросил ее через плече, и ни разу не посмотрев больше в сторону Валерии, ушел.

Ей почему-то сделалось невыносимо больно от этого. Похоже, все хорошие люди, которые верили в нее, рано или поздно должны ее оставить. Она ужасный человек! Она заслужила свои страдания!

И будто прорвала большая плотина. Лера не помнила, когда еще она плакала так долго, так надрывно и обреченно. Она обессилено повалилась на пол и оплакивала все, что имела прекрасного и все, что разрушила в своей жизни. Она оплакивала свою неспособность что-то изменить.

Она оплакивала и тот факт, что даже получив второй шанс — ни за что и никогда не сумеет исполнить свой долг перед судьбой.

Она оплакивала себя…

Так часто бывает именно в эту пору, весной. Долгожданное солнце — рьяное, игривое, несдержанное — внезапно куда-то пропадает — и все резко меняется под куполом неба.

Преображается картина дня, а с тем и любое настроение.

Слишком неуверенными казались зелено-белые мазки на цветущих деревьях, земля потемнела, пространство затянула старая грязная драпировка.

Для Валерии это выглядело не просто переменой погоды. А грозным напоминанием беспощадного конца.

Но она не могла, а точнее — не умела сдаваться. Что бы там не происходило в целом мире, даже если мир рухнул, даже если собственные силы и дух покидали ее.

Она не замечала того времени, что проводила в школе. Она машинально вставала поутру, умывалась, чистила зубы, перебрасывалась несколькими фразами с мамой, делая вид, что завтракает. Затем шла на уроки, честно отсиживая их. На переменах стояла где-то в углу, отвернувшись в окно, вяло реагируя на болтовню Нади, никого и ничего не замечая вокруг.

Потом, подхватив тяжелую сумку, упрямо следовала одним и тем же маршрутом — к гаражу Фомы, где не могла застать его уже два дня к ряду. В школе она его также не встречала.

В тот холодный ветреный день в воздухе кружилось белое конфетти, сея слишком грустный праздник по земле. Валерия, укутав шею в некое подобие палантина, что как-то подыскала для себя в комиссионке, в легкой красной штурмовке, обдуваемая всеми ветрами, все же настигла в лабиринтах гаражей своего беглеца, свою последнюю надежду.

Он как раз шел впереди нее, она ускорила шаг и позвала его. Но он не откликнулся.

Лера снова его позвала — снова без ответа.

— Фома, — звала она, продолжая преследовать его. — Ты должен послушать меня!

Он шел, не оборачиваясь, словно ее не было вообще.

— Ты слышишь, — кричала она, — Фома!!!

Она догоняла его и преграждала путь. Упиралась ему в грудь. Но он даже не смотрел на нее, равнодушно обступая и направляясь дальше.

— Пожалуйста, Фома!

Снова и снова Лера оказывалась просто перед ним, но он упрямо уворачивался, делая вид будто ничего не замечает. Это могло продолжаться бесконечно долго.

— Фома, ты знаешь, я не сдамся, — снова настигала она его. — Ты должен мне помочь!

— Фома! — Она подпрыгнула к нему и схватила за борта куртки, он резко отмахнулся и Валерия чуть не упала.

Но она снова выскочила перед ним, преграждая путь.

Его лицо оставалось непроницаемым.

— Что там? — окликнул его Митя, когда они приблизились к гаражу, к ожидающей компании на больших мотоциклах.

— Пристала, — рявкнул Фома. Ребята заухмылялись.

— Хочешь меня унижать? — Лера снова преградила ему путь. — Ну давай! Я все равно не отстану! Ты меня плохо знаешь! Можешь сидеть целыми днями и придумывать, как унизить и оскорбить меня, а на следующий день снова сидеть и думать, как ужалить посильнее. Но ты не отделаешься от меня, я могу повторить это тысячу…

Земля неожиданно исчезла из-под ног и все подскочило перед глазами. Не успела она сообразить, что происходит, как сильная боль пронзила ее предплечье и в мгновения ока, словно тряпичную куклу, парень зашвырнул ее за угол гаража, ударив спиной о кирпичную стену. Не дав опомниться, он резко и грубо впился ей в губы, от чего она глухо стукнулась затылком и все загудело в голове, как в чугунной бочке. Он прижал ее к стене всем телом и девушка оказалась словно зажата в тиски, не в силах даже шелохнуться. Свободной рукой он схватил ее за грудь и стиснула так сильно, что она замычала, не имея возможности закричать. А потом дрожащий от ярости голос прошипел ей в лицо:

— Хочешь унижений? Как тебе такое?!!

Ее губы затряслись, но так же внезапно он отпустил ее, и она чуть не упала, как подкошенная.

Фома исчез за углом гаража и уже через несколько секунд мотоциклы громко взревели всего в нескольких шагах от нее, наполнив улицу грозным урчаньем железных моторов. Она стояла, опираясь о стену, и еще очень долго слышала эти звуки откуда-то издалека.

Прижимая ладонь к груди, Валерия пыталась унять дрожь во всем теле. Несмотря на всю свою стойкость, она не смогла пересилить в себе эту боль и шок. Оглядываясь, она вдруг поняла, что не знает, где находится… точнее, все происходящее вдруг утратило свою схожесть с реальностью и расплывалось перед глазами, как неясный сон.

Всего этого не должно быть, простонала она в который раз, все это не может быть настоящим…

Я только сплю.

Сплю — и все не могу проснуться…

И вот она снова на своем таинственном пустыре. В месте, где никто и никогда ее не найдет. В месте, что фактически символизирует ее появление в этой реальности.

Деревья поскрипывали, склоняясь о ветра. Прошел мелкий дождь, пока она добиралась сюда, но Валерия даже не заметила его.

Мокрые ресницы стали холодными и колючими.

За пять недель я выплакала больше, чем за всю свою жизнь, подумала она невольно.

Пять недель. Не сложно было прикинуть в уме срок ее пребывания здесь. Сорок дней. С того дня, как она появилась тут и до запланированных роковых гонок — ровно сорок дней. Случайность?

Говорят, сорок дней отводится душе после смерти, чтобы проститься со всеми.

Но никто не знает, чем занята душа эти сорок дней…

А она была здесь. В прошлом…

Стояла посреди пустыря, в быстро наплывающих сумерках, сбиваемая с ног порывами ветра — и прощалась со всеми, к кому больше не могла обратиться. Со своей семьей там. Со своей семьей тут.

С мечтами. Иллюзиями. Победами. Провалами.

Растворяющая гладь воды… и пустота…

Прямо у нее над головой раздался оглушающий хлопок, от которого едва не задрожала земля. Резкая вспышка света ослепила ее на мгновение, но это нисколько не напугало и не потревожило Валерию. Всего лишь гроза и молния. Как и в тот ее первый день.

Вот-вот прольется еще один дождь, на этот раз — серьезный.

Но и это совершенно ее не заботило.

Однажды она уже попала под дождь, заболела. Какая хитрая уловка. Но теперь ее время все равно на исходе. Теперь ей уже некогда валяться с температурой.

У нее осталось три дня.

И пожалуй, это все, что у нее осталось.

Лера вздохнула. Что бы ты сделала в свои последние три дня жизни?

Она продолжала разглядывать мрачный, раскиданный пейзаж перед собой.

Нужно как можно больше времени провести с родителями. Еще раз напомнить Наде, что не стоит идти на выпускной. Возможно, это самообман и уже ничем не исправить судьбу несчастной девочки, но так ей самой будет спокойнее…