— Зелень! Слушал он… лучше бы сам на стоянке в какой‑нибудь бардак наведался, вместо того чтоб лекции наших ходоков выслушивать. Тоже мне, книжник — теоретик… — Неожиданно фыркнул Святослав Георгиевич.

— Эм — м… Архип как‑то попытался меня с собой взять, так ему Кузьма Николаевич такой фитиль вставил! Мы потом две недели на камбузе картошку чистили. — Вздохнул я под тихий смех Ветрова.

— И правильно сделал. — Отсмеявшись, проговорил Святослав Георгиевич. — Архип, как Степан — канонир, вечный гость нашего медотсека… только причины визитов у него, в отличие от Стёпки, всегда одни и те же… А вот нечего по дешёвым бардакам шастать. Экономист, чтоб его! Так, стоп! Мы пришли. Управление порта сектора.

Ветров резко остановился перед солидным каменным порталом трёхэтажного здания и мы с Хельгой послушно замерли рядом.

Вот чего никак не могу понять, так это смысла строительства практически земных домов в парящем городе. Зачем? Сверху он прикрыт огромным куполом, осадков здесь не бывает, так зачем городить не пойми что? Да и сам купол… Огромная перевёрнутая чаша из стекла и стали. Нет, я понимаю, руны позволяют многое, и зрелище получилось внушительным, но… это ведь нерационально!

Хотя, сады на плоских крышах домов, перемежающиеся небольшими застеклёнными куполами беседок, выглядят красиво, да.

Над головами загрохотал прокатившийся по рельсам паровоз с небольшим составом, местный аналог метрополитена, из‑за которого я не расслышал последнюю фразу Ветрова.

— Что?

— Не зевай, говорю. — Неожиданно резко откликнулся Святослав Георгиевич и, отворив высокую дверь, пропустил Хельгу вперёд. Глянул на меня… — Тебе что, особое приглашение нужно? Вперёд, Кирилл!

Хм, Ветров нервничает? Иначе, с чего бы его настроению так скакать? Что ж, тогда, лучше его не злить. Злой второй помощник — это гарантированный геморрой для подчинённых вообще, и одного юнца в частности. Проверено…

А посему, резво перебираю ножками и стараюсь не отстать от стремительно шагающего вверх по широкой лестнице Ветрова.

Анфилада комнат с суетящимися и сосредоточено трещащими клавишами механических печатных машинок клерками, проносится перед глазами, чуть ли не смазываясь от скорости. Только мелькают высокие чёрные, блестящие от света ламп провалы высоких окон слева, да слышится непрерывный конторский гул. М — да, это портовое управление ничуть не напоминает скромный кирпичный домик в Альбервиле.

Ну, собственно, и капитан порта отличался от своего швейцарского коллеги не меньше. За тяжёлыми и массивными дверьми ведущими в огромный, богато обставленный кабинет, нас встретил человек — гора. Натурально! Капитаном порта оказался самый настоящий гигант ростом далеко за два метра! Но что удивительно, не было в нём обычной сутулости высоких людей. Может быть потому, что шеи нет? Седая голова с шикарнейшими бакенбардами, кажется, растёт прямо из плеч. Широких, массивных, как валуны… Голиаф. Шкаф трёхстворчатый с антресолями.

Едва мы с Хельгой отошли от первого шока встречи с этим медведем, он снова сумел нас удивить. Затянутый в светло — серый мундир с единственным знаком отличия — скромным алым крестиком на белом щите, гигант окинул нас взглядом, шевельнул завитыми усами и, на миг склонив голову, разразился гулким потоком слов… на итальянском. Я не знаю итальянского!

Тем не менее, понять, что хозяин кабинета вежливо и витиевато приветствовал Хельгу, пожелал доброго здравия Ветрову, и бросил мне что‑то вроде "Салют", оказалось нетрудно.

Хельга ответила улыбкой и коротким ответным приветствием на итальянском, весьма неуверенном, надо признать, Святослав Георгиевич откликнулся какой‑то короткой фразой, а я…

— И вам не кашлять… — И шаркнул ножкой. Ну а что? Не по — немецки же мне с ним объясняться?!

— Кирилл! — Чуть ли не простонал наставник, хлопнув себя ладонью по лицу. А что я?

— Ветров! Щучий сын! Вот только не говори мне, что это его собственная инициатива! Я твою манеру за версту узнаю, шут гороховый! — Неожиданно на чистейшем русском рявкнул хозяин кабинета так, что стёкла в переплётах задрожали. И мне кажется, не только в многочисленных книжных шкафах вдоль стен, но и в окнах!

Эм — м… я не ослышался? Ветров — шут?! С каких пор, а?

Мы с Хельгой переглянулись в молчаливом изумлении и одновременно пожали плечами.

— Бонифатий Христофорыч, чем хочешь клянусь. Нет здесь моей вины… — Даже странно видеть вечно подтянутого и высокомерно — отстранённого на людях Ветрова… таким.

— М — да… ну, ты и соврёшь, недорого возьмёшь. — Уже более спокойным, но от этого не менее внушительным голосом прогудел капитан порта, перевёл взгляд на Хельгу и только тут спохватился. — Прошу прощения барышня за этот цирк. Со Святославом иначе не бывает. И раз уж он опять забыл обо всём на свете, позвольте представиться самому. Бонифацио Руджиери, бывший кондотьер, бывший капитан первого ранга на русской службе, бывший капер и нынешний капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

— Хельга Завидич, младший штурман "кита" Вольного Новгородского Флота. Очень приятно, господин капитан порта. — Моментально включившись, ответила та, и изобразила что‑то среднее между поклоном и книксеном. Выпрямившись, Хельга повела рукой в мою сторону и договорила. — А это мой… братец, Кирилл. Юнец…

— Замечательно, замечательно. — Усмехнулся капитан порта, и обратился к Хельге. — Прошу, синьорита, для вас я просто Бонифацио… Бони. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет, не правда ли? Сейчас распоряжусь подать чаю… Знаете, пристрастился на русской службе, до сих пор не могу отказаться.

— Кхм. — Чрезвычайно выразительно хмыкнул Ветров и у господина Руджиери, кажется, даже усы обвисли. Впрочем, гигант тут же встряхнулся и, ничуть не смущаясь, переключился на прежний панибратский тон, ткнув пальцем в Святослава Георгиевича.

— Да! Ну что, летун, рассказывай, где тебя носило! Мало того, что исчез на пять лет, так объявившись, снова умудряешься заставить себя ждать!

— Не моя вина, Бонифатий Христофорович…

— Где‑то я это уже слышал. — Нарочито обращаясь лишь к дочери Завидича, с деланной задумчивостью проговорил капитан порта…

Сидя в удобном кресле в богато обставленном, обитом панелями из благородного дуба, кабинете капитана порта, потягивая чай из чашки тончайшего китайского фарфора, Хельга думала только об одном: поскорее бы этот сумасшедший день закончился.

Если бы не правила приличия, она бы уже закрыла веки и спокойно уснула под треск поленьев в маленьком декоративном камине, но увы… Приходится терпеть громогласное многословие хозяина кабинета, вежливо кивать и улыбаться. Вот опять… О чём они?

— Вручную провести корабль через "игольное ушко", это традиция. Хочешь получить право вождения приписных судов, будь добр, докажи умением. — Прогудел Руджиери и, выудив из внутреннего кармана кителя маленький серебряный значок — заколку, бросил его Кириллу. — Доказал. Владей. Вздумаешь приписать свою лайбу к любому парящему городу, когда она будет, разумеется, отказа не встретишь. Это тоже традиция. Незыблемая. Цени, юнец!

Вручную? Значит, можно было попасть в Высокую Фиоренцу без всего этого кошмара?!

Хельга, начавшая зевать ещё в кабинете капитана порта… о, конечно, приличные девушки не зевают в обществе, как я мог забыть! Она просто чуть не заснула в кресле у камина, так что, едва мы поднялись на борт шлюпа, дочь дядьки Мирона тут же пожелала нам спокойной ночи и скрылась в своей каюте. А мы со Святославом Георгиевичем решили перекусить, и устроились в салоне, где я, колдуя над плитой, решил расспросить наставника кое о каких деталях недавней встречи с Руджиери.

В принципе, я должен был сразу догадаться, что Ветров просто решил устроить мне очередной экзамен. Ну не может быть швартовка настолько неудобной и опасной, пусть даже и в парящем городе!