— Что ж, идея мне нравится. — После недолгого размышления, я согласился с доводами опекуна. — Когда едем в город?

Завидич бросил взгляд на огромную башню часов в углу столовой.

— Да вот сейчас и поедем. Аккурат к ужину вернёмся.

Вот тут дядька Край ошибся. Нет, в банке мы действительно управились довольно быстро, так что, уже через час после приезда в Новгород, когда мы вышли на широкое крыльцо Первого Новгородского банка, в саквояже Завидича покоились документы на мой депозит, сразу пополнившийся десятью тысячами гривен, переведённых седьмым департаментом Русского географического общества, и десять чеков на куда более скромные суммы: по десять гривен каждый. Но оперативность «географов» меня откровенно порадовала. Вот не думал, что государственная контора так скоро выполнит своё обещание…

А вот потом, дела резко затормозились. Не сразу… сначала мы дошли до огромного книжного магазина, расположившегося почти точно напротив Софийских ворот Новгородского кремля. Вот там‑то я и завис…

Опомнился, только когда дядька Мирон взвыл от количества набранных мною книг. А что я? Дорвался, да… Понимание того, что у меня уже есть деньги на исполнение мечты о полёте, подвигло меня на приобретение массы ранее недоступной литературы по воздухоплаванию вообще, и всего что мало — мальски касалось рунного конструирования, в частности. А там ещё и книги по мобилям на глаза попались… вовремя.

В общем, если бы не опекун, думаю, гривен сто я бы там оставил, точно… А так, ограничился всего тридцатью «новгородками»… а, и ещё две потратил на учебники для подготовки к гимназическим испытаниями. Тоже опекун напомнил…

Провожать нас вышел хозяин магазина. Ещё бы, думаю, дневную выручку мы ему точно сделали. Собственно, когда оказавшись в открытом ландо «емельки», я, наконец, сообразил подсчитать количество потраченных сегодня денег в марках, то невольно охнул.

— Мне начинает казаться, что идея поместить сбережения на депозит была не так уж и плоха. — Заключил я, приняв, наконец тот факт, что за одно посещение книжного магазина, потратил денег больше, чем «зарабатывал» в среднем за два месяца копания на «китовом кладбище».

Дядька Мирон покосился на меня, потом на четыре огромных, увязанных шпагатом стопки книг у нас в ногах и весело расхохотался.

Так, под его смешки мы и прибыли домой, где нас уже дожидалась недовольная чем‑то Хельга.

— Что случилось, дочь? — Обратился к ней за ужином опекун. Хельга в ответ нервно передёрнула плечами.

— Так, небольшие неприятности на службе. — Деланно небрежно отозвалась она.

— Хм, уточни, будь любезна. — Мягко проговорил Завидич, отложив в сторону вилку, которой только что намеревался подцепить с тарелки солёный груздь.

— Владимиру навязывают матроса в экипаж…

— И что такого? Обычное же дело. Гюрятинич — уважаемый капитан, неудивительно…

— Юнца, пап! Малолетку! Кто ему там сопли утирать будет?! — Возмущённо выпалила Хельга.

Причину столь странной реакции Хельги, опекун растолковал мне, когда та уже выскочила из‑за стола и скрылась в своей комнате.

— Она же, по факту, самый младший офицер на «Фениксе», да ещё и барышня. — Усмехаясь в усы, проговорил дядька Мирон. — Вот и подумай, на кого капитан скинет обязанность присматривать за юнцом… помимо боцмана.

— О… — Понимающе протянул я.

— Именно. Вот и бесится дочка, что из неё няньку делают. Глупая. — Фыркнул Завидич.

— А почему глупая? Я бы тоже был не в восторге от такой перспективы. — Пожал я плечами.

— Тебе позволительно. Ты службы ещё не нюхал. — Отмахнулся дядька Мирон, словно закрывая тему. Я нарочито внимательно взглянул на опекуна и тот всё‑таки соизволил объясниться. — За всех матросов ответственность несёт боцман. И только боцман. Он им папа, мама и старший брат. Но! Частенько офицер на корабле получает… хм, подопечного матроса. А Обычно, из новичков. А уж если офицер сам новичок на корабле, так и вовсе, в обязательном порядке обзаводится подопечным. Так и команда быстрее притирается, и капитан имеет возможность оценить нового офицера… Обычное дело на флоте, можно сказать, традиция освящённая десятилетиями. Но вообще‑то, ты не о том думаешь.

— В смысле? — Не понял я.

— Лучше бы обратил внимание на то, что капитану «Феникса» уже рекомендовали тебя как кандидата в экипаж. — Подняв палец вверх, проговорил дядька К… Мирон. — Не дожидаясь результатов твоих испытаний. Смотри, не подведи меня. Будет очень… неприятно, если в твоём табеле будет не хватать хотя бы одного «превосходно».

— Кхм… по — моему, это обещание касалось поступления в училище, разве нет? — Нахмурился я.

— Да? А я и запамятовал. — Деланно удивился Завидич, но тут же посерьёзнел. — И Несдинич мог запамятовать. Понимаешь?

— Понимаю. — Вздохнул я.

— Вот и славно. А теперь… — Опекун демонстративно взглянул на часы. — Тебе не пора начинать готовиться к испытаниям? Или мы зря тащили все эти книги сегодня?

— Уже иду. — Улыбнулся я, поднимаясь со стула. На пороге обернулся. — А что, Хельге о моём «трудоустройстве» говорить не будем?

— А ты разве уже на службе? — Вопросом на вопрос ответил Завидич. — Приказ покажи.

— Нет, но…

— Вот и не беги впереди паровоза. — Отрезал опекун, вот только его улыбка напрочь убивала всё впечатление от деланной грозности. — Рано, Кирилл. Вот сдашь испытания, представишься капитану, тогда и сообщим. А пока… не стоит, право слово.

Ну, не стоит, так не стоит. Опять же, настроение у Хельги сейчас совсем не располагает к нормальному восприятию подобных новостей. Так что, лучше, действительно подождать, пока она повеселеет. Всё равно, насколько я помню, долго злиться Хельга не умеет. Отходчивая…

И побежали дни… Повторение гимназического материала, изучение того, что пропустил за год, тренировки и штудирование литературы по воздухоплаванию и рунике… мой график оказался забит настолько плотно, что не было возможности даже выбраться в город. Хотя бы на полдня… да что там! Я в ближайший сквер на часовую прогулку раз в два дня, и то не выходил без книги подмышкой. Так, за всеми своими занятиями я и не заметил, как подошло время испытаний.

Этим утром, как и много раз до того, меня разбудил звонок будильника. Поднявшись с кровати, я прогулялся до ванной и, лишь приведя себя в порядок и окончательно проснувшись, вспомнил, что сегодня мне предстоят два первых экзамена.

Мандража не было. Здешняя математика уровня выпускника гимназии не вызывала у меня ничего кроме лёгкой зевоты. Словесность? Да, тут могли быть кое — какие сложности, но… ничего такого уж пугающего. Обязательный минимум литературы я знаю, благо в меллингской школе упор делался именно на русских писателей, всё ж таки, Венд до сих пор считается этакой неофициальной частью Русской конфедерации. Ну а если вдруг здешних знаний не хватит, то… недаром же «там» меня учили риторике? Учитывая, что экзамен предстоит устный… выгребу.

С этими мыслями я вернулся в комнату и, со вздохом покосившись на уже ставший привычным набор из брюк, сорочки и жилета, полез в шкаф за костюмом. Боюсь, местные ханжи не поймут, если я заявлюсь на экзамен в «неподобающем» виде. Ну и чёрт с ними. Вот только галстук… точнее, пластрон. Я покосился на шёлковую узорчатую «удавку» и, снова вздохнув, принялся одеваться. Придётся перетерпеть…

Хельга встретила мой «парад» с лёгким удивлением. Ну да, она уже давно оставила попытки как‑то поймать меня на незнании этикета, и наше противостояние, которое дядька К… Мирон находил таким забавным, само собой сошло на нет. А тут, я спускаюсь к завтраку в сером «утреннем» костюме — тройке…

— У меня в полдень испытания в гимназии. — Пояснил я в ответ на немой вопрос Хельги. Та нахмурилась.

— Испытания?

— Окончание гимназии. Я не захотел терять год, дядька Мирон поддержал эту идею и договорился в местной гимназии, так что я буду проходить выпускные испытания вместе со своими сверстниками. Сегодня, как раз, первые. Математика и словесность. — Объяснил я, спохватившись. Совсем забыл, что раньше на эту тему с Хельгой мы не разговаривали. Она постоянно пропадала на службе, работая с картами и отрабатывая предстоящие нам в скором времени маршруты, и домой возвращалась настолько усталая, что грузить её ещё и своими делами, мне казалось просто… в общем, жаль мне её было. Никогда бы не подумал, что у штурмана может быть столько работы вне рейса, честное слово.