— Петя-я, — вдруг услышал я сзади себя, — подожди-и!

Сквозь пыль, которая вновь поднялась, едва разглядел я бегущую мне вдогонку девушку.

«Кто это может быть? Кто меня здесь знает? Да, конечно, это…»

— Санька-а! — крикнул я.

Девушка резко остановилась, будто чего-то испугалась. Ветер раздувал на ней белое платье, играя складками, трепал распустившиеся волосы.

— Санька! Что стоишь? Иди сюда!

— Да не Санька я, — чуть не плача, отозвалась девушка. — Елька я!

Теперь уже я остановился. Для меня это было совершенно неожиданным. И вот мы стоим всего шагах в десяти друг от друга, не двигаясь с места.

— Лена?! — удивился я и встревожился. — Ты?

Она молча смотрела по направлению к селу, где уже хлестал дождь, а ветер злобно рвал с ветхих крыш солому.

Мне вспомнился проливной дождь, который заставил нас с Андреем остановиться в этом селе у вдовы Арины.

Впервые тогда из окна увидел я Лену, бегущую с Санькой под дождем. Они возвращались с сенокоса. Затем, запыхавшиеся, промокшие, они шумно ввалились в избу, и щеки у них были румяные… Все это пронеслось сейчас в голове в одно мгновение.

— Лена, иди же!

И сквозь ветер послышалось грустно:

— Куда-а?

— Сюда. Дождь!

— Боюсь!

— Кого? Дождя?

— Тебя!

— Промокнешь.

Ударили крупные капли. На дороге от них брызнули всплески, будто падали они не в пыль, а в реку. Вновь осветила молния почти черное на западе небо, вновь резко грянул оглушительный, устрашающий гром. А Лена все стояла и стояла, чуть согнувшись, будто кто-то занес над ее головой руку для удара.

Ветер еще свирепее принялся трепать ее белокурые волосы и относил в сторону подол платья, будто хотел вернуть девушку туда, в поле, где белел курчавый шумящий овес.

«Что же это?»

Не отдавая себе отчета, я подбежал к ней, взял за руку. Она тут же ее отдернула и сама пошла рядом.

— Быстрее, Лена, быстрее! — крикнул я, так как ливень густо обрушился на нас, а села уже не было видно. Оттуда еще сильнее наступал дождь, а может, и град.

Снова трижды, вперекрест, сверкнула молния, и одновременно раздался тройной трескучий, со злорадным надрывом гром.

— Бежим! — схватил я Лену за руку, и она, уже не сопротивляясь, побежала вместе со мною.

«В доме ли Василиса? Не в сторожке ли?»

Вот и крыльцо черного хода, на котором сидел Ванька, вот ступеньки, дверь в дом.

Со всей силой застучал я кулаком в дверь. Никакого ответа. Дождь хлестал еще сильнее, но самый «обломный» шел со стороны села. Он уже был на огородах, подходил к речушке, а скоро зашумел в саду. Сад еле виден.

Снова застучал я в дверь — и снова молчит огромный пустующий дом.

«Не под крышу ли сарая нам спрятаться? Может быть, сторожиха за чем-либо ушла в село?»

— Васили-и-иса! — закричал я.

В ответ мне раздался хриплый вой Архимеда.

Из-за угла дома в накинутой на голову шали показалась Василиса. На момент она приостановилась, затем, узнав меня, быстро подбежала. Подбежала и первым делом охнула.

— О-ох, батюшки, да, никак, это Петя! А это кто с тобой? Никак, Елька Маркина?

От волнения, что нам ее пришлось ждать в такой дождь, Василиса никак не могла попасть ключом в душку замка. Наконец ключ щелкнул, дверь отворилась, и мы вместе с дождем и ветром под гул грома вбежали в кухню.

— О-ох, батюшки, да как же вы в такую…

Василиса засуетилась и без причины принялась вытирать стол, который был совершенно чист. А мы как вбежали, так и застыли на середине кухни. Я не знал, что делать. Встреча с Леной была для меня совершенно неожиданной.

Для чего-то я схватил веник и принялся подметать пол. Василиса, посмотрев на меня, на Лену, вдруг заливисто, совсем не по-старушечьи, расхохоталась. И мне стало смешно, и Лена улыбалась. Как же, нашел человек себе работенку!

— О-ох, греховодник! Брось веник на место, — сквозь смех приказала Василиса и отняла у меня довольно обшмыганное орудие чистоты. — Вы что же стоите как истуканы? Садитесь. О-ох, господи! Давно не видались, а поговорить нечего. Ведь я — то кое-что слыхала. О-ох, слыхала. Садитесь на лавку.

«Верно, — решил я, — надо сесть на лавку. Это даже очень хорошо».

Вот она сидит рядом со мною.

— Где ты ее, белобрысую дуру, разыскал? — спросила Василиса, и в глазах ее заискрились озорные огоньки.

— Дождем пригнало, бабка Василиса.

— Может, грому напугалась? Она из пужливых.

— Слышишь, Лена, что говорит бабка? Правда, ты из пугливых?

Лена молчала. На лицо ее легла грусть, глаза — когда-то дорогие мне — стали задумчивы. Знает ли она что-нибудь? Не за этим ли пришла, чтобы просить за Ваньку, своего жениха? Наверное, знает. Непременно заходила к Федоре, а оттуда вот сюда.

— Лена, ты из пугливых? — Я повернул ее голову к себе и посмотрел в лицо.

Она слегка ударила меня по руке и еле слышно промолвила:

— Ну тебя!

— Что кума Арина делает? — внезапно спросила Василиса.

Спросила, догадываюсь, для того, чтобы нарушить наше неловкое молчание. Видимо, старуха понимала нас.

— Я давно из дому, — ответила Лена.

— Небось не целую неделю.

На это Лена ничего не ответила. Василиса вздохнула и принялась ставить посуду на стол.

Молча наблюдал я за действиями Василисы, а сам думал: «Что же все-таки нужно Лене от меня?» Разговор у нас явно не клеился. Может быть, она стесняется Василисы? Ну, хотя бы с ней о чем-нибудь поговорила.

«Санька — солдат-девка — та бы не молчала. Разве спросить о Саньке? А что спросить? Зачем?»

От дождя, который все усиливался, в кухне заметно потемнело. И меня невольно начала одолевать дремота. Это и не мудрено. Устал и две ночи почти не спал. И я, сам тому противясь, сидя рядом с Леной, прислонившись к простенку, начал дремать. Мелькнула злая мысль: «Пусть Лена молчит, а я подремлю». Права бабка Василиса: «Давно не видались, а поговорить нечего». И в самом деле не о чем. «А может быть, Лена тоже не спала всю ночь?» — подумал я. Впрочем, какое мне дело, спала Лена или нет. Она же теперь мне чужой, совсем чужой человек. И словам Ваньки я не верю — будто Лена его прогнала, будто любит она меня. Это он сказал, что называется, «от некуда деваться». Он даже «уступил» мне Лену, чтобы спасти самого себя. Какая у него к ней любовь! Да какая и у нее к нему! Хозяйские, деловые соображения. Соображениям этим помогала Федора.

…Очнулся я от легкого толчка в плечо.

За окнами грохотало так, что звенели стекла и сотрясался помещичий дом. Где-то над карнизом крыши бился оторванный лист жести. Вдруг в окна сильно забарабанило, как сторож трещоткой.

— Никак, батюшки, град! — испуганно воскликнула Василиса.

— Град, бабушка, — подтвердила Лена и снова толкнула меня плечом, хотя я уже не дремал. Посмотрев на меня, она с укором тихо произнесла: — Бессовестный… какой!

Мне неожиданно стало стыдно.

— Да нет же, — залепетал я, — это я так… притворился.

Чтобы больше не дремать, я сказал Василисе:

— Пойду осмотрю дом. Это мне поручено. Скоро вернусь.

Не получив никакого ответа ни от Василисы, ни от Лены, я встал и направился из кухни в большую комнату — столовую. Мне надо побыть одному, обязательно одному. Пусть обижается Лена.

Какое мне теперь до нее дело! Мне надо собраться с мыслями.

«Зачем же она все-таки пришла, несмотря на дождь? Кто ее сюда послал? Наверное, Федора? Конечно, она».

И вот я в просторной комнате — столовой, где мы благодаря Василисе застали мятежников врасплох. В комнате все уже убрано и подметено. Нет в углу соломы, на которой, как свиньи, лежали Климов и Егор. Прибран диван, где безмятежно спал Васильев. Сдвинут в угол большой стол, за которым они пили и замышляли недоброе.

Открыл дверь в спальную. Здесь Василиса тоже все успела убрать, даже постель Тарасова. Но шкафы с книгами не были заперты. На столике лежали отобранные мною книги. И вот я обнаружил дверь — вернее, очертания двери, — которая вырисовывалась под обоями.