Писцу явно захотелось спать, и он осмелился написать:

«Дремота неприятная в сем рядке (строке) помешахося».

А другой прервал работу потому, что «сести ужинат с салом рыбьим».

Третьему насекомые мешали красиво и четко выводить буквы: «О горе! Свербить — полести (пойти) мытись. О святой Никола, избави коросты сеа!..»

Нынешние исследователи — историки и библиофилы, когда попадаются им старинные рукописные книги, сам церковный текст обычно не читают, а любуются и со вниманием рассматривают изящные миниатюры и буквицы, а также ищут надписи на первой странице, на последней или в середине книги на полях. Узнают они, кому книга когда-то принадлежала, а то прочтут что-нибудь вроде вышеупомянутых фраз, да, случается, наткнутся на такое, что только головой покачают с усмешечкой.

4

 те годы многие задумывались о прошлом Руси, с увлечением читали в летописях рассказы о деяниях могущественных государей, таких, как великие князья Руси Владимир Святославич и его сын Ярослав Мудрый, которые сумели объединить под своей державной властью многие земли русские. Мыслящий человек конца XIV века скорбел, наблюдая оскудение Руси Киевской и других южных и западных русских земель, попавших под власть Литвы.

И еще он видел, как враждуют меж собой Новгород и Москва, Тверь и Москва. Приходилось ему каждый год отдавать накопленные своими трудами гроши, как дань ненавистной Орде.

Но он видел также, как Москва поднимается, мало-помалу прибирая к себе соседние княжества. И грезилось ему, что Москва рано или поздно сплотит вокруг себя все те земли, где люди разговаривают на языке русском, те земли, какими в древние времена владели Владимир Святославич и Ярослав Мудрый. В Западной Европе исторические хроники и церковные книги, как правило, писались и переписывались на языке латинском, непонятном простому народу. На Руси язык церковнославянский, книжный, хоть и отличался от языка разговорного, однако был общедоступен для всех.

Оттого-то и читали и перечитывали грамотные русские люди летописи и другие сочинения, которые переписывались особо тщательно. Такое дело нельзя было доверить «владычным робятам».

Летописи не переписывались бездумно, в них вставляли отдельные куски из прежних летописей, которые велись в других городах, в других княжествах, вставлялись целые повести, такие, как «Повесть о разорении Рязани Батыем», как «Житие Александра Невского» и другие. Так составлялись летописные своды.

В один из летописных сводов вошло «Поучение Владимира Мономаха» — князя Переяславля-Южного, а с 1113 по 1125 год — великого князя киевского.

Владимир рассказывал о воинских походах, рассуждал о мирных разрешениях споров между князьями, о воспитании юношества…

Тот древний свод увидел тесть Дмитрия Донского, князь суздальско-нижегородский Дмитрий Константинович, и заказал монаху нижегородского Печерского монастыря Лаврентию его переписать. Позднее свод где-то погиб, а переписанная летопись 1377 года до нас дошла. Историки назвали ее Лаврентьевской…

Сохранилась и Лаврентьевская, так называемая Радзивиллова летопись — «лицевой», то есть со многими картинками-миниатюрами, свод конца XV века. Всего этих картинок там — 618.

Как она попала к польско-литовскому магнату князю Радзивиллу — неизвестно. В конце XVII века поляки подарили ее царю Петру. На большинстве картинок изображено множество людей: конные или пешие, они чаще всего сражаются, иногда идут походом, иногда что-то строят, о чем-то беседуют.

Историки доказали, что многие из этих миниатюр были скопированы из более древнего лицевого свода. Они назвали их «Окна в исчезнувший мир». Например, на некоторых из них были изображены такие мечи, с которыми сражались русичи XII века.

Лицевых сводов было несколько, и составляли их летописцы на основании более древних лицевых сводов, может быть, даже XI века. Их читали, и перечитывали, и разглядывали картинки по многу раз. Они служили учебниками для тогдашних детей, изучающих историю Руси. Так наши далекие предки еще с детства узнавали историю родной страны и приобщались любить и почитать ее прошлое…

Самым полным историки считали летописный свод, составленный в Троицком монастыре при преемнике Сергия Радонежского игумене Никоне и получивший название «Троицкая летопись». Ею пользовались историки XVIII века В. Н. Татищев и М. М. Щербатов, а также историк и писатель начала XIX века Н. М. Карамзин. Страшна была судьба этого ценнейшего сокровища русской истории. Оно сгорело во время пожара Москвы 1812 года, когда погибло все замечательное собрание древних рукописей графа А. И. Мусина-Пушкина, в том числе и единственный список «Слова о полку Игореве».

5

еликий князь Василий Дмитриевич, его братья, бояре видели в духовенстве верных союзников. Они жертвовали монастырям, и в том числе Троицкому, огромные луга, леса, пашни вместе с деревнями и крестьянами, соляные варницы, бобровые гоны, отдельные озера и рыболовные ёзы[42].

И другие монастыри получали богатые вклады. Еще раньше князья предоставили им прибыльное право во всех городах беспошлинно торговать любыми товарами. Они занимались ростовщичеством, выпрашивали у князя московского, у других князей пустующие угодья. Они покупали, меняли земельные владения. Обедневшие князья, случалось, закладывали свои земли монастырям, но выкупать обратно у них не хватало средств, и те владения переходили «святым старцам». Еще хуже бывала участь вольных землепашцев: нужда заставляла их идти в подчинение, в кабалу монастырям.

Как относились сами хлебопашцы к своему закрепощению? Иногда шел народ на своих поработителей-монахов. На древних пергаментах летописей почти нет упоминаний о подобных делах, но в церковных книгах нередко говорится о «злодеях татях», нападавших на «благочестивых» монахов. Было такое и раньше, в XIV веке, было и позднее. Шли в тати-разбойники именно те крестьяне, какие не желали надевать на себя ярмо крепостного раба.

В течение XV и последующих веков иные монастыри — прежние убогие трудовые общины — постепенно богатели. В них вместо малых деревянных церквиц строились каменные храмы. Окружались те монастыри неприступными каменными стенами, бывало, выдерживали они не одну осаду врагов. И самым неприступным для врагов был все тот же монастырь Троицкий…

Троицкий монастырь славился своей ювелирной мастерской. Некоторые виды тонкого ювелирного мастерства после нашествия Бату-хана вовсе исчезли, другие пришли в упадок и вновь стали развиваться лишь с начала XIV века, сперва в Новгороде, потом при княжеских дворах Твери и Москвы, с конца XIV века в Троицком монастыре.

Привозное золото и серебро превращалось в различные высокохудожественные изделия — чары, кубки, рукояти оружия, предметы церковного обихода, мелочи, вроде украшений на одежду. Все это менялось или продавалось, или князья забирали себе либо отвозили как дань и дары в Орду. А там драгоценный металл безжалостно расплавлялся, чеканились монеты — уже другими правителями, монеты снова превращались в золотые и серебряные вещи, которые берегли их владельцы. И опять вещи расплавлялись, превращались в монеты уже третьими правителями.

Вот почему лишь ничтожная доля художественных сокровищ прошлого — из найденных кладов, из монастырских ризниц, из сундуков отдельных богачей — теперь перешла в наши музеи и там хранится как ценнейшее народное достояние.

А мы поражаемся высокому искусству тех, кто столь тщательно и с большим вкусом создавал эти драгоценные предметы.