Закипела сеча, загорелись деревянные постройки. Русичи в отдельных местах сопротивлялись отчаянно, рубились, пока рука либо меч, либо топор держала. Резня шла весь день но всему истерзанному и оскверненному Кремлю. Многие заперлись в храмы, но и там не находили спасения. Без пощады убивали всех подряд — мужчин, женщин, младенцев.

Записал летописец: «От юного и до старца, мужска полу и женска, — ти вси посечены быша, а друзии огнемъ изгореша, а инии в воде истопоша…»

Летописцы особо отметили, что кремлевские храмы были до самых стропил набиты книгами, снесенными туда с церквей всей Москвы и из ближайших сел. Большая часть книг была церковного содержания, иные из них украшались тончайшего мастерства картинками-миниатюрами… Там были и огромные исторические и художественные ценности — летописные своды, списки «Слова о полку Игореве»; иные неизвестные высочайшего полета поэмы, исполненные мудрости поучения философов, блистающие пересмешками народные побасенки…

Все-все превратилось в пепел, погибло безвозвратно.

Записал летописец: «И бяще дотоле, преже видети, была Москва град велик, град чюден, град многочеловечен, в нем же множество людий, в нем же множество господьства, в нем же множество всякого узорочья. И пакы в едином часе изменися видение его, егда взят бысть, и посечен, и пожжен. И видети его нечего, разве токмо земля, и персть (пыль), и прах, и пепел, и трупиа мертвых многа лежаща…»

Разгромив Москву, Тохтамыш разослал тумены по ближайшим городам. Пали Можайск, Звенигород, Руза, Дмитров, Боровск, Юрьев-Польской, Переславль-Залесский. Но ордынцы, подступившие к городу Волок-Ламскому, наткнулись на стоявшую там рать Владимира Андреевича Храброго и были разбиты.

Бежавший темник того тумена, чтобы оправдаться перед Тохтамышем, рассказал ему о несметных якобы силах русов. А тут подоспела весть, что коназ Дмитр с большим войском приближается.

И Тохтамыш счел благоразумным отступить со всем награбленным добром, а уцелевших жителей «в плен поведоша, аки скот».

По пути он повелел спалить и разграбить город Коломну. Его тумены переправились через Оку, вторглись в пределы рязанские, начали уничтожать подряд все города и селения. Множество рязанцев погибло или было уведено в неволю, князь Олег Иванович бежал с семьей в Литву. А Тохтамыш вернулся в Орду…

С той поры многие и многие годы вспоминали на Руси, какие потоки крови на Москве лились, называли тот погром Тохтамышевым разорением.

6

митрий Донской с войском возвратился в Москву в начале сентября. Настали самые тяжкие дни его жизни. Он «видеша град взят, и пленен, и огнем пожжен… а людий побитых трупиа мертвых без числа лежаще. И о сем сжалиси зело (очень), яко и расплакатися има с слезами».

Взирая на множество валявшихся всюду трупов, на пожарища, на закоптелые храмы, башни и стены Кремля, Дмитрий вспоминал всю свою жизнь. С малых лет довелось ему всего себя отдать делу освобождения Руси от монголо-татарского ига. Неужто напрасно полегло столько русского воинства в битве при Воже, в великой битве на поле Куликовом? Неужто слава тех побед растаяла, как первый сентябрьский случайный снег? Тогда все князья, идучи на врага, сплотились под единый стяг Москвы, а на сей раз все они словно волки разбрелись в разные стороны. И Москва, оставшись одинокой, потерпела столь страшный урон. Да не потерпела бы! Сами осажденные посадские поддались обману и отворили ворота.

Понимал Дмитрий: горевать некогда. Первым делом начали хоронить убитых. Летописи сообщают, что за погребение восьмидесяти трупов платили по рублю, а всего было выдано из великокняжеской казны триста рублей. Значит, погибло в Москве двадцать четыре тысячи человек. Младенцев тогда не считали.

Дмитрий разослал по ближним городам и селениям гонцов — спешно рубить лес, везти в Москву. И пошел по всей Москве перестук и перезвон топоров. Так уж во все времена повелось на Руси: какой бы страшной для народа беда ни была, духом не падать, слез не лить, а, засучив рукава, приниматься за работу.

Тем временем воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский с войском пошел на Рязанскую землю — наказать князя Олега за то, что не помог Москве. Не успел Олег вернуться из Литвы, как снова пришлось ему туда бежать.

Прошел Боброк-Волынский через все Рязанское княжество, вторгся в пределы нижегородские и суздальские.

Престарелый тесть Дмитрия Донского — князь Дмитрий Константинович спешно послал к зятю своих бояр. И те униженно молили князя московского сменить гнев на милость и всячески оправдывали своих княжат, будто бы, когда они уговаривали осажденных москвичей отворить ворота, обманул их коварный Тохтамыш. Возможно, и княгиня Евдокия молила мужа простить ее отца и ее братьев. Дмитрий смилостивился и повелел Боброку-Волынскому повернуть войско вспять.

И еще у Дмитрия было дело — вызвать беглого митрополита в Москву.

Не случайно Киприан укрылся именно в Твери, знал он о прежней вражде между Москвой и Тверью. Знал и Дмитрий, что князь Михаил Александрович окружил митрополита пышностью и лестью, на пирах закормил: не собирался ли тверской князь вовсе переманить его на постоянное жительство в свой стольный град?

Дмитрий послал двух своих верных бояр звать митрополита в Москву.

Киприан приехал. Сперва при боярах Дмитрий подошел к митрополиту под благословение. А когда остались они вдвоем, он выпрямился, пронзил владыку гневными очами и повелел ему немедля уезжать из Москвы. Записал летописец: «Съеха Киприян митрополит с Москвы на Кыев, разгневася бо на него великий князь Дмитрей Ивановичь того ради, яко не сидел в осаде на Москве…»

Был вызван из чухломской ссылки самозваный митрополит Пимен. Но в народе он совсем не пользовался уважением, да вскоре и умер. Осталась Русь без митрополита.

Только после смерти Дмитрия Киприан смог вернуться в Москву и правил митрополией еще шестнадцать лет.

Тревожно жилось в Москве. Узнали, что Олег рязанский собирается с войском. Но вынужден он был пойти на переговоры и подписать «вечный мир» с Москвой, более того, он признал себя «братом молодшим» Дмитрия. Долголетняя вражда между Москвой и Рязанью кончилась пышной свадьбой сына Олега и дочери Дмитрия…

Прибыл в Москву посол Тохтамыша, Дмитрий принял его с «честью великой», с подарками, угощал обильными пирами. Смирились москвичи, головы наклонили. Пришлось им отправить в Орду и дары, и дань, с каждой деревни собирали по полтине серебром; по тем временам это было очень тяжело.

Бедою Москвы вздумал было воспользоваться неуемный Михаил Александрович тверской. Он нарушил мирный договор с Дмитрием и собрался, в который раз, домогаться ярлыка на великое княжение, однако поехал в Орду не «прямым путем, а околицами».

Узнав об этом, Дмитрий направил в Орду своего старшего сына, четырнадцатилетнего Василия с боярами. Они поехали в надежде получить ярлык для Дмитрия.

Тохтамыш, чтобы ослабить Москву и разжечь на Руси вражду, вручил ярлык Михаилу, а юный Василий был задержан в Орде как заложник. Два года он там томился, а потом ему удалось бежать.

Толку от того ярлыка Михаил не добился никакого. Все равно, как и прежде, великим князем почитали в народе Дмитрия Донского. Ничего не оставалось Михаилу, как спрятать бесполезный ярлык в сундук, а самому заняться тверскими делами.

Жил он долго. Пришлось ему оставить прежние властолюбивые помыслы. Он много заботился об украшении города. При нем был выстроен в Твери белокаменный Кремль с белокаменным собором. Он покровительствовал любителям грамоты, переписчикам книг и иконописцам и скончался в глубокой старости в 1399 году…

7

 1386 году состоялся брак между литовским великим князем Ягайло и польской королевой Ядвигой. Это событие вначале на Руси не считали особо замечательным. Но впоследствии оно оказало большое влияние на всю историю Восточной Европы.