В Москве понимали, что не ехать — значит возбудить подозрения Золотой Орды, а ссориться с нею тогда никак было нельзя, ведь Михаил тверской неминуемо воспользуется той ссорой и опять поедет в Литву звать своего зятя Ольгерда и его полки на Москву, да хуже того — еще отправится в Орду залучать того Мамая в союзники.

Одни бояре полагали: ничего не поделаешь, надо Дмитрию ехать, но рассказывать Мамаю не все задумки, а самые тайные утаить. А другие бояре советовали до поры до времени обождать отправляться в путь далекий.

Ехать или не ехать?

В народе хорошо помнили, какая в былые годы страшная участь ждала в Золотой Орде иных князей, не грозит ли такое худо их молодому любимцу?

Летописцы иной раз приукрашивали. Было ли такое на самом деле, либо не было, а они писали, что в тот год знамения пошли на земле и на небе. Какие-то черные пятна, подобные гвоздям, выступали на солнце; в Городце на Волге молния разрушила и сожгла монастырь, и много монахов погибло; туман столь густой пал на землю, что птицы не могли летать; скотина падала от страшного мора; небывалая засуха продолжалась все лето, голод обрушился на Русь; в Нижнем Новгороде снег выпал ранней осенью и засыпал все дворы выше ворот.

— Не езди, княже, не езди в Орду, голову там сложишь, — взывал к Дмитрию кто из простых людей, когда встречал его на кремлевской площади.

Собирались бояре на совет, думу думали, иные из них толковали, что не надо ехать, куда вернее будет повременить, обождать. Но Другие доказывали: ехать надобно без промедления, любят в Золотой Орде подарки дорогие. Увидит Мамай серебряные чары да многие собольи сорока (сорок шкурок в связке) и подумает: лучше каждый год богатую дань получать да торговать с Москвой прибыльно, нежели дружбу терять.

— Не надо тебе, брат, ехать, — сказал юноша Владимир Андреевич.

Сам он в тот раз не мог сопровождать любимого двоюродного брата — ожидал из Литвы вестей, когда сватов посылать. А на этот брак его с дочерью Ольгерда весьма рассчитывали в Москве, надеялись, что, может, породнившись, перестанет великий князь литовский дружбу водить с Михаилом тверским.

— Благословляю тебя, сыне мой, ехать, — сказал митрополит Алексий.

— Поеду! — твердо сказал Дмитрий. — Я и сам знаю, о чем расскажу нехристю, а чего утаю.

Был он теперь не прежним юношей, какой слушался советов бояр и митрополита. Двадцать лет ему исполнилось, он стал мужем, уверенным в себе, сам решал, когда и как надо поступать.

Выехали из Москвы 15 июня 1371 года. Поездка была обставлена с пышностью неслыханной. Дмитрия сопровождало многое число бояр. Все они соперничали друг с другом богатым вооружением, статью коней, солнце горело на их островерхих шишаках и на кольчугах. Следом за ними ехали дружинники, сотни слуг вели под уздцы коней, груженных вьюками.

Еще ни один русский князь не ездил в Золотую Орду с таким блеском, с такими богатствами. В Москве хотели не только задобрить Мамая и татарских вельмож, не только договориться по-мирному о многих делах, но и поразить ордынцев возросшим могуществом Руси.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Загремели первые грозы

1

митрий и его спутники прибыли в Сарай-Берке. Но там ему пришлось ждать несколько дней, пока всесильный повелитель Золотой Орды Мамай не соблаговолил его принять.

В шатер Дмитрий вошел один. Богатырь с виду, встал он посреди и смело взглянул на Мамая.

А тот, маленький, тщедушный, в окружении телохранителей восседал на шелковых подушках, поджав ноги, и своими хитрыми черными глазками внимательно изучал коназа русов. Оба долго молчали…

Как выглядел Дмитрий, мы знаем из древнего «Слова о Дмитрие».

«Беаше (был) же сам крепок зело и мужествен, и телом велик, и широк, и плечист… и тяжек (дороден) собою зело, брадою же и власы черн, взором же дивен зело…»

Больше месяца прожил Дмитрий в Орде. Сколько раз встречался он с Мамаем на тайных, только с одним толмачом, беседах, сколько раз виделись они на многолюдных пирах — неизвестно; все богатства, какие Дмитрий привез с собой, все роздал щедрой рукой не жалеючи.

Вел он себя на переговорах, как всегда в жизни: спокойно, осторожно, осмотрительно, с достоинством, стремился внушить к себе доверие. Он убеждал Мамая, что нечего тому опасаться Москвы, напоминал, что еще от деда его, Ивана Калиты, пошла дружба между Москвой и Ордой. А тем временем бояре московские втихомолку подкупали собольими шкурками того или другого ордынского вельможу.

Мамая смущала молодость коназа московского. Но Москва добросовестно выплачивает ежегодную дань-выход. Золотоордынские купцы караванами ездят в Москву и с большой выгодой там торгуют. А врагов у Мамая и в самой Орде и за ее пределами много больше, нежели куропаток в степи. Мамай понимал: лучше с Москвой жить в мире…

Наконец он решился и в торжественной обстановке во всем ему покорный хан вручил Дмитрию ярлык на великое княжение.

Записал летописец: «На ту же осень князь великий Димитрей Ивановичь выиде из Орды… все по добру и по здорову, такоже бояры его и слуги. А княжения великого под собою подкрепи, а супостаты свои и супротивники посрами».

Под супостатами и супротивниками Дмитрия летописец, очевидно, разумел соседей Москвы — Михаила тверского и Олега рязанского.

Михаил тверской, когда был в Орде, задолжал там за свой, оставшийся бесполезным, ярлык десять тысяч рублей и оставил в заложниках сына Ивана. Дмитрий уплатил за княжича сполна и повез его с собой как пленника. Только через год отец смог его выкупить.

Москва, конечно, стала много богаче Твери. Но в тот раз щедрость Дмитрия крепко ударила по «людишкам» городским и сельским — платить-то им пришлось как бы не в два раза более, нежели прежде. Говорится в летописи: «И бышеть от него (от Дмитрия) по городам тягость данаа велика людям».

Понимали в народе: надо Москву поддержать, надеялись, может, в последний раз так нещадно тянут княжеские тиуны. А иным беднякам, случалось, и отдавать было нечего. Сбегали такие с семьями в глухие края, где их не достать; там, на новых местах, жить начинали…

Дмитрий был в Орде, когда поднялась война между Москвой и Рязанью за слободу Лопасню, которую отняли рязанцы у своего соседа еще при Иване Красном.

Князь Олег рязанский, ни разу не испытавший силы Москвы, идучи в поход, похвалялся, что его воины перевяжут москвичей без боя, однако в первой же битве возле села Скорнищева потерпел от воевод московских сокрушительное поражение. Летописец записал, что рязанцы «падали, аки снопы».

Но Дмитрий не успел воспользоваться победой. Опять поперек его дороги встал неуемный Михаил тверской, которому снова удалось заключить союз с зятем Ольгердом. В третий раз литовцы и тверичи двинулись на землю Московскую. Они пожгли Дмитров и Переславль-Залесский, а заодно и Торжок, разбили новгородскую рать. Их поход сопровождался не только поджогами, по пути они грабили жителей, убивали всех тех, кто не успел убежать.

Дмитрий собрал московские полки и полки подручных ему князей и повел соединенную рать на Ольгерда.

Возле города Любутска противники встретились. Несколько дней стояли они друг против друга, глубокий овраг разделял их. Ни одно войско не решалось первым перейти рубеж.

В конце концов был заключен мир. Ольгерд повернул свои полки, Дмитрий обязался не мстить Михаилу, новгородский наместник смог возвратиться в Торжок. Только теперь была торжественно отпразднована давно задуманная свадьба Владимира Андреевича серпуховского с дочерью Ольгерда Еленой…

2

есь следующий, 1373 год выдался необычно тихим. А затем новая напасть подобралась к Москве.