Кто же займет митрополичью кафедру? Началась между высшими иерархами борьба.

Дмитрий решил воспользоваться церковными смутами. Он пожелал, чтобы новый митрополит являлся бы его ставленником, ему во всем покорным.

Служил тогда в Коломне молодой священник Михаил. Человек, несомненно, большого ума и красноречия, он знал несколько языков, много читал книг, церковных и светских.

Дмитрий обратил на него внимание, приблизил его к себе, взял в духовники. Он любил слушать умные речи своего собеседника, был также ему по душе его громогласный бас на церковной службе. И он пожелал видеть его митрополитом.

Алексий отказался назначить Михаила своим преемником. Сергий Радонежский, неизменно поддерживавший Дмитрия в борьбе с Ордой, в борьбе за единение Руси вокруг Москвы, на этот раз пошел против него. В своем послании он увещевал Дмитрия, прямо называл княжеского подопечного «чревоугодником».

Дмитрий понял, что настало время действовать решительно. Он вмешался в церковные дела. По его настоянию однажды утром Михаил был пострижен в монахи, а в тот же день, после обеда, рукоположен архимандритом (начальником) Спасского монастыря в Кремле.

Алексий умер.

Забурлили среди архипастырей страсти. Четверо из них пожелали занять почетную кафедру. Записал тогда летописец: «Многа брань бысть и молва меж них».

Дмитрий никого из них не хотел слушать, настоял на своем и отправил Михаила в сопровождении свиты в Константинополь в надежде, что вселенский патриарх, польстившись на московское золото, рукоположит в митрополиты его ставленника.

А по дороге на корабле, посреди Черного моря, при невыясненных обстоятельствах, Михаил скоропостижно скончался. Летописцы никак не объясняли его внезапную смерть. Возможно, он был отравлен кем-либо из своих спутников.

Еще по пути в Константинополь старший из свиты Михаила архимандрит Горицкого Переславль-Залесского монастыря Пимен обнаружил среди вещей покойного два чистых листа пергамена с подвешенными к ним государственными восковыми печатями.

Не долго думая, он вписал на одном из листов «ходатайство» великого князя к патриарху с просьбой рукоположить в митрополиты не более не менее, как его, Пимена — словом, совершил самый откровенный подлог.

Корабль прибыл в Константинополь, и Пимен предъявил патриарху это ходатайство. Но тот, подозревая недоброе, медлил надеть на Пимена белый митрополичий клобук.

Тогда Пимен совершил второй подлог: на другом чистом листе пергамена с печатью он написал заемный вексель от имени Дмитрия; итальянские и восточные купцы дали под вексель золото. Это золото перешло в руки патриарха и его приближенных и решило дело в пользу Пимена. Мошенник был рукоположен в митрополиты и отправился в обратный путь.

Путешественники благополучно пересекли Черное и Азовское моря, в устье Дона перебрались на речные ладьи и поплыли вверх по реке. Спутники Пимена послали в Москву гонца с доносом.

Дмитрий, бояре и духовенство узнали о подлоге и всполошились. По приказу Дмитрия самозваный митрополит в пути был задержан, с него сорвали белый клобук, посадили его в простую телегу и без заезда в Москву отправили в ссылку в дальний заволжский город Чухлому. За всеми этими церковными передрягами пристально следил Киприан — митрополит Киевский и всех прочих подвластных Ягайле православных земель. Был он по происхождению болгарин, считал себя верховным владыкой и в Литве, и на Руси.

Еще при жизни Алексия он попытался было с согласия патриарха Константинопольского сместить престарелого митрополита. Но тогда все русские церковные иерархи и Дмитрий с боярами воспротивились домогательствам Киприана.

Теперь честолюбец решил, что настало его время. Снова заручившись поддержкой патриарха, в сопровождении большой свиты он отправился в Москву.

Дмитрий понимал: не будет Киприан по его воле ходить. Не бывать такому митрополиту в Москве! И он послал навстречу Киприану отряд своих дружинников. Возле Тулы они задержали богато изукрашенный возок, подняли его вместе со владыкой на руки и повернули дышлом на обратный путь.

В глубочайшей обиде на Дмитрия и на его бояр Киприан вынужден был вернуться в Киев. Но своих намерений — быть митрополитом и в Киеве, и в Москве — он не оставил.

Бесчестие Киприана произошло за несколько месяцев до Куликовской битвы. Вот почему Дмитрий отправился получать, как гласит легенда, «благословение» к Сергию Радонежскому в Троицкий монастырь. Вот почему после победы, когда все жители московские, от мала до велика, торжественно вышли встречать русское воинство, православная церковь осталась в стороне от всеобщего ликования и радости народной.

А церковные дела все больше запутывались. Архипастыри понимали, что без высшего духовного владыки Северо-Восточной Руси разлад в делах церковных будет продолжаться.

В конце концов они уговорили Дмитрия, и тот вынужден был уступить. В Киев был отправлен посол с приглашением Киприану прибыть в Москву.

Летом 1381 года Киприан приехал в сопровождении пышной свиты греческого и киевского духовенства. Он совсем не знал Руси Северо-Восточной, ему были чужды чаяния русских людей, смотревших на Москву как на сердце и надежду будущей Руси. И разумеется, он продолжал таить злобу на князя московского Дмитрия Ивановича Донского.

Дмитрий хоть и скрепя сердце, но встретил нового митрополита как должно — «с великою честью, и весь город изыде на сретение (на встречу) ему. И бысть в тот день у князя великого пир большой на митрополита…»

А пиры Дмитрий всегда любил. В немногие дни покоя между войнами и походами он устраивал пышные празднества, случалось, князья, бояре, духовенство, иноземные послы по три дня не выходили из-за стола и поглощали множество различных блюд, выпивали бочки меду.

Но после того пира в честь нового митрополита не пришлось Дмитрию отдыхать. Опять сгущались тучи на русском небосклоне.

2

отери в московском войске на Куликовом поле были весьма ощутимыми. А полки нижегородские, суздальские, рязанские и тверские в битве не участвовали и урону не понесли. Прослышав о московской убыли, подняли головы князья — давние соперники и завистники Москвы. Опять потянули они врознь, каждый из них начал потихоньку поговаривать со своими боярами: не поехать ли в Золотую Орду домогаться ярлыка на великое княжение помимо Москвы?

Но в Золотой Орде пошла такая «замятня», что князья решили обождать, посмотреть, как там дела повернутся.

После Куликовской битвы Мамай отнюдь не счел себя побежденным. Возвратившись в низовья Волги, он начал собирать новые тумены, искать новых союзников, готовиться к новому походу на Москву.

Но тут показал свои когти хан Белой Орды Тохтамыш, последние годы терпеливо дожидавшийся, когда придет и его благоприятное время. Персидские и арабские летописцы превозносили его решительность, смелость, осторожность, искусство в бою. Был он беспредельно жесток, много своих родичей-ханов умертвил прежде, нежели сам утвердился владыкой Белой Орды.

С быстротою невиданной Тохтамыш собрал огромное войско и двинулся на Мамая. На речке Калке, на той самой, где некогда впервые русское войско встретилось с татаро-монголами, столкнулись обе рати. И тут произошло для Мамая неожиданное: один за другим его темники, на каких он полагался, оказались предателями, повели свои тумены в лагерь Тохтамыша и присягнули ему. Мамай бежал в Крым, в город Кафу, к генуэзцам, коих считал своими союзниками.

Там его приняли с почетом, обещали оказывать всемерную помощь, а через несколько дней умертвили и послали сказать Тохтамышу, что будут ему покорны.

Так бесславно погиб долголетний враг земли Русской.

Тохтамыш провозгласил себя великим ханом. Кончилась «замятня», почти тридцать лет подряд изнурявшая Орду. Встало за степями в низовьях Волги, от Каспийского моря до Аральского и далее — к Амударье и Сырдарье новое могучее государство.