Вот еще немаловажная для истории Москвы тайна, какую предстоит разгадать.

На торгах ежедневно толокся люд: одни продавали, другие покупали. В воскресные дни всегда, в любую погоду, собиралось много народу. И были особые дни, когда вся площадь и ближние переулки оказывались забитыми всяким людом, а по Москве-реке теснились одна к одной ладьи. В такие дни происходил «великий торг», то есть ярмарка.

Ярмарка собиралась ежегодно и продолжалась обычно три дня.

Много тогда народу приходило, приезжало, приплывало в Москву! Вновь после оскудения из-за ордынских набегов поднимались на Руси разные ремесла. Кузнецы, гончары, кожевники, столяры, плотники, другие ремесленники — московские и из ближних сел — раскладывали изделия своих рук на длинных столах, сколоченных из жердей, или прямо на земле, или в особых, защищенных от дождя лабазах.

Всего того, что продавалось на тогдашнем московском торге, просто невозможно перечислить — так он был богат и разнообразен…

И был он шумным. Продавцы и покупатели переговаривались, торговались между собой долго, после удачной сделки хлопали друг друга по плечам и ладоням и пересмеивались, но, бывало, и спорили, бранились, даже до драки доходило дело.

Изредка длиннобородые бояре степенно вышагивали, приценивались к украшениям для своих жен, встречаясь с другими боярами, кланялись взаимно, на приветствия посадских едва отвечали кивком головы.

На церковной паперти нищие калеки и слепцы пели тихими голосами молитвы, протягивали руки за подаянием.

Много народу толпилось на ярмарке — и те, кто был побогаче, и холопы, какие пришли не столько покупать, сколько потолкаться. Крестьянки с ближних сел, в белых, до пят длинных, с цветными вышивками холщовых сарафанах, с красивыми кокошниками на головах, приехали с мужьями торговать всем тем, чем богата была тогдашняя деревня. Продавали шерсть, холст, мед, воск, овощи, яблоки, другие фрукты, жито — ржаное и ячменное, крупу, птицу, яйца, молоко. Мужья-крестьяне брали своих жен как советчиц на такое важное дело, как покупка или продажа коня, коровы, овцы.

Расхаживали и женщины-москвички, те, кто был победнее. А боярыням с дочерьми полагалось дома оставаться, там они вели все хозяйство, пряли, ткали, вышивали, ходили только в церковь…

И вдруг бубны зазвенели, громкий хохот раздался. Толпа расступилась. Откуда ни возьмись, явились ряженые — с криками, шуточками, прибауточками. На одном личина была напялена — маска с рогами, другой надел вывернутую наизнанку шубейку на козьем меху, третий вовсе бабой переоделся — в сарафане, в пестром платке, еще один вел ручного медведя.

Да это скоморохи объявились! Их тотчас же окружили, со смехом начали слушать, хлопать в ладоши.

— Свят, свят! Сгинь, сгинь! — То длиннобородый дьякон церкви Параскевы Пятницы, тряся посохом, грозился народному веселью.

Ох, не по нутру были церковным властям скоморохи! Из-за этих озорников православный люд вместо молитв предавался греховным «игрищам бесовским». Сколько негодующих слов произносилось в церковных проповедях, провозглашались запретные указы; скоморохов изгоняли из иных городов.

А все равно неугомонные не унимались, продолжали забавлять простой народ своими шуточками, насмешничали даже над боярами. Только великого князя не задевали, за такое их могли до смерти забить батогами…

4

друг разом все стихло. Скоморохи смолкли, заторопились, скрылись в ближнем переулке, потащили за веревку упирающегося медведя.

И опять толпа расступилась. Вдоль лавок золотоордынских купцов медленно вышагивал невысокий человек в одежде боярина. Свита сопровождала его. Он попросту заговаривал с одним купцом, с другим, приценивался к товарам, в руках нес «калиту» — кожаный мешок с отделениями, украшенный вышивкой, вроде теперешней сумки. Одну такую сумку, правда, более позднего происхождения, нашли в Москве во время археологических раскопок под подъемным мостом Кутафьей башни.

— Кто сей вельможа? — спрашивали заморские купцы москвичей, указывая на невысокого человека с калитой в руках.

— То не вельможа, а наш великий князь Иван Даниилович, — отвечали москвичи.

Те дореволюционные историки, кто пытался приукрашивать деяния московских князей, утверждали, что Иван Даниилович потому ходил с калитой по торжищу, что раздавал бедным деньги.

Сомнительно! Все действия этого умного и проницательного князя говорят о его осторожности, бережливости. «Опасливым» прозвали его.

Русский народ всегда любил насмешничать. Москвичи прозвали своего князя Калитой не за щедрость, а, наоборот, за скупость, за расчетливость, за умение приобретать. Он в своих завещаниях все, что сумел накопить, до последнего малого серебряного перстенька не забывал поминать. Молва ходила о его богатствах, припрятанных в сундуках, в кладовых, запертых железными засовами с хитроумными замками.

Но не об одном личном обогащении думал он. Вся его жизнь, все его поступки доказывали, что в равной мере пекся он об усилении земли Московской. Он считал, что для сего великого дела пригодны любые способы — и правые, и вероломные.

Тогда размножились отдельные княжеские роды, особенно в Стародубском княжестве, что лежало к востоку от Владимира. Да и другие уделы дробились; случалось, иные князья владели вовсе двумя-тремя деревеньками. В народе их насмешливо называли «княжатами», говорили: на семь князей один воин.

Иван Калита ссужал деньги под высокие проценты таким обедневшим князьям. Отдавать долги они не всегда могли, и он подчинял их своей власти. Они хоть и оставались в своих уделах, но всецело подчинялись Москве или вовсе переходили на службу Ивану Данииловичу.

И сам он и его бояре разными путями приобретали в других княжествах владения. Так Москва мало-помалу простирала свою власть на соседние земли.

Иван Калита выдал замуж своих дочерей. Одну за ростовского князя, другую за белозерского, третью за ярославского. Зятья постоянно проживали в Москве у «хлебосольного» тестя, а править их уделами он посылал своих наместников. Так исподволь те княжества становились в полную зависимость от Москвы.

От московских наместников-воевод жители тех княжеств терпели притеснения и поднимали восстания. Так, в одном древнем литературном произведении упоминается о возмущении народном, какое вызвали в Ростове насилия новых властей: «…възложиста велику нужю (нужду) на град, да и на вся живущая в нем, и гонение много умножися…»

«Собирателем земли Русской» называли князя московского. Не на поле брани с внешними врагами, а с подмогой татарской победил Иван Калита Тверь. «Примыслами» и «прикупами» поднял он могущество Москвы. Простые люди — посадские, ремесленники, крестьяне — по всем владениям московским трудились усердно, и их трудами крепло государство Московское. Площадь его с начала столетия увеличилась в несколько раз. Множилось число жителей и в самой Москве, и по всем городам и селениям земли Московской.

Обогащалась Москва благодаря приумножению торговли и ремесел, обогащалась за счет усиления гнета землевладельцев над крестьянами и холопами, а также за счет новых, более тяжких налогов, какие возложил на своих подданных Иван Калита. Его называют правителем мудрым. При нем были введены новые законы, но так уж выходило, коли судился богач с бедняком, дело выигрывал богач.

А дань-выход Орде тяжким бременем давила всех людей московских и всю Русь. С помощью местных князей Иван Калита взимал ту ежегодную дань со всей Руси, взимал неуклонно, беспощадно, а когда и жестокими мерами. И без опоздания, точно в срок, отвозилась дань в Золотую Орду…