Алима привели в консульскую башню. Гондольфо немедленно послал за толмачами. Начался допрос.

— Кто ты и откуда? — спросил Гондольфо.

— Мое имя Мемет. Я из Карасубазара.

— Кто твой отец?

— Родителей у меня нет.

— Сколько грабителей было с тобой?

— Это не грабители — это были мои друзья.

— Зачем вы сделали разбойничий налет, если вы не грабители?

— Мы не тронули ничего в городе. Я хотел похитить девушку, которую видел в Карасубазаре и полюбил.

— Кто эта девушка?

— Ее зовут Ольга.

— Это верно, Гондольфо, — подтвердил Якобо, — он гнался за синьориной Ольгой.

— Якобо, позови стражу и препроводи его в крепостную тюрьму. Из этой ямы никто не убегал, помни, Мемет из Карасубазара. А когда придет господин консул, он решит, что с тобой делать дальше.

И Алима увели.

Еще одни сутки прожила ватага у Черного камня. Люди отдыхали, набирались сил. Даже нелегкий труд — охота на зверя и птицу — приносил ватажникам радость. Они наслаждались свободой и хотя за день проходили много верст — усталости не чувствовали. Под вечер собирались у большого костра, куда сваливали добычу. Олени, козы, зайчишки — мяса хватало всем вдоволь. Из лагеря, кроме как на охоту, не уходили никуда. Атаман выбрал из ватаги ковалей и плотников и велел им сооружать кузню. Место для кузни отыскали в боковой пещере и приволокли туда огромный гранитный валун. Он на первое время должен служить наковальней. Вместо молотов — татарские топоры. А железо? Кандалы и цепи — вот и железо.

Ковали сложили из ровных камней горн, плотники соорудили теми же топорами и ножами меха для дутья, обшив вытесанные планки двумя оленьими шкурами. Меха получились на славу — со свистом и шумом гнали они воздух в узкое горло горна.

Пока шла работа в кузне, Кирилл с Митькой и Микешкой обжигали за скалой уголь. Только они трое в ватаге знали, как это делать. А дело было не простое. Собрали друзья в лесу достаточно сухих стволов и поставили их стоймя в «костер», похожий на шалаш. В середине костра — сухие сучья. Потом костер вокруг обложили землей и дерном наплотно. Когда от сучьев хлестко разгорелись и стволы, было заложено и нижнее отверстие, откуда поступал воздух. Теперь стволы, разгоревшись, погаснуть уже не могли, но не могли гореть и пламенем. Они просто тлели. Через сутки костер открывался — вместо стволов здесь были крупные куски древесного угля. Этого момента ватажники ждали с нетерпением. Несмотря на позднее время, никто не спал — всем хотелось посмотреть, не пропустить волнующий момент. Неостывшие угольные куски потащили в кузню. Кто-то принес из костра горящую головню и бросил ее в горн. Сверху насыпали углей, и Сокол первый качнул меха. Высокий и шумный сноп искр вырвался из горна и осветил мятежным светом лица ватажников. Василько все качал и качал меха, а из горна с завыванием летели трепещущие языки белого пламени. Угли все больше и больше разгорались. Ковали закатывали рукава рубах. Один из ковалей поднял тяжелый моток цепей и положил на пламя. Сверху засыпали углем. Неумолчно гудели меха, коваль мечом (клещей не было) шевелил цепь.

Когда звенья цепи нагрелись добела, коваль мечом выдернул один конец из горна и перенес на каменную наковальню. Другой коваль поставил на звено острие топора, третий, широко размахнувшись, ударил обухом по обуху. Перерубленное звено цепи выпало, шипя, на влажную землю. Цепь снова бросили в огонь, и опять рубили, таким образом разъединили всю.

Наступал момент, которого ватажники ждали с нетерпением.

Мечи из цепей! Осязаемая граница между рабством и свободой!

Кузнец сварил выпрямленные звенья цепи в один брусок, охладил его в воде и снова сунул в угли.

Монотонно вздыхают меха, гудит огонь в горне. С треском сыплет белыми искрами выхваченный из горна кусок металла. Послышался звон ударов о железо. Брусок стал вытягиваться в длину и раздаваться в ширину. Звенят топоры, снопы искр летят во все стороны.

И вот кузнец, вытянув из горна нагретый еще раз меч, сунул его в воду и коротким рывком выдернул обратно вместе с белыми облаками пара. Потом поднес к горну, повернул перед огнем (ладно ли сделан?) и передал атаману.

Василько, прежде чем взять меч, чисто сполоснул в воде руки, вытер их о рубаху и бережно принял клинок на ладони. Ивашка подал сделанную заранее дубовую рукоятку, атаман тремя сильными ударами насадил ее на хвостовик и передал меч стоявшему рядом ватажнику. Около горна стало шумно. Освещенные красным пламенем лица ватажников казались еще торжественнее. Они передавали меч из рук в руки под возгласы одобрения.

— Помните, друзья, — сказал Сокол, — насквозь пропитано нашей кровью железо, из коего сделан этот меч. Недаром татары назвали цепи эти кандалами. Кан дал — татарские слова и обозначают они — омоченный в крови. Не забывайте этого никогда. Пусть не поднимется этот меч для грабежа и разбоя, пусть не дрогнет рука, владеющая им. Помните это.

— Будем помнить, атаман!

— Не забудем!

— А сейчас, кто хочет помогать ковалям, оставайтесь, остальные — на покой.

В кузне остались все, у кого не было оружия.

…Перед самым рассветом Василька разбудили сторожевые. В пещеру втолкнули женщину.

— Вот, батько, стоял в дозоре, а она была тут, в кустах, — проговорил Грицько и подвел женщину к Соколу.

— Кто ты: татарка, фрязинка, а может, гречанка? — спросил атаман.

— Русская я, — тихо ответила женщина.

— Русская! — удивленно воскликнул Сокол и встал. — И давно ходишь около лагеря?

— Вчерась утром пришла.

— Зачем?

— Послали меня. Русская госпожа встренулась и сюда дорогу указала.

— Ольга?!

— Да, так ее зовут. Она сказала: поварихой у добрых людей будешь.

— Чего ты сразу не пришла к нам, а целые сутки ходила вокруг?

— Смотрела я…

— Чего смотрела?

— Взаправду ли вы добрые люди.

— Ну и как? — рассмеялся атаман.

— Увидела, что уголь жжете, кузню сделали — подумала: трудом живут. Вот и решилась. — И рассказала все о себе и о брате.

Атаман разбудил Ивашку, сказал:

— Пойдем, поговорить надо.

На берегу речушки они сели под кустом.

— Задумал чего? — спросил Ивашка.

— Да. Посоветоваться с тобой хочу, прежде чем ватаге говорить. Прибежала к нам девка одна, Полихой звать. Утекла от фряжского владетеля. Сей зверь повесил ее брата, рабов и слуг своих бьет смертным боем, женок на позор выставляет нагих. Владетель тот богат — множество людей работает на него по найму, а в неволю купленных и того больше. Стража у фряга сильная, сброи боевой много. Оружия у нас все одно мало — сходить бы к этому фрягу, призанять. Взять взаем — не в отдачу. Да и припугнуть не мешало бы кровопивца. Заодно проверим, какова ватага в боевых делах. Как ты на это смотришь?

— Греха в этом не вижу, — подумав, ответил Булаев. — Однако сперва пути разведать надо.

— Подождем, пока девка окрепнет. А там сведет она тебя тайно ночью в те места, ты все и разузнаешь. Вернетесь — тогда и решим, что делать далее.

Зашуршали, посыпались вниз мелкие камни. По дорожке кто-то бежал. Сокол и Ивашка поднялись. На берегу показалась босоногая Полиха с кожаным ведром. Увидев атамана, она неизвестно отчего застыдилась и, опустив голову, тихо сказала:

— По воду… бегу… вот.

— Пойди сюда, Полиха, — сказал Ивашка и тихо добавил: — Мы надумали твоего бывшего господина попугать. Отдыхай пару дён, ночью поведешь нас и покажешь, что там и где.

— Да я уже отдохнула. Ежели будет надобно, я хоть сейчас…

— Вот и добро, — сказал Сокол. — Готовься к ночи. С Иваном двое тайно и пойдете.