– …И, – перебила она, – создал хорошо законспирированную базу для терроризма. Я понимаю, Наллэ, что человека никто не будет внедрять на 15 лет. Но этот Гелчар, он ортоид, я угадала?… Вот! А любой ортоид это террорист, просто необученный. Так?

– Так, – согласился Шуанг. – Но ты ссылаешься на наши методы, а мы говорим не о Меганезии и не о Фриюнионе, а об Аотеароа.

– Террорист, он и на Луне террорист, – парировала Флер.

– Да. Но попробуй, скажи это киви, и он назовет тебя антигуманной людоедкой.

– Вот я как раз киви, – вмешался Джемс, – объясните мне: что такое «ортоид»?

– Это просто, – ответила капрал Маренго, ставя на стол внушительную миску. – Я, как девушка армейская, сервировкой заниматься не умею и не люблю. Но салат вкусный, отвечаю… Так вот: ортоид – это ортодоксальный верующий в евро-библию или коран. Короче: правоверный. Он, как бы, не террорист, в смысле, в бандформирование он не вступал и индивидуальных террористических планов не имел. Но если к нему вдруг приходят единоверцы и просят его укрыть человека или вещь, или передать пакет, то ортоид не откажется и не сообщит в полицию, даже если видит, что они террористы.

– Вероятно, это так, – согласился новозеландец.

Трин Маренго повернулась к Шуангу и, слегка пожав плечами, сообщила:

– Видишь, бро? Просто, надо говорить не голословно, а с понятными аргументами.

– Ты ещё не дошла до практического вывода, – сказал он.

– А какие проблемы с выводами? – Удивилась капрал. – Выявить просто: маленький розыгрыш-маскарад и, если сработало, то одним гнездом террористов меньше.

– В смысле? – Не понял новозеландец.

– В смысле: на хрен из страны. Логично? Вот. Это единственный проверенный метод ликвидации латентной террористической сети. В результате терроризм у нас лишен каких-либо социальных плацдармов и представлен только недавними мигрантами и инфильтратами, а это нейтрализуется классическими полицейскими методами.

Джорекс Джемс недоверчиво посмотрел на нее.

– И вы применяете депортацию за то, что человек помог единоверцу, оказавшемуся полицейским провокатором? Слушайте, это очень некрасиво!

– Очень некрасиво, – парировала она. – Если тебя пригласят в полицию на опознание нескольких килограммов мяса, которые остались от твоей жены и детей, зашедших на маркет как раз тогда, когда такой правоверный передал «черный пакет» по адресу.

– В 4-м году Хартии, – уточнил Наллэ Шуанг, – правоверных даже не депортировали, а выводили всю семью в расход. Потом foa провели по рейтингу трех верховных судей, которые принципиально поставили вопрос. Те трое судей, что по жребию, подумали и согласились: нечего нашим ребятам без толку марать руки в крови.

– Да, – сказала Маренго. – Ортоиды – не боевики и не организаторы. У нас не стоит цель убить их. Если они где-то нужны, то пусть едут туда. Только чтобы их не было здесь.

– Все равно, – произнес новозеландец, – по-моему, нельзя наказывать человека за то, что когда-нибудь, он, быть может, согласится помочь единоверцу в преступном деле.

– По-вашему, – спросила Флер, – если какой-то человек опасным образом маньячит из-за проблем с мозгами, то можно изолировать его от общества, или тоже нельзя?

– Но, мисс, это ведь совсем другое! Это психическая болезнь!

– ОК. Если вы согласны, что маньяков надо изолировать, то мы понимаем друг друга.

Наллэ Шуанг похлопал в ладоши и объявил:

– Трин! Твой салат превосходен, а с учетом скорости приготовления…

– …Беспрецедентен, – договорила Эстер.

– Точно! – Согласился Микеле, – более вкусные салаты делает только моя жена, но это субъективное мнение влюбленного мужчины.

– Mauru, foa, – капрал улыбнулась. – Приятно, когда твою стряпню хвалят.

– Приятно, когда есть, что похвалить, – мгновенно отреагировал новозеландец.

– Три капли зеленухи, сен Маренго? – Предложил Микеле.

– Давайте, – она решительно кивнула. – Три капли не запрещены инструкцией.

– …А теперь, – произнес Шуанг, – я объясню, чем так вкусен Аджан Гелчар.

– И чем же? – Спросил Джемс.

– Тем, что он идеальный демонстрационный образец ортоида. Человек, занимающийся замечательным, практическим гуманным делом, настоящий профи, увлеченный своей тематикой. При этом у него, видимо, нормальные отношения в семье и с соседями. Я полагаю, что у него ни разу не было проблем с законом. Ну разве что неправильная парковка машины. У Гелчара совершенно некриминальный тип личности. Вдруг, бац! Деятельное соучастие в похищении людей, совершенном бандой террористов! Вот это серьезная задачка по криминальной психологии, провалиться мне сквозь небо!

На ухе у Флер запищал маленький круглый net-phone. Она коснулась его пальцем и…

– Hi, Ежик! Ты где?… Классно! А тут приехали Шуанги и один бизнесмен, киви. Типа хочет пообщаться с мамой и с тобой… Ну, не без этого… Ага, именно она… ОК, я ей передам… А мелкий пихается. Типа, скучает без некоторых. Ну, ты понял… Ага, и я скучаю. Только не торопись, лети без экстрима… E aloha! Ua here au ia oe! Чмок-чмок!

– Где наш электрический бэтмен? – Спросил Микеле, когда она положила трубку.

– В воздухе. По ходу, через полчаса будет, – проинформировала Флер, повернулась к капралу Маренго. – А тебе он просил передать, что ты классная девчонка.

– Правда?

– Ага! Он сказал, что у тебя отличный характер, и ещё: ou yo tre sexy.

– Приятно слышать. Но это ведь не просто так?

– Видишь ли Трин… – Флер подняла глаза к потолку. – Ежик купил мешок свежих кальмаров к обеду и предчувствует, что ему придется их чистить, а, возможно, даже готовить, если не удастся разделить с кем-нибудь это сложное и ответственное дело.

– Ладно, блин, – капрал Маренго махнула рукой. – Для преторианской гвардии нет невыполнимых задач. Но только разделить, а не спихнуть! E-oe?

– E-aha-o! Трин! Речь идет только о взаимопомощи.

– ОК. Я просто уточнила позицию… Наллэ, а я не поняла, в чем серьезная задачка по криминальной психологии? Если Аджан Гелчар – ортоид, то все предельно ясно.

– На Аотеароа, – напомнил Шуанг, – эта концепция не применяется, а за публичные высказывания про ортоидов тебе там влепят судебный штраф. Верно, Джорекс?

Новозеландец задумчиво повертел в пальцах вилку с наколотым на нее натюрмортом, состоящим из нескольких разноцветных кусочков овоще-фруктов.

– Сейчас ситуация примерно такая. Про мусульман пресса говорит все, что угодно. Но христиан, толкиенитов, индуистов и буддистов, оскорблять нельзя, как и раньше.

– Восток видим, а запад не видим, – прокомментировала Эстер.

– Индуисты и буддисты тоже считаются восточными, – возразил Джемс.

– Значит, – сказала она, – все собрались в стаю и погнали одного, про которого заранее договорились, что он крайний. Древнееврейская игра «козел отпущения».

– В этом есть логика, – заметил Микеле. – Ислам – последняя из крупных религиозных корпораций, построенных вокруг центральной идеи терроризма. Христианство ушло в политический лобби-бизнес, иудаизм – в шоу-бизнес вокруг самобытности ютайского этноса. А бизнес ислама – репрессивная стабилизация феодальной системы в Аравии и Магрибе и террористическая война за плацдармы на условном западе и в Индокитае.

– Сейчас у римских католиков тоже террористическая фаза, – сообщила Маренго.

– Да, – согласился он. – Но, я не думаю, что эта фаза долго продержится. Современный римский католицизм паразитирует на технологичной, а не на сырьевой экономике, и не может позволить себе слишком увлекаться играми в феодальное правоверие.

Джорекс Джемс снова поиграл вилкой.

– Вы, док Микеле рассуждаете о христианстве и исламе так, как будто религиозных вопросов вообще нет. Я имею в виду, бог и предметы веры, обряды, догматы…