– Спасибо! – Крикнул лейтенант, хватая свой спасжилет, – тебе тоже удачи.

Вбежав по грудь в море, он забрался на широкое скользкое крыло, чуть не скатился обратно в воду, однако удержался, примерился, точно забросил на пол кабины свой спасжилет, а затем ногами вперед сполз на сидение рядом с пилотом.

– Ничего не забыл? – Спросила Балалайка.

– А у меня кроме трусов и спасжилета ничего не было, – ответил Бенитес.

– Ну, и ладно, – сказала она, захлопывая середину обтекателя, – линяем отсюда.

Экраноплан развернулся на малых оборотах винта, прицеливаясь носом к югу, потом пробежал по едва волнующейся поверхности моря, оторвался и резко начал набирать скорость. Лейтенант оглянулся назад. На фоне Т-образного кормового стабилизатора быстро уменьшался коричневый конус надводной части стратовулкана Торишима.

– Алло, Балалайка, а куда мы идем? Или летим?

– Мы экранируем, – ответила она, – а куда, это понятно: на атолл Окинотори.

– Тут около тысячи кило, – заметил он.

– Вот-вот, – она кивнула. – Я сегодня накручиваю третью тысячу. Оцени, Тринидад: я с самого утра покатила на маркет на Фараллон. А в час дня мне позвонили про тебя, и я мигом оттуда сорвалась и попилила поперек всего Манчжурского моря, чтобы успеть вытащить твою драгоценную задницу до того, как начнется дерьмовое шоу.

– Спасибо, Балалайка. Ты настоящий друг, я чертовски рад тебя видеть, ты чертовски красивая девушка, тебе чертовски идут эти зеленые волосы и эта сеточка…

– Это вязаная фенечка из незийского паучьего шёлка, – сообщила она, – я её купила на маркете на Фараллоне. Там сегодня svendita, bargain sale, все тряпки просто за гроши! Посмотри назад, я набила полбагажника: и себе, и девчонкам. У меня ещё оставалось почти сорок незийских фунтиков, но тут звонок – упс – и я сорвалась за тобой.

– А кто позвонил? – Поинтересовался Бенитес.

– Ну, какой-то вэйбин из штаба флота. Капитан бла-бла-бла, я не запомнила.

– И что он сказал? Я пока не понял про дерьмовое шоу.

– Не ты один, – успокоила она. – Вообще никто не понял. Вкратце: какой-то самурай, капитан корвета, вообразил, что он Токугава и Кастро в одном флаконе и закричал «Nippon banzai! No pasaran!». Этот тупорылый нихонский пень стоит у острова Аога примерно сто миль севернее Торишима и собирается на легком корвете и минном тральщике воевать против всей галактики. А такой же пень, их адмирал, выступил с призывом к дебилам-патриотам собирать деньги в фонд морской обороны Токио.

Балалайка замолчала. Лейтенант почесал макушку.

– А манчжурский флот намерен захватить Токио?

– Нет, конечно! Интересны только рыбные банки вдоль цепи островов Идзу. Кстати, показательно: это тот самый корвет, с которого стреляли по вашему вертолету.

– Корвет «Тиба»? – Уточнил он. – Ну, дела… А чем ему помогут собранные деньги?

– Это вообще просто, – ответила она. – Если наберется большая сумма, то они купят у канаков какое-нибудь оружие и устроят реальную колбасу. Меганезийское TV уже показало репортаж с корвета, и девчонка-репортер там явно наводила мосты. Канаки хорошие ребята, но от их коммерческой смекалки бывают проблемы…

– Верно, – согласился Бенитес. – Их фирмы иногда продают оружие кому попало,

– Ну! – воскликнула девушка. – Хорошо, что у них хотя бы действует WRL.

– Это что? – спросил он.

– Weapon risk limit, – пояснила Балалайка. – Про это сказали по TV. В Меганезии нельзя никому запретить заниматься оружием, но можно ограничить допустимую мощность в интересах соседей. В смысле, если ты балуешься у дома ручными гранатами, это твои проблемы, но если ты балуешься авиабомбами, а в ста шагах – ферма твоих соседей, то приедут копы – и амба. Хочешь возиться с бомбами – катись на необитаемый остров.

– А если я хочу возиться с оружием массового поражения? – спросил лейтенант.

– Ну! К этому и вел диктор на TV. Если какой-нибудь офигевший коммерсант захочет делать бомбы типа хиросимской, то пусть он занимается этим за границей страны. В пустыне Сахара, в сайберской тундре, в Гималаях, по фиг. А в канакском океане это разрешается только по контракту с системой военной безопасности и под контролем. Поскольку Меганезия нейтральна, то из-под их контроля бомба не уйдет на фронт.

Бенитес, поняв, к чему это юридическое рассуждение, согласно кивнул.

– Попросту говоря: не видать кэпу Сугата атомной бомбы ни за какие деньги.

– Сугата это капитан того корвета? – Спросила она. – Ты его знаешь? Что он такое?

– Он, в общем, неплохой парень, но правильный, как японский Папа Римский.

– В Японии нет Папы Римского, – проинформировала Балалайка.

– Это верно. Но почти в любой стране есть какая-нибудь похожая хуйня.

…

Флайка «Eretro-XF», похожая на зверски погнутую некрупную стеклянную летающую тарелку, пожирала расстояние. Из кабины с высоты более 13 тысяч метров скорость (примерно вдвое превышающая звуковую) практически не ощущалась. Серое полотно океана с бурыми чёрточками островков и зеленоватыми кляксами мелководных банок постепенно уползало за корму. Справа по борту ослепительный шар солнца медленно падал к закату, постепенно становясь из чисто белого желтовато-оранжевым.

Бэмби уступил штурвал сидящей рядом Фрутти, закурил сигару и повернулся назад.

– Hei foa! Почему все такие тихие и грустные? Мы сделали классный рейд, разве нет?

– Лично я, – сообщила Элеа Флэгг, – думаю, как уболтать дока Обо Ван Хорна начать работать без аванса. Прикинь, Бэмби, там надо сразу ввалить немаленькую сумму.

– Ну, – начал тот рассуждать вслух, – для начала надо меньше пятиста килофунтов…

– Все равно это серьезная сумма. Закон бизнеса: всё, что больше десяти килофунтов, требует оперативного учета, аналитического контроля и системного планирования.

– Папа обещал: деньги будут, – тихо, но решительно сказала Кияма Хотару.

– Твой папа серьёзный дядька, – проворчала Фрутти, – но прикинь: у нас, у канаков, на большие суммы с незнакомыми людьми на чистом доверии обычно не работают.

Младший лейтенант Дземе Гэнки, сжал и разжал кулаки и хрипло произнес.

– Я не понимаю. Там мои товарищи готовятся умереть, а вы все о деньгах, о деньгах…

– Вот что я тебе скажу, бро… – Бэмби выпустил изо рта облачко синеватого дыма, – не зачетное это дело, готовиться умереть. Ведь для чего люди воюют? Чтобы потом на отвоеванном месте жить. Строить дома и всякое хозяйство, веселиться, работать без фанатизма, заводить детей. Они подрастут, и ты спросишь: Как думаете, мелкие? Не напрасно папа воевал? Было за что? Если они ответят «да», то все ОК. А если «нет»…

– …То не хрен было папе махать крыльями и жать гашетку, – договорила Фрутти.

– Простите ли вы меня, если я выскажусь непочтительно? – Спросила Хотару.

– Y una polla… – удивленно отреагировала Элеа. – Хэй, гло, мы не в театре, ага? Мы простые ребята. Когда такой флэйм за жизнь, то мы, что думаем, то и говорим.

– Это честно, – согласилась дочь адмирала. – И я надеюсь, вы не обидитесь. Я очень уважаю вашу смелость, но сейчас вы рассуждаете, как фермеры.

– Так, мы и есть фермеры, – сообщил Бэмби, выпуская изо рта новое облачко дыма.

– Только мы ещё не купили ферму, – уточнила Фрутти. – Хочется взять не что попало, а зачётную вещь. Чтобы свой водоисточник, свой причал в удобном месте и возвышение участка, чтобы не заливало при шторме. Ещё – хорошие рыбные банки рядом, чтобы не пилить за рыбой через полморя. И надо, чтобы соседи были в нашем вкусе, а мы – в их вкусе. Чтобы подбрасывать друг другу детей на сколько-то дней и просить друг друга присмотреть за фермой. Короче: мы здорово нарубили фунтиков на четырех войнах и дополнительно нарубим за пару лет в OCSS. По ходу, на всё хватит.