— Дикого человека легче подбить подписать сделку о продаже его души мифическому темному духу, чем уговорить сделать доброе дело. Хотя аргументом может быть один и тот же мешочек и слиток золота в пробирке.

И снова появился орлан. Нахохлившись, он сидел на перилах того же моста и смотрел вниз. Судя по сгустившимся сумеркам, дело шло к ночи, а значит, с момента прошлой трансляции прошел значительный промежуток времени. Нормальные орланы в темноте не летают, но Гарута нормальным орланом не был. Он должен был подтвердить успешное окончание миссии чера Дамиры. Или неуспешное.

Под мостом горел костер, возле которого грелись люди в лохмотьях. Внезапно все они, как по команде, насторожились и повернулись к источнику звука: под мост забрался чужак. Бродяги залаяли, как разъяренные псы. Послышался голос, который я, кажется, узнал. Так и есть: в круг света от пламени костра выступил все тот же алхимик. Несмотря на то, что речь его была такой же отрывисто-резкой, звучала она умиротворяюще. Алхимик указал пальцем на кучу тряпья, затем вытащил из кармана блестящие кругляши и подбросил их вверх, над толпой бродяг. Покуда те месили друг друга, каждый тщась вырвать добычу из рук соседа, дед наклонился к спавшему на тряпье мальчонке лет пяти-шести, поднял его на руки и унес в темноту.

Птица сорвалась с места. Вспыхнул зеленый шар с алой орбитой. Коридор…

Экраны гасли один за другим. Доктор возле центрифуг оживился, стал отключать приборы, высвобождая пленниц-танцовщиц. Техник у пульта сдернул с головы сенсорный обруч, на котором так же медленно, как голограммы, угасал «глаз», бросил его на столешницу и с облегчением потянулся.

— Ну, все неплохо, профессор, — обращаясь к Аури, сказал док.

— Относительно. Но этот цикл я вам четверым засчитаю. Девчонки молодцы. Давайте, выбирайтесь из «Тандавы» и ступайте ко мне в кабинет — есть разговор.

Проснувшаяся Дамира легко выпрыгнула из центрифуги. Ее напарница чуть замешкалась, чтобы сладко потянуться. Тем временем Аури повернулась ко мне:

— Ну и какие впечатления, Агни?

— Неслабая у девушек вестибулярка!

Дальнейшее запечатлелось в моей памяти смутно, как в бешеном хороводе. Или на тренажере, который Аури назвала «Тандава». Профессор передала меня здешним инженерам-техникам, и мне принялись показывать аппаратуру, водя из одного зала в другой, вдалбливая, что как работает и что для чего нужно. Сама Дэджи Аури благополучно скрылась по своим делам, так и не объяснив мне, для каких целей им нужны подобные тренажеры. В детстве я, конечно, тоже любил вот так же позабавляться в электронной шкуре чера в виртуалках, но детство все-таки прошло, и вряд ли меня пригласили на «Трийпуру», чтобы участвовать в игрушках.

Мои гиды — они называли себя «ассистами», то есть чьими-то помощниками — сменялись, как в калейдоскопе. Я уже не запоминал ни лиц, ни имен. Это были и женщины, и мужчины. Все они взахлеб рассказывали о многочисленных приборах, о каких-то циклах, было видно, что многим их занятие очень и очень нравится. Но моя голова пухла от избытка информации, а плечи и спина ныли от тяжести манипуляторов, которые оказались гораздо увесистей, чем выглядели. Поэтому ближе к полуночи по земному времени надо мной сжалились и повелением всевластной Аури отпустили отдыхать.

Позабыв про кактусы, я дотащился до своей каюты и, лишь увидев в душевой опустошенную ампулу, вздрогнул. Да, на «Трийпуре» нужно все время быть начеку: она не терпит невнимательности, как капризная красотка.

Кстати, о красотках…

Я осторожно выглянул из-за двери душевой. Сорбонна где-то притаилась и не спешила с предложением услуг. И очень хорошо, поскольку заниматься сейчас ее перепрограммированием мне не улыбалось нисколько. Я еле передвигал ногами, а глаза слипались.

Кровать выехала из стены в точности так же легко и быстро, как появлялись в каюте остальные предметы обстановки. Заиграла тихая ненавязчивая музыка, но я приказал ей смолкнуть, что было исполнено в то же мгновение. Ну ладно, спасибо, что сама техника слушается. А уж с системой бытобслуживания разберусь поутру…. То есть, по пробуждении.

Тело задрожало в истоме близкого сна, веки уже не поднимались. И тут…

— Приятных снов, мой ангел!

Она откуда-то выползла! Подкараулила и выползла!

Я со стоном взгромоздил на голову вторую подушку, придавил к уху рукой, натянул покрывало до подбородка. Где-то вдалеке мне померещился смех. Смеялось одновременно несколько человек.

Провались оно всё!..

И меня закружило в водовороте сна.

Снились кактусы. Много, очень много кактусов, и они подбирались ко мне с садовыми ножницами, мачете и кхукри[9] в лапах и с придыханием повторяли: «Дай-ка мы пострижем тебя, Агни! Ты будешь неотразим!»

Когда я сообразил, что бежать дальше некуда, да я и не в состоянии это сделать, ноги мои увязли в каком-то болоте, образовавшемся прямо посреди станции. А когда я подумал, как же здесь может быть болото, если кругом космос, тут же выяснилось, что это вовсе и не болото, а сток, причем ведущий прямо в вакуум. То есть меня сейчас вытянет наружу без скафандра! Я стал хвататься за секаторы, мечи и холодные игольчатые ветки обступивших меня кактусов, заорал, проваливаясь все глубже в отверстие…

— С добрым утром, шоколадный! — встретил меня сладкий женский голосок, и я почти ему обрадовался. Но ненадолго. Потому что это была Сорбонна.

Воспользовавшись моим шоком, тем, что я подскочил, отбросив подушку и покрывало, она перекинулась из формы девицы в форму змеи, обвилась вокруг моего туловища и, перегнувшись из-за плеча, заглянула в лицо.

— Молнию тебе в печенку! — пытаясь отодрать ее от себя, я лишь напрасно разрывал соединение магнитиков, составлявших ее змеиное тело, но они, когда рука проходила насквозь, срастались вновь. При этом все шарики находились в непрестанном вращении, щекоча меня и противно защипывая волоски на коже. — Сорбонна, место, проклятая железяка!

Змея обиженно скривила пасть, мокрой тряпочкой соскользнула с меня и, плюхнувшись на пол, заползла под кровать.

— Так, а теперь живо: кто тебя настроил на эту программу?

Под кроватью посопели и пробухтели:

— Это базовая про…

— Еще раз: кто тебя настроил на эту программу?

Мне снова показалось, что где-то вдалеке смеются. Быстро огляделся. Вроде никого.

Я подполз к самому краю и, перегнувшись, осторожно заглянул под кровать:

— Я жду!

Сорбонна лихо переоформилась в громадного спаниеля, после чего виновато выползла наружу. Уверен, будь у нее возможность сымитировать настоящие собачьи глаза, мое сердце дрогнуло бы без сомнения. Ну нет, ею явно кто-то управляет. Вчера я побывал во многих местах, и всюду СБО вели себя как нормальные роботы, да и голос у них был абсолютно нейтральный. Ни о каких «программах сексуального вспомоществования» не шло и речи. Впрочем, мне сразу показалось это подозрительным, теперь же я был просто железно уверен, что это чей-то идиотский розыгрыш. Интересно, кто может заниматься подобной чепухой на этой серьезной исследовательской станции?

— Сорбонна! Имя!

— Чье? — проскулил «песик», валяя дурака и заискивающе помахивая хвостиком.

— Того, кто встроил в тебя программу всех этих кривляний!

Покривлявшись еще, Сорбонна села, не по-собачьи, а как-то по-медвежьи — тяжело ухнула на задницу, вздохнула и сказала:

— Шива.

— Так. Шива. И кто такой этот Шива?

— Я не знаю. Эти данные он убрал из моей памяти, мой яхонтовый!

Снова смешок издалека. Дайте же мне кто-нибудь мачете!

— Готовься. Сейчас будем перепрограммироваться, моя магнитная.

— А может, сначала завтрак? — с надеждой уточнила СБО.

— Да, а на завтрак ты сейчас реши-ка задачку про завтрак, — сказал я, включая программу управления, и в воздухе развернулись данные Сорбонны в голографической проекции.