— Танька-то как подросла! — она коснулась ярко наманикюренным пальцем Светланкиного пятачка, и та смешно сморщилась.
— Она Света, — суховато подсказала Ленка, отворачиваясь в сторону.
— Ой, прости Христа ради! — Алиса сделала вид, будто шлепает себя по губам, но делать этого не стала: помада! Как же у них все сложно-то, у тетенек, правда, Светик? Вот радуйся, пока маленькая, радуйся. Тебя я еще хотя бы понимаю. — Это я другую племяшку всё в голове держу! У кузины нашей, у Лорки, дочка перед самым Новым годом родилась. Танюшкой назвали. Такая цыпа-цыпа-цыпа — ням-ням!
Ленка, в общем-то, никак особо на это известие не отреагировала, а Светик бегала от меня к ним и просила прокатить на чемодане. Когда Алиса разрешила, клюшка влезла верхом на правый, уцепилась за ручку и велела трогать.
— Колесики отлетят, — предупредил я, потому что будущая валькирия и ростом, и весом потяжелее своих четырехлетних сверстниц.
— И черт с ними! — равнодушно махнула рукой Алиса. — Выброшу, куплю новый! Пусть ребенок катается. А ты кем работаешь, Дэн?
Честно говоря, я не очень люблю, когда меня так называют. Особенно посторонние. Не потому, что имя иностранное, тут у меня комплексов и других заморочек нет. Просто мне кажется, что оно мне не катит — как пальто на жирафе, блин. Ну вот не любит же Володя-системщик, когда его Вольдемаром кличут!
— Он тоже пожарный! — вмешалась Ленка, не успел я раскрыть рта. Побоялась, что я представлюсь помощником мэра города, что ли?
— А, — пресновато улыбнулась Алиса. — Ну это ничего, лишь бы человек хороший. Ну и где тут ваша машина?
— Так сейчас поймаем! — бодро откликнулся я, включившись в игру и радуясь возможности подразнить ее.
И кто там только что называл нас взрослыми людьми?..
Алиса предсказуемо выпала в осадок и молчала, пока мы не сели в машину местного бомбилы.
Пока сестры общались, я на переднем сидении думал о своем. Мне было немного удивительно, что Ленка ведет себя с Алиской так, будто никакого предательства по отношению к ней семья Пушкарных не совершала. Порвали так порвали, чего теперь ездить? И какие могут быть компромиссы после того, как Ленка прибежала к ним с первой и единственной за все это время просьбой — побыть несколько часов с полуторагодовалой Светкой, которую нельзя было тащить на кладбище из-за сильного холода и снегопада в день Степкиных похорон, — а эти моральные уроды дали ей от ворот поворот, даже не пустив на порог?! В итоге с внучкой осталась измученная горем Степухина мама, и ей так и не удалось проститься с сыном, как положено.
Я понимал, что сейчас Ленкой движет любопытство и желание выяснить, что привело к ней сестру после стольких лет бойкота, но настолько притворяться невозможно. Было заметно, что она искренне радуется приезду Алиски. Впрочем, и та, кажется, камней за пазухой не имела. Но кто поймет их, женщин?
Все мы, по сути, правим навстречу буре. Они по-своему, мы — по-своему…
Еще немного о вещих снах
— У тебя нет планов на ближайшее время? — шепотом спросила меня Ленка, слегка отстав от сестрицы, рванувшей к подъезду, едва остановилась наша попутка.
— Есть, — сказал я, извлекая из багажника Алискины чемоданы. — Изображать с вами счастливую семейку.
Она с облегчением выдохнула и шлепнула меня по руке за розыгрыш. А я уже ни в чем не сомневался. Пусть идет как идет. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и все равно жалеть. Посмотрим, что выйдет из Ленкиной затеи.
Вломившись в квартиру, Алиса первым делом бросилась в уборную с воплем: «От аэропорта терплю!» Чем-чем, а чопорностью Пушкарная-старшая не отличалась.
Помогая Ленке снимать у вешалки в прихожей верхнюю одежду, я вдруг ощутил, что мне непреодолимо хочется поцеловать ее в шею, с которой она только что сдернула тонкий шарфик. Удержав ее сзади за плечи, я наклонился и коснулся губами едва заметной родинки у нее на шее. Ленка замерла, а потом медленно обернулась ко мне. На лице ее было выписано глубочайшее изумление: мы ведь вроде как договорились всего лишь играть для Алисы, а главный зритель сейчас в уборной и ничего этого не увидит.
— Ты чего? — прошептала она.
— Не сдержался, извини.
— Ты смотри, не дразни меня! У меня с того дня что-то в башке переклинило, я вспомнила, что и этим нормальные люди в жизни занимаются. Хотя бы иногда. Так что со вторника как вспоминаю, так на стенку и лезу!
— Спасибо, что предупредила, — фыркнул я.
Она тоже фыркнула, и, ткнувшись носами — она мне в плечо, я ей в макушку, — мы тихо захохотали.
— Ма-а-ам! — разуваясь и пыхтя от усердия, протянула Светланка. — А я кушать хотю!
— Да, да, сейчас будем! Она у меня еще не кормленная и не спавшая. Совсем от рук отбилась.
Тут к нам снова присоединилась Алиска — и пошло-поехало. Ленкина сестрица успела перебрать всех их общих знакомых, выспрашивая, кто, что да как. Ленка, одной рукой впихивая ложку за ложкой в бунтующую дочку (Светик рассчитывала на пирожные-мороженое, а маманя ее борщом-борщом пичкает!), второй ловко строгала салатики. И одновременно отвечала на Алискины расспросы! Я, конечно, скучал, потому что не знал почти никого, о ком они сплетничали, да и вообще скорость их речи не по силам моему восприятию, но вида не подавал и смиренно ждал, когда Светик закончит трапезу, чтобы занять себя хотя бы возней с нею.
Алиса, как я заметил, избрала очень выгодную тактику. Она создала видимость оживленного диалога, но при этом выдавать информацию заставляла Ленку, а сама почти ничего о себе не рассказывала. На вопросы сестры о родителях Алиса отвечала как-то уклончиво — может быть, не желая лишний раз травмировать психику родственницы подробностями их жизни?
— Ну, ты же их сама прекрасно знаешь, о чем тут говорить! — пожимая плечами, приговаривала она. — Нас спасает только то, что в Москве у нас большая квартира, не чета той, что была в этой дыре. Расползаемся по комнатам и неделями друг друга можем не видеть. Я так вообще дома не питаюсь, да и ночую, знаешь, от раза к разу. Лен, так ты примерь то, что я тебе привезла. Настоящая Италия. Я на глаз покупала, на свой страх и риск. Выбираю и думаю: вдруг ошибусь размером, вдруг она поправилась там, нормальной бабой наконец стала? Да куда там! Ходит, костями гремит!
— Мои милые кости! — воспользовавшись случаем исполнить и свой номер в этом спектакле, ввернул я, обнимая Ленку за тонкую талию и притягивая к себе.
Алиса завистливо поджала губы и сделала вид, будто ничего не заметила. А я и не кривил душой, между прочим. Просто к месту пришлось. И Ленка мой маневр оценила, благодарно сжав пальцами руку. Потом она ушла минут на пять и вернулась в элегантном деловом костюме-тройке.
— Под эти брючки надо высокий каблучок! — тут же подметила сестрица, вставая и поправляя отложной воротничок ее белой блузки. — А?! Хороша! Ну как я классно угадала — глаз-алмаз, да?
Я согласно кивнул, не сводя глаз с позирующей Ленки. Она, конечно, дурачилась, но вертелась не хуже какой-нибудь профессиональной манекенщицы. Разве только ростом не вышла немножко.
— Спасибо, Алиска! — расчувствовавшись, обняла она сестру.
Та даже пустила слезу:
— Ты прости папашу, Ленка. Он гордый ужасно. Ты тоже девочка с характером. Оба принципами не поступитесь, если чего решили. Но где-то глубоко-глубоко в душе он все равно тебя любит и переживает, как ты тут.
Вот блин, а позвать сюда Станиславского! НЕ ВЕ-РЮ!!! Мне даже стало досадно, так она все испортила чертовой фальшью. Теперь я точно был уверен, что у Алиски есть какие-то виды на Ленку. И наверняка не совсем чистоплотные.
А Ленка или поверила, или просто хорошо очень сыграла. Тоже расплакалась. И только когда она резко пресекла попытки сестры поговорить о Степе и его гибели, я догадался, что все-таки сыграла. Иначе позволила бы. И еще я понял, что нужен был ей не только для пускания пыли в глаза Алиске, но и как якорь, не дающий уплыть в пучину собственных эмоций. Со мной ей было проще оглядываться и смотреть на ситуацию другими глазами. Так иные мужики, что не прочь напиться в компашке, тащат с собой балластом жену: именно ей потом достается удовольствие волочить его до дома, избавив от риска проснуться утречком в вытрезвителе и с пустыми карманами. Ну что ж, в опорном пункте эта жена декабриста уже со мной побывала, так что теперь моя очередь помочь ей.