— Так это мы с тобой переписываемся уже два года?! Ты Елена Еремеева?!

— Так ты и есть та самая Стелла Вейде?! — в свою очередь воскликнула обрадованная Ленка.

— Ну всё, нашли друг друга два одиночества… Как тесен мир! — продекламировал Аникин, наливая из волшебной бутылочки, которая, по-моему, заканчиваться даже не собиралась. Или он как-то незаметно жестом фокусника подменяет их в процессе пития? После этого Руська снова припал к моему уху и прожужжал: — Никогда не носит нижнего белья! Протестировано лично!

Вовремя я успел проглотить Руськино пойло, иначе поперхнулся бы до смерти! Вот ведь гад озабоченный, так и норовит что-нибудь эдакое ляпнуть. Я же теперь о ее бесконечно длинные ножки все глаза поломаю…

Девушки как раз обсуждали какую-то там типографию, и прислушавшийся к их разговору Аникин заскучал:

— Сейчас стриптиз будет, это Стеллка мне такой сюрприз придумала.

— Что, стриптиз — тоже она?! — спросил я убитым голосом Шурика из «Кавказской пленницы», с похмелья узнавшего о развалинах древней часовни, и живо представил себе, как эта белокурая красавица-спортсменка начнет крутиться на шесте и доведет меня до апоплексического удара (если, конечно, этот трепач не наврал).

— А?! — он уставился на меня, потом захихикал, когда дошло. — Да ну окстись, окаянный! Это специально обученные люди!

Я облегченно выдохнул и посмотрел на топ-топ-менеджера их фирмы. А на ее фоне, пожалуй, померкнет любая стрип-танцовщица…

Весь клуб вдруг как-то экстренно оказался на танцполе, окружив два островка-подиума плотным кольцом. Полагаю, если бы в местах возгораний кто-нибудь затевал стриптиз, вызванные расчеты тоже прибывали бы на пожар в считанные секунды.

Я пробежался взглядом по лицам присутствующих. А вот и наш нелюбезный австралопитек, точно напротив нас, по другую сторону подиума. Стоит и слушает какого-то не менее подозрительного, чем он сам, субъекта. Ёлки-палки, да их там целая шайка-лейка — человек пятнадцать, как минимум, если не считать девиц!

Тут музыка стихла, а потом заиграл торжественный Мендельсон, от которого Руську аж перекосило. Две хорошенькие барменши в ободках с меховыми ушками на голове, призванные тем самым изображать кисок, под свист и улюлюканье толпы напротив вкатили в зал огромный — просто гигантский! — торт.

Стелла и Ленка наконец-то расстались: блондинка извлекла откуда-то микрофон и по трем ступенькам взбежала на один из подиумов. Я поймал себя на том, что жду, когда она как-нибудь, по забывчивости, вдруг наклонится в своем коротеньком платье. Однако вместо этого она встала, тесно прижав ножки одна к другой, как примерная девочка, читающая стишки на стульчике перед Дедом Морозом, и поднесла микрофон к сахарным устам:

— Всем доброй ночи! — прозвучал ее бередящий душу и прочие эрогенные зоны голос. — Сегодня мы провожаем в последний путь…

Ленкина рука в моей ладони ощутимо похолодела и сжалась. Я ободряюще обнял ее за плечи, а ведь по наивности надеялся, что она наконец-то перестала бесконечно думать о…

— …самого перспективного нашего холостяка, гордость редакции, кумира рекламного отдела и грозу всех городских чиновников Руслана Аникина! Руся, вся женская половина фирмы всегда будет помнить тебя! А как забыть, когда такой плейбой зажал тебя в уголочке на лестнице или подарил на Восьмое марта твои любимые духи, не ошибившись и ни с кем не перепутав?! Итак, господа, мы его теряем! Но все же до того, как им сполна насладится счастливица, которую мы все, конечно, ненавидим, но будем делать вид, что любим, из-за которой стройные ряды холостяков теперь не досчитаются одного марафонца, до этого скорбного момента мы хотим напомнить ему, что потеряет он, так несправедливо обошедшись с нами!

Барменши сняли верхушку торта, и из него, удивительным образом не запачкавшись кремом, как Петрушка на пружинке выскочила девушка в ободке с более длинными, чем у барменш, ушами. Одета она была секретаршей.

И пока зайка-секретарша взбегала на соседний островок под начинающуюся музыку, Стелла обернулась и, отыскав в толпе меня, подмигнула. Я сначала подумал, что это она Ленке, однако та на топ-топ-менеджера не смотрела, следя за па танцовщицы. Блондинка подмигнула мне еще раз, кивнула и улыбнулась.

Медленно, но верно теряя элементы одежды, стриптизерша начала подходить к публике, и между двумя сторонами затеялось соревнование — кто больше банкнот засунет в сверкающие трусики «зайки». Причем Руська ни в какую не хотел сдавать позиции австралопитеку, чем злил того неимоверно. Честно говоря, мне все это не нравилось, но вмешиваться в дела Аникина я не стал. Если он считает, что в случае чего сможет замесить со своими евнухами-литераторами эту криминальную компашку — флаг ему в руки.

Стелла сделала мне ручкой и указала пальцем на бешено вращающийся под потолком шар из стеклянной мозаики. На него то и дело попадали разноцветные лучи прожекторов, и вот сразу же после жеста блондинки так совпало, что весь диско-болл вдруг залило зеленым, а дергающийся лучик стробоскопа хитрым образом прочертил вокруг него орбиту, оставив красноватый отсвет. Я замер, недоумевая.

Тут наконец танец закончился — и, как я понял, победой Аникина. Стриптизерша подхватила детали разбросанной по подиумам одежды и, легкая, босая, припорхнула под крылышко к виновнику торжества, слегка прикрывая маленькие грудки скомканным тряпьем. Рожу и реакцию австралопитека я увидеть не успел: ко мне внезапно подошла Стелла. Посмотрев на нас, Руська ненавязчиво подхватил под ручку Ленку, которая не стала сопротивляться, только лишь как-то печально и, кажется, с легким укором взглянув на меня, и в сопровождении двух девчонок гордо удалился в бар, сопровождаемый коллегами-собутыльниками.

Тут же заиграл медляк, и Стелла, не спрашивая ни о чем, изящным движением положила руки мне на плечи. Мы были с нею одного роста из-за ее чудовищных каблуков и могли смотреть друг другу в глаза на одном уровне. Я слегка замешкался, небезосновательно полагая, что сейчас облажаюсь, потому что не умею танцевать, и она хозяйски положила мои ладони на свои бедра. Меня как будто окатили сверху кипятком: из-за гада-Руськи я ни на секунду не забывал о том, что таится (а вернее — чего, возможно, нет и в помине) под кожаным платьем красотки.

— Как я выгляжу? — вдруг спросила она, пока я отчаянно подавлял свои фантазии, безнадежно ощущая, как все теснее и теснее становятся мне джинсы.

— Потрясающе, — искренне ответил я, надеясь, что она ничего не заметит — лишь бы только не прижималась!

В голубых зрачках запрыгали искорки:

— Да я не о том. Я знаю, что ты рад меня видеть, — она со смехом потерлась о меня бедрами, отчего на несколько секунд перед глазами померк свет, а дышать стало нечем. — Ты просто опиши мою внешность. Мне интересно.

— В смысле? — выдавил я в полубессознательном состоянии.

— Ну какой ты меня видишь?

— Это такой прикол?

— Нет. Тебе трудно это сделать?

— Не трудно. Ты высокая блондинка… Очень красиво сложена…

— Это я уже поняла, — мурлыкнула она мне на ухо, прижимаясь все плотнее, — а что еще? Во что я одета?

Благодаря Аникину, я мог бы теперь сообщить ей также и то, во что она не одета. Я перечислил детали ее гардероба, включая туфли на ходульных каблуках.

— Ого! В этот раз мне повезло! — внимательно меня выслушав, заключила Стелла.

На танцпол выбралось уже немало парочек, и мы с партнершей затерялись в толпе, отчего я почувствовал себя гораздо раскованнее.

— А в какой раз не повезло и в чем? — уточнил я, замечая, что с ее подачи мы стали медленно, но верно подвигаться в сторону выхода.

— Знаешь, старость не радость. Состаришься — поймешь. И летать с непривычки сложновато, — рассмеялась она, делая вполне успешные попытки в откровенном соблазнении, и поманила пальцем в укромный уголок у окна, чуть в стороне от туалетных комнат, в смежном коридоре. Вероятность, что сюда кто-то заглянет, была невелика — разве только такие же желающие уединения…