— Есть одна мысль. Перейди в приват.

Они стихли. Ну вот, даст бог — сейчас наваждение рассеется, и я увижу свою палату, примотанного к койке Громозеку в смирительной рубашке, да и себя примерно в таком же образе.

Я, может, и уснул бы от неимоверной навалившейся на меня усталости, если бы меня не трясло от перевозбуждения, а сердце не прыгало так от страха или побочных эффектов неведомого препарата.

— Бедный мой! — вдруг проговорил женский голос прямо над моей подушкой. — Агни, Агни…

Меня сдернули с постели. С одной стороны я был пленен мутантом-Громозекой и всеми его четырьмя руками, с другой — той самой санитаркой, которая как-то успела материализоваться в нашей палате и оказалась физически сильной девушкой, крепко ухватившей меня под локоть.

Они куда-то меня тащили, я упирался, как мог, не переставая удивляться разнообразию собственных галлюцинаций и их логичности. Наконец мы прибыли в небольшую комнату, уставленную какими-то приборами непонятного предназначения. Мутант и санитарка с силой усадили меня в глубокое кресло, сделанное так, будто его специально подгоняли под мою анатомию.

— Маркер в четырнадцатом, — бросил четырехрукий, словно невзначай. — Курс 4-30, отклонения 2 градуса. Контролируй!

Я не понял ни слова, но руки мои в какой-то миг дернулись к матовой темной панели, и от этого движения она ответно замерцала, словно включаясь.

— Контролируй, я сказал! — рявкнул Шива. — Ее жизнь под твою ответственность.

Сознание вспыхнуло, на мгновение померкло, а потом я ощутил, что с немыслимой скоростью надеваю на голову такой же обруч, как у многорукого, и тот подключается к моему сознанию, вскидываю ладони над сенсорами… Панель полыхала. В воздухе над нами развернулось призрачное видение — космос, тысячи каких-то струн, звездные образования, и я знал, что это такое, и одновременно не знал…

— Да! — закричала санитар… Савитри. — Да!

— Ты гений! — признался ей многору… Шива.

Я их… вспомнил. Оставив в покое панель, я повернулся вместе с креслом в их сторону:

— Вы? Ребята, я ничего не… А Ума?

Я вспомнил ее последние слова, и меня обдало холодом. Из-за этого я, как подброшенный, вскочил на ноги:

— Я же не вернул ее!

Кроме этого, в память мне не приходило больше ничего. Просто знал, что тут я — дома. Но что здесь и как — ничего не вспоминалось. Мысли мешались, события двоились. Но это меня уже не пугало сумасшествием. Я точно знал: за всем этим кроется что-то иное.

— Твое тело все вспомнило, Агни, — Савитри подошла ко мне привычно скользящей походкой, обняла и со вздохом облегчения прижалась щекой к моей груди. — Я уже почти отчаялась.

Я гладил ее по черноволосой голове и смотрел на заулыбавшегося Шиву:

— Но мне все равно все еще хочется набить тебе морду, — предупредил я его.

— За что? — удивилась Савитри, заглядывая мне в глаза.

— Ленка там из-за него чуть не…

— Это не Ленка, Агни, — сказал Шива. — Это Ума. Не дошло до тебя еще? Ты разыскал ее, Агни. В пятой своей жизни ты ее разыскал.

— Я промахнулся тогда? — снова скользнуло какое-то воспоминание: я подхожу к голограмме и разглядываю черную дыру в пространстве, а потом пробел, вспышка и пустота…

— Более чем. Мы с Савитри с ног сбились. Потратили на розыск четыре дня. Вообрази себе — четыре дня! При учете (если, конечно, ты это помнишь), сколько у нас текущих незавершенных дел, а все это время селекционеры подкидывали нам головоломку за головоломкой.

— А, наши дражайшие «старшие братья»! — снова что-то такое мелькнуло в голове, выдавая сразу результат и явно опуская за ненадобностью промежуточные звенья логической цепочки.

— Да, они самые! Савитри, между прочим, загнала три Гаруты в этой беспрерывной и беспримерной гонке.

— О, да! — засмеялась она. — Загнала их насмерть, если так можно высказаться о Гаруте.

Я вспомнил распростертые в небесах крылья последнего орлана. Значит, до него было еще два, и их я не помню.

— Нам уже намекали сверху, что мы ставим миссию под угрозу. Буквально позавчера. Но я послал их подальше. Если не вытянуть оттуда Уму и тебя, то какой вообще смысл в «Прометеусе» и всей этой возне? Гори оно синим пламенем, когда прошлому приходится приносить такие жертвы!

— Да, да, у меня тоже не раз возникала ассоциация с защитниками диких животных, которые попали к этим самым животным прямо в джунгли, — добавила Савитри, не отпуская моей руки. — Шива действительно наорал на них, представляешь? Наверное, в правительстве объявлено чрезвычайное положение.

Шива снисходительно махнул настоящей своей правой рукой:

— Не преувеличивай. Все не так плохо. И, как выясняется, все это обязано было произойти — иначе не было бы никого из нас и ничего, что мы имеем вокруг нас. Вот такой, Агни, парадокс организовался, пока вы с Умой прогуливались по старому недоброму прошлому. И вот тут-то как раз все шатко. Именно в этом отрезке таится наибольшая опасность для нашей цивилизации.

Я решительно ничего не понял из его слов.

— Ладно, — догадался он о моем замешательстве. — Все своим чередом. Сначала восстановим в памяти то, что ты уже и так знаешь, а потом подгрузим то, что выяснилось в твое отсутствие.

— Согласен.

И в знак окончательного примирения мы пожали друг другу руки. Две. Правые. Собственные. Манипуляторы сложились у него за спиной в замок и перебирали сплетенными пальцами в режиме ожидания. Я вспомнил, до чего сам не любил этот гаджет и с каким трудом мне удавалось с ним справляться при необходимости. А Шива его обожал и за многие годы работы привык, как к родным рукам. Недаром он забыл их снять перед встречей со мной.

— Но что случилось, когда ты был Степкой? Как ты погиб? И почему?

— Это уже другая история, как я сказал. Она связана с ятта.

«Побочный эффект создания сур», — молнией мелькнула в голове подсказка-определение для этих тварей.

— Ты хочешь сказать, что эти выкидыши творения могут представлять для нас какую-то опасность?

— Более чем, Агни. Еще неделю назад мы об этом даже не догадывались, уж слишком привыкли к тому, что ятта — это синоним дебилизма в крайней его стадии. А в их среде выявился Стяжатель.

— Это как?

— Это аккумулятор их общей энергии. Мы зовем его Стяжателем. Ты там называл его, насколько мне известно, Колдуном и даже пользовался портретиком, в точности отображавшим его внешность. И он не только далек от дебильности… Я сказал бы, что на шкале измерения возможностей интеллекта он занимает строго противоположную ей позицию.

— Порази меня молния, если я понимаю хоть что-то из того, что ты говоришь! — и я не преувеличил; в ответ на это Савитри только вздохнула, а Шива удрученно кивнул:

— Да, да, я знаю… По возвращении вчера мне тоже было несладко, но с тобой не сравнить: у меня не было за плечами четырех насильственных смертей. Поверь, приятель, я очень тебе сочувствую и готов помочь во всем. И Савитри, разумеется, тоже. Давай проделаем все, вернувшись к самому началу, если не возражаешь…

Последний тест меня доконал. После тридцати позиций с математическими вычислениями, каждое из которых для чего-то подытоживалось демонстрацией верного ответа, на ум ничего больше, кроме ручного огнетушителя ярко-красного цвета, не приходило. А что еще я мог вообразить в ответ на финальное предложение сходу назвать первый попавшийся инструмент и его окраску? Хоть огнетушитель с трудом можно отнести к инструментам, мне в мысли пришел именно он. И после тридцати бесцельных операций по сложению, вычитанию, умножению и делению мне, честно говоря, этим огнетушителем хотелось кого-нибудь… Впрочем, я спокоен, я спокоен!

Кому мы, пять несчастных технарей, ожидающих распределения, так не угодили, что нас уже который по счету день в течение десяти-двенадцати часов гоняют по совершенно невозможным вопросам, мало связанным с нашей профессией?! Предлагаемые тесты пригодились бы, как мне кажется, психологам или соцработникам…