Живут себе да живут на белом свете,
В богатовском сельсовете,
В округе Шахтинско-Донецком,
При правлении советском,
Не один кулацкий кружок, а целых три,
Подтачивая советскую власть изнутри.
В первом кружке кулаки – Коренцов,
Борисов да Назаров –
Стряпают «слушки» для темных базаров,
«Лгут всяк зол глагол»
Про вред колхозов и школ.
Второй кружок, где «за атаманов»
Кулак Кубашкин да подкулачник Пузанов,
Ведет средь бедноты агитацию,
Выдает кулакам аттестацию:
«Выбирайте в совет не бедняков,
Не середняков,
А зажиточных мужиков:
Умный мужик Разуваев,
Дошлый мужик Колупаев.
Они приструнят шалопаев,
Они заставят крикунов
Ходить без штанов.
Зато тем, кто им окажет уважение,
Будет всякое воспоможение,
Бери, получай –
Вот тебе сахар и чай,
И семенная ссуда,
И… с водчонкой посуда!
После выборов выпить извинительно».
До чего соблазнительно!
У третьего кулацкого кружка
Председатель – башка.
Ну, как не назвать его,
Товарища Алпатьева?!
Вот чья ласка мила, чья страшна угроза,
Особливо во внимание беря,
Что он и председатель колхоза
Под названием «Заря».
С кулачьем ведет он дружбу большую,
Кулаки у него одесную
И ошую:
Сообща они ратуют за бога,
Сообща борются против сельхозналога,
Сообща делают возражения
Против самообложения,
Сообща пишут в газету:
«У нас кулаков нету!»,
К займу индустриализации не скрывают вражды
И выбалтывают секрет всех кулацких секретов:
«Не видим никакой скоропалительной нужды
В перевыборе сельсоветов!»
Разошелся Алпатьев во всю прыть,
Так объявилась «учительша» Воинова,
Стала она Алпатьева крыть,
Как человека недостойного.
Вломился Алпатьев в амбицию,
Порвал на учительше всю амуницию,
Вцепился учительше в волосья,
Хвать клок! Хвать другой! Хвать! Хвать! Хвать!
«Ах ты, кривая Федосья!
Будешь меня критиковать?!
Иска-ле-чу!
И-зу-ве-чу!»
Притих весь избирком,
Как Алпатьев тенорком
Начал за здравие,
Кончил за упокой:
«Моя власть! Мое самодержавие!
Идите вы все к р-р-растакой!!!»
Пошел избирком, чуть не плача:
«Вот так зада-а-а-ча!»
«Вот и говори,
Что перевелись цари!»
«Ах, ты мать ево, переметь ево,
Этого самого Алпатьева!»
«Вырос клещ на нашем теле!»
«Ца-арь, всамделе:
Он те плюнет, ты утрешься!»
«Тронь его, беды не оберешься!»
Ай, мужики, надо ж быть храбрей,
Храбрей да мудрей,
Так не будет этаких «царей».
Кто сказал, что Алпатьева страшно трогать?
Вот я беру его под ноготь!
А теперь поглядим:
Остался ли он невредим?
