События неслись во весь опор,
И в баснях надолго расстался я с купчиной.
Гордеич… Лекция… «Контакт»… Прошло с тех пор
Четыре года с половиной.
И вот Гордеича теперь мы застаем
В трактире с музыкой, вином и пьяным шумом.
Купец беседует вдвоем
С Пров Кузьмичом, своим приятелем и кумом.
Кум, деревенский туз – он тоже нам знаком:
О ком – о ком,
А уж о нем пришлось писать мне сколько басен!
Да что нам говорить о давней старине,
О том, как был кулак тогда для нас опасен?
Он нынче стал для нас опаснее вдвойне.
Кулак был под конем, и вновь он на коне.
И мне о нем писать еще придется много.
Сейчас в трактире за столом
Кузьмич, беседуя с купчиной о былом,
О настоящем тож выпытывает строго.
Гордеич охает: «Ох-ох-ох-ох, Кузьмич!
Хлебнули горя… Настрадались…
Я так считаю: божий бич.
Но сжалился господь, – все ж лучших дней дождались.
Что было? Вспомнишь, жуть берет,
Боялся, веришь ли, загадывать вперед.
Прикинешь так – ан выйдет хуже.
Прожить ба как – не то что думать про доход.
На шее петля, что ни год,
То все затягивалась туже.
За спекуляцию пришлось сидеть раз пять.
Вот уж надеешься: с тюрьмой совсем расстался.
Ан, не успел чихнуть, как Загребли опять.
Не знаю, как и жив остался,
Как не оглох и не ослеп.
Отчаялся во всем… Не жизнь была – мученье!
И вдруг, негаданно-нежданно, облегченье.
Явился этот самый нэп.
Сначала думалось: «Взамен оглобли – дышло,
Ан, вышло…»
«Эвона что вышло! –
Осклабился подвыпивший кулак. –
Вон на себя Москва какой наводит лак!
Опять же у тебя… опять забил подвалы…
Вновь, слышно, входишь в капиталы.
Какого ж те рожна? Теперя знай одно:
На лад былой – гони монету!»
«На лад былой, ох-хо!.. Вот то-то и оно,
Что счастье наше не полно:
Нет главного… былой уверенности нету!»
