Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Брехт Бертольт Фридрих Ойген "Bertolt Brecht" > Стихотворения. Рассказы. Пьесы > Стр.60
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
59
60
61
...
206

С ЧУВСТВОМ ПОЗОРА

Семь лет мы ели хлеб палача.
Семь лет мы ковали для него боевые колесницы.
Мы, побежденный народ, лезли вон из кожи,
Чтобы побеждать другие народы.

БАЛЛАДА О ПРИЯТНОЙ ЖИЗНИ ГИТЛЕРОВСКИХ САТРАПОВ

Толстяк рейхсмаршал — шут, палач, пройдоха,
Безжалостно ограбивший полмира, —
Хоть в Нюрнберге и посбавил жиру,
Все ж выглядел еще весьма неплохо.
«Но что ж питало помыслы его»,
Вы спросите. Как что? «Немецкий дух»!
Не от него ль как боров он разбух?
Тут, право, не ответишь ничего!
А красть зачем? Да как же не украсть?!
Кто при деньгах, тому живется всласть!
А Риббентроп? И этот плут прожженный,
Шампанским торговавший и собою,
Польстившись вдруг на ремесло другое
И в Бисмарки ефрейтором крещенный,
В искусство дипломатии привнес
Пронырливость профессии былой…
«Я фюреру был предан всей душой!»
За что ж был верен господину пес?
Что за вопрос? Видна с изнанки масть!..
Кто при деньгах, тому живется всласть!
Был долговязый Шахт версты длиннее.
В него, как в пропасть, сыпались без счета
Все наши деньги… Что ж, пусть у банкрота
Еще длиннее вытянется шея.
Но он по-своему был «демократ»
И знал, в чем сила: в кошельке большом.
И ревностно заботился о нем:
«Война огромных требует затрат!»
Каких затрат? Всегда в остатке часть!
Кто при деньгах, тому живется всласть!
Чем грешен Штрайхер? Этого садиста
В убийствах обвиняли «беспричинно».
Подвержен был он слабости невинной —
К погромным пасквилям. Идеей чистой
Его писанья были. Не в крови —
В чернилах агнец лапки замарал.
Он был святым, он верил в идеал
И все, что делал, — делал из любви.
Какой любви? В карман побольше класть!
Кто при деньгах, тому живется всласть!
Ла-Кейтель… Он с лакейскою ухмылкой
Лизал ефрейтору сапог вонючий.
Пройдя по Украине черной тучей,
Знаток по части танков и бутылки,
Вопит истошно: «Так велел мне долг!»
Из чувства «долга» предал он друзей
И в душегубках истреблял людей, —
Но в этом был совсем особый толк…
Какой? Сказать? Себе побольше в пасть.
Кто при деньгах, тому живется всласть!
Возвышенных полны фантасмагорий,
Они средь высей облачных витали,
Не грабили, не жгли, не убивали —
А с ангелами распевали в хоре.
Взгляните: что ни вор — то Лоэнгрин.
О, где твой светлый голубь, Парцифаль?
Не Ленинград манил их, а Грааль,
Валгалла рухнула, а не Берлин…
Их пылкая обуревала страсть:
Кто при деньгах, тому живется всласть!

1946

АНАXРОНИЧНОЕ ШЕСТВИЕ, ИЛИ СВОБОДА И ДЕМОКРАТИЯ

Снова в зону трех держав
день весны пришел, кудряв.
И из пепла и руин
выполз бледный всход один.
В это время из-за склона
потянулась вдаль колонна;
избиратели в ней шли,
две доски они несли.
Эти стертые скрижали
наш закон изображали;
были там слова насчет
«демократий» и «свобод».
Звон покрыл поля и реки;
вдовы летчиков, калеки,
толпы нищих и сирот
жадно смотрят: «Кто идет?»
И слепой спросил глухого:
— Кто в пыли шагает снова
и, крича, сулит народу
«демократию», «свободу»?
Впереди шагал дурак,
он орал примерно так:
«Сэв дзы кинг», «Алонзанфан»,
будет доллар дан, дан, дан!»
Двое в рясах шли в строю
и несли хоругвь свою.
А под рясой зоркий взор
мог заметить пару шпор.
Вот и свастика паучья,
но с нее убрали крючья:
раз такие времена —
превратилась в крест она.
Брел святой отец меж ними,
шпик, слуга того, кто в Риме
смотрит, злобен и жесток,
с беспокойством на Восток.
А за ними — хулиганы,
сунув ножики в карманы.
Воспевали вслух они
сладость будущей резни.
Шли владельцы (их патроны)
фирм снарядных и патронных.
Фирмы требуют «свободы»,
чтоб поднять свои доходы.
Пыжась, как каплун, и чванясь,
шел спесиво пангерманец.
За «свободу слова», знать,
это слово — «убивать!».
С ним шагали «педагоги»,
чьи науки — сплошь подлоги.
Молодежь они решили
воспитать в тевтонском стиле.
Дальше шли врачи-нацисты,
им живые ненавистны,
и для дел кровавых просят
коммунистов им подбросить.
Три ученейших лица —
душегубок три творца —
жаждут для своих «работ»
льгот и всяческих свобод.
Подняли писаки крик
из газетки «Штурмовик»,
им нужна свобода ныне
для погромной писанины.
Дальше — движется особа
с волчьей славой юдофоба.
Нынче блеет по-овечьи
он о праве человечьем.
А за ним — ариец бывший,
верно Гитлеру служивший;
адвокатом хочет стать —
за бандитов хлопотать.
Чернорыночный торгаш
заявляет: «Лозунг наш —
все полезно, что доходно!
Спекуляции — свобода!»
Вот судья, похож на Линча.
Он «свободно» судит нынче
и смеется: «Захочу —
дам свободу палачу!»
Музыкант, поэт кудрявый
жаждут колбасы и славы.
Вместо лиц у них личины —
мол, безгрешны и невинны.
Вот эсэсовец со стеком,
стал он «честным человеком»
и куртаж имеет от
«демократий» и «свобод».
Лига гитлеровских дев
марширует, юбки вздев.
Загорелыми ногами
клянчат шоколад у «ами».
Члены лиги «Сила в благе»,
«Зимней помощи» деляги,
члены ложи «Прусской шпаги»,
 слуги вексельной бумаги,
грязь, и кровь, и ложь с подлогом
по немецким шли дорогам,
изрыгая вопли с ходу:
«Демократию! Свободу!»
И к изарским берегам
подошли. Ведь это там
колыбель фашистской власти,
главный город всех несчастий.
Там уже об этом знали.
У ворот, среди развалин,
растревоженные люди
ждали с ужасом: что будет?
И когда, воздев скрижали,
в Мюнхене колонны встали —
из Коричневого дома
вышло шесть особ знакомых.
Шесть особ остановились,
молча сброду поклонились
и, кортеж построив свой,
молча двинулись с толпой.
В экипажи сели, гляньте,
шесть товарищей по банде,
двинулись, взывая к сброду:
«Демократию! Свободу!»
Кнут держа в руке костлявой,
проезжает Гнет кровавый,
и (подарок от господ)
броневик его везет.
В танке, прикрывая язвы,
едет гнусная Проказа;
чтобы скрыть изъяны кожи —
бант коричневый на роже.
Следом Ложь ползет блудливо
с даровым бокалом пива;
хочешь даром пиво пить —
нужно деток совратить.
Вот — проныра из проныр —
Глупость, дряхлая как мир,
едет, держит две вожжи,
не спуская глаз со Лжи.
Свесив с кресла нож кривой,
важно движется Разбой
и поет, смакуя виски,
о свободе — по-английски.
Наконец, пьяным-пьяна,
едет наглая Война.
И фельдмаршальским мундиром
прикрывает глобус Мира.
И шестерка этих сытых,
всякой мерзостью набитых,
едет нагло и орет:
«Демократий и свобод!»
Позади шести особ
двигался в повозке гроб.
Что в гробу — не знал никто
и не спрашивал про то.
Ветер, из обломков дуя,
выл тоскливо отходную
занимавшим в дни былые
эти зданья. Крысы злые
выбегали из развалин
и кортеж сопровождали
с писком, там вошедшим в моду:
«Демократию! Свободу!»
60
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"252780","o":1}