КОРОВА ВО ВРЕМЯ ЖВАЧКИ Наваливаясь грудью на кормушку, Жует. Глядите, как она жует, Как стебелька колючую верхушку Медлительно захватывает в рот. Раздутые бока, печальный старый глаз, Медлительные челюсти коровьи. И, в удивленье поднимая брови, Она на зло взирает, не дивясь. В то время, как она не устает жевать, Ее жестоко тянут за соски, Она жует и терпит понемножку. Ведь ей знакома жесткость той руки, И ей давно на все уже плевать, И потому она кладет лепешку. 1925
СОНЕТ О ЖИЗНИ СКВЕРНОЙ Семь лет в соседстве с подлостью и злобой Я за столом сижу, плечом к плечу, И, став предметом зависти особой, Твержу: «Не пью, оставьте, не хочу!» Хлебаю свой позор из вашей чаши, Из вашей миски — радости свои. На остальные ж притязанья ваши Я говорю: «Потом, друзья мои!» Такая речь не возвышает душу. Себе в ладонь я дунул, и наружу Пробился дух гниенья. Что за черт! Тогда я понял — вот конец дороги. С тех пор я наблюдаю без тревоги, Как век мой краткий медленно течет. 1925 ЛЮБИМ ЛИ ИМИ Я — МНЕ ВСЕ РАВНО… Любим ли ими я — мне все равно, Пусть обо мне злословят люди эти; Мне жаль, что нет величия на свете, — Оно меня влечет к себе давно. Пошел бы я с великими в кабак, За общий стол мы вместе сесть могли бы; Была бы рыба — ел бы хвост от рыбы, А не дали — сидел бы просто так. Ах, если б справедливость под луною! Я был бы рад, хотя б она и мною Безжалостно решила пренебречь! А может, нас обманывает зренье? Увы, я сам — трудна мне эта речь! — Питаю к неудачникам презренье. ИЗ КНИГИ «ДОМАШНИЕ ПРОПОВЕДИ» О ХЛЕБЕ И ДЕТЯХ Они и знать не хотели О хлебе в простом шкафу. Кричали, что лучше б ели Камень или траву. Заплесневел этот хлебец. Никто его в рот не брал. Смотрел он с мольбою в небо, И хлебу шкаф сказал: «Они еще попросят — Хоть крошку, хоть чуть-чуть, Кусочек хлеба черствый, Чтоб выжить как-нибудь». И дети в путь пустились, Блуждали много лет. И им попасть случилось В нехристианский свет. А дети у неверных Болезненны, худы, Им не дают и скверной Постной баланды. И эти дети просят Дать хлебушка чуть-чуть, Кусочек самый черствый, Чтоб выжить как-нибудь. Заплесневел ломоть хлеба. Мышами в лапки взят. Найдется ли у неба Хоть крошка для ребят? 1920 АПФЕЛЬБЕК, ИЛИ ЛИЛИЯ В ДОЛИНЕ С лицом невинным Якоб Апфельбек Отца и мать убил в родном дому И затолкал обоих в гардероб, И очень скучно сделалось ему. Над крышей ветер тихо шелестел, Белели тучки, в дальний край летя. А он один в пустом дому сидел, А он ведь был еще совсем дитя. Шел день за днем, а ночи тоже шли, И в тишине, не ведая забот, У гардероба Якоб Апфельбек Сидел и ждал, как дальше все пойдет. Молочница приходит утром в дом И ставит молоко ему под дверь, Но Якоб выливает весь бидон, Поскольку он почта не пьет теперь. Дневной тихонько угасает свет, Газеты в дом приносит почтальон, Но Якобу не нужно и газет, Читать газеты не умеет он. Когда от трупов тяжкий дух пошел, Был Апфельбек сдержать не в силах слез. Заплакал горько Якоб Апфельбек И на балкон постель свою унес. И вот спросил однажды почтальон? «Чем так разит? Нет, что-то здесь не то!» Сказал невинно Якоб Апфельбек; «То в гардеробе папино пальто». Молочница спросила как-то раз: «Чем так разит? Неужто мертвецом?» «Телятина испортилась в шкафу», — С невинным он ответствовал лицом. Когда ж они открыли гардероб, С лицом невинным Апфельбек молчал. «Зачем ты это сделал, говори!» «Я сам не знаю», — он им отвечал. Молочница вздохнула через день, Когда весь этот шум слегка утих: «Ах, навестит ли Якоб Апфельбек Могилку бедных родичей своих?» |
