1942 ВЕЗДЕ ДРУЗЬЯ Финские рабочие Дали ему постель и письменный стол, Писатели Советского Союза посадили его на корабль, Еврейский бельевщик из Лос-Анджелеса Прислал ему костюм: враг живодеров Обрел друзей. ЧТЕНИЕ ГАЗЕТЫ У ПЛИТЫ По утрам я читаю в газетах об эпохальных планах Пап и королей, банкиров и нефтяных магнатов. Другим глазом я слежу За водой для чая: Как она мутится, закипает, и снова проясняется, И, переливаясь через край, гасит огонь. ПИСЬМО ДРАМАТУРГУ ОДЕТСУ Товарищ, В своей пьесе «Потерянный рай» ты показываешь, Что семьи эксплуататоров Разлагаются. Ну и что с того? Возможно, что семьи эксплуататоров В самом деле разлагаются. А если бы они не разлагались? Разлагаясь, они перестают, что ли, эксплуатировать или Нам приятнее быть эксплуатируемыми Не разложившимися эксплуататорами? Может быть, голодному Следует и дальше голодать, если тот, кто Вырывает у него кусок хлеба, — здоровый человек? Или ты хочешь сказать, что наши угнетатели Уже ослабели? И нам остается лишь Спокойно ждать сложа руки? Послушай, товарищ, Такие картинки нам уже малевал наш маляр, А проснувшись наутро, мы испытали на себе Силу наших разложившихся эксплуататоров. Или, может быть, тебе их жалко? Уж не следует ли нам, Глядя на клопов, выкуриваемых из щелей, Проливать слезы? Неужели же ты, товарищ, Испытывающий сострадание к голодным, можешь также Чувствовать сострадание и к обожравшимся? ГОЛЛИВУД Чтобы заработать себе на хлеб, я каждое утро Отправляюсь на рынок, где торгуют ложью. Уповая на успех, Я становлюсь посреди продавцов. 1942 МАСКА ЗЛОГО ДУХА На стенке висит японская скульптура — Резная из дерева маска злого духа, расписанная золотым лаком. Я сочувственно рассматриваю Набухшие вены на лбу, свидетельствующие, Как это тяжко и трудно — быть злым. 1942 ВЫЛОЖИ ТОВАР! Снова и снова, Рыская по вашим городам В поисках пропитания, Я слышу: — Покажи, что в тебе есть! Карты на стол! Выложи товар! Воодушеви нас речами! Расскажи о нашем величье! Разгадай наши тайные желания! Укажи выход, приноси пользу! Выложи товар! Стань в наши ряды, Дабы возвышаться над нами. Докажи, что ты один из нас, И мы назовем тебя Лучшим. Мы хорошо заплатим, у нас имеются средства! Никто, кроме нас, не способен на это. Выложи товар! Помни — наши великие пророки Пророчат пророчества, угодные нам! Властвуй, обслуживая нас! Существуй, обеспечивая наше существование! Действуй с нами заодно, мы поделим добычу! Выложи товар! Будь с нами честен! Выложи свой товар! Когда я гляжу на ваши протухшие лица, У меня пропадает аппетит. 1942 ЕЖЕДНЕВНО КРАСНАЯ АРМИЯ НАСТУПАЕТ «Оборона» — это слово раскатывается над миром. Радиообозреватели Вылавливают дурные намерения из речей маляра. Министры и генералы отмечают на карте Угрожаемые участки. Суда с боеприпасами Тонут на пути к поверженным крепостям. Ежедневно Красная Армия наступает. ДОБРОЕ ДЕЛО Мотопехота в третий раз С бою взяла телефонную станцию. Храбрость солдат беспредельна. Резня колоссальна. Но больше Отвага тех, кто отказывается Выполнить приказ. ПЕСНЯ НЕМЕЦКОЙ МАТЕРИ Мой сын, я коричневую рубашку Подарила тебе и пару сапог. Кабы знала я все, что знаю теперь, Я б повесилась, видит бог. Мой сын, я слыхала твой возглас «хайль», Резкий гортанный крик. Я не знала, что у кричащего так Должен отсохнуть язык. Мой сын, ты твердил, что раса героев Мир очистит огнем и мечом. Я не знала, не думала, не понимала, Что ты у них был палачом. Мой сын, я видала — за Гитлером следом Ты шагал, послушный солдат, И не знала, что тот, кто шагает за ним, Никогда не придет назад. Мой сын, ты твердил мне о новой стране? Не узнать, мол, Германию в ней! Я не знала, что станет Германия грудой Золы и кровавых камней. Носил ты коричневую рубашку И был мне дорог и мил. Я не знала того, что знаю теперь: Это твой саван был. 1942 ОБРЕЧЕННЫЕ ПОКОЛЕНЬЯ Бомбардировщики еще не появлялись над нами, А уже наши города Были необитаемы. Никакая Канализация не спасала их от нечистот. Мы еще не пали в бесчисленных битвах, А уже наши дети, Бродившие среди домов, которые еще не стали руинами, Были сиротами, и вдовами — жены. Нас еще не сбросили в яму другие, Обреченные тоже, а у нас уже не было друга! То, что на каждом из нас съела известь, Уже не могло называться лицом. |
