1935 БОРЦАМ КОНЦЛАГЕРЕЙ Вы, едва достижимые! Похороненные в концлагерях, Отсеченные от любого человеческого слова, Пытаемые, Избитые, Однако неопровергнутые! Исчезнувшие, Однако не забытые! О вас мы слышим немного, но все же слышим: вы Неисправимы, Вас нельзя убедить, то есть заставить отречься от рабочего дела, Нельзя разуверить, что и сейчас в Германии Есть люди и люди: угнетатели и угнетенные, И что только классовая борьба Может освободить массу Городскую и сельскую. Мы слышим, что вас ни батогом, ни дыбой Нельзя заставить Признать, что дважды два — пять. Итак, вы Исчезнувшие, но Не забытые, Избитые, но Неопровергнутые, Вместе со всеми неисправимыми борцами, Не переубежденными сторонниками правды Продолжаете оставаться Подлинными вождями Германии. 1933 ПОГРЕБЕНИЕ ПОДСТРЕКАТЕЛЯ В ЦИНКОВОМ ГРОБУ В этом цинке, здесь, Покоится человеческий труп, Или его ноги, или голова, Или еще меньшая кроха его, Или вообще ничего, ибо он был Подстрекателем. Он изобличен как первопричина зла. Заройте его. В лучшем случае Только жена его последует за ним на живодерню, Ибо его сообщники Тоже изобличены. Это Нечто, лежащее в цинке, Подстрекало вас ко многому: Чтобы сытно есть, И чтобы жить в сухих жилищах, И чтобы кормить детей своих, И чтобы за свою копейку стоять, И чтобы солидарным быть со всеми Угнетенными, подобно вам, и Чтобы думать. Это Нечто, там в цинке лежащее, вам говорило, Что необходимо ввести иную систему производства И что вы, миллионные массы труда, Должны взять в свои руки власть, Без этого вам ничего не добиться. И вот потому, что Находящееся там в цинке говорило так, Оно и попало в цинк и подлежит погребенью В качестве подстрекателя, подстрекавшего вас. И тот, кто говорит здесь о сытной еде, И тот из вас, кто хочет жить в сухом жилье, И тот из вас, кто стоит за свою копейку, И тот из вас, кто хочет кормить своих детей, И тот, кто здесь размышляет и объявляет себя солидарным Со всеми угнетенными, Тот должен отныне и вовеки Быть запаян в цинк, подобно этому Нечто, Запаян как подстрекатель и погребен. 1933 ПОСЛАНИЕ ТОВАРИЩУ ДИМИТРОВУ В ТЕ ДНИ, КОГДА ОН БОРОЛСЯ С ФАШИСТСКИМ СУДОМ В ЛЕЙПЦИГЕ Товарищ Димитров! С тех пор как ты борешься с фашистским судом, Сквозь толпы бандитов-штурмовиков и убийц, Сквозь свист шомполов и резиновых дубинок В самом сердце Германии Слышен Громкий и внятный голос коммунизма. Его слышат во всех странах Европы Те, кто — сами во тьме — вслушиваются во тьму за границей, Его слышат также Все избитые, ограбленные И несгибаемые Борцы Германии. Экономя и рассчитывая, ты, товарищ Димитров, Используешь каждую минуту, тебе данную, Используешь эту маленькую площадку, Еще открытую гласности, Ради всех нас. Едва владеющий чужим языком, Постоянно прерываемый окриками, Многократно вытащенный из зала, Истощенный кандалами, Ты вновь и вновь задаешь наводящие страх вопросы, Обвиняешь виновных и Заставляешь их орать, вытаскивать тебя из зала И тем самым подтверждать, Что за ними не право, а только сила, Что тебя можно только убить, но не победить. Потому что, подобно тебе, этой силе сопротивляются Тысячи борцов, не столь заметных, как ты, Даже те, кто истекает кровью в застенках. Их можно убить, Но не победить. Подобно тебе, все они заподозрены в борьбе с голодом, Обвинены в восстании против угнетателей. Привлечены к суду за борьбу с эксплуатацией, Изобличены В справедливейших действиях. 1933 ХВАЛА КОММУНИЗМУ (Из пьесы «Мать») Он серьезен, он всем понятен. Он так прост. Ты не кровопийца ведь. Ты его постигнешь. Он нужен тебе, как хлеб, торопись узнать его. Глупцы зовут его глупым, злодеи зовут его злым, Мерзавцы зовут его мерзким. А он против зла и против глупости. Обиралы кричат о нем: «Преступленье!» А мы знаем: В нем конец их преступлений. Он не безумие, но конец безумия. Он не хаос, но Стройный порядок. Он то простое, Что трудно свершить. ХВАЛА ДИАЛЕКТИКЕ (Из пьесы «Мероприятие») Кривда уверенным шагом сегодня идет по земле. Кровопийцы устраиваются на тысячелетья. Насилье вещает: «Все пребудет навечно, как есть». Человеческий голос не может пробиться сквозь вой власть имущих, И на каждом углу эксплуатация провозглашает: «Я хозяйка теперь». А угнетенные нынче толкуют: «Нашим надеждам не сбыться уже никогда». Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно. Угнетатели выскажутся — Угнетенные заговорят. Кто посмеет сказать «никогда»? Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы. Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы. Ты проиграл? Борись. Побежденный сегодня победителем станет завтра. Если свое положение ты осознал, разве можешь ты с ним примириться? И «Никогда» превратится в «Сегодня»! |
