Данный опус изложен в стихотворной форме!
Подчеркну этот факт — ведь у многих понятия нет,
Что такое стихи и зачем существует поэт,
В наше время поэзия очень умеренно кормит!
Замечать не случалось вам, что в повременной печати
Совершенно исчезли стихи? Не заметили вы ничего?
В чем же дело? А в том, что нас прежде любили читать и
Стихотворцу охотно платили за вирши его.
Ну, а нынче ни пфеннига нам не начислят за строчку!
Потому-то стихи появляться не стали совсем.
Современный поэт с ходу требует: «Деньги на бочку!
Нет ни денег, ни бочки? Ну, значит, не будет поэм!»
Но в душе он терзается: «Ах, мне мой грех неизвестен!
Я за деньги готов был на все, я старался, лез вон я из
кожи!
Разве не был всегда я в делах по-коммерчески честен?
Уверяют меня живописцы, что полотна их тоже
Не идут! А ведь искусствоведы мазню восхваляли!
Натюрморты и жанры в замшелых подвалах — навалом…
Господа, господа! Что же вы нам платить перестали,
Хоть, в довольстве живя, с каждым днем обрастаете салом?…
Мы ли не воспевали, набив благородный желудок,
Мы ли не восхваляли и медным стихом и латунным
Все, что вам по душе: телеса ваших жен полногрудых,
И осеннюю грусть, и ручей в освещении лунном…
Сладость ваших плодов! И листвы опадающей шорох!
Снова плоть ваших женщин! И домыслы ваши о боге!
И орнамент на урнах, на траурных урнах, в которых
Упокоитесь вы, сражены несвареньем в итоге!
Не одним только вам мы несли утешения слово -
И к отверженным мы обращались с надежды словами:
Осушение слез пресловутого брата меньшого
Было миссией нашей. И щедро оплачено вами.
Сколько мы вам услуг оказали! Так служат фидельки и
моськи!
Гонораров просили, свиваясь в кольцо для салфетки!
Сколько пакостей мы учинили! Ради вас! Ради вашего блага!
А с каким упованьем жевали мы ваши объедки!
В колымагу впрягли мы громчайшие четверостишья,
Чтоб в крови и дерьме не увязла войны колымага!
«Полем чести» загон скотобойни назвали, а гаубицы ваши
«Железногубыми братьями» — и это стерпела бумага!
Что за клише к налоговым повесткам
Мы рисовали — блеск! А все для вас!
Мурлыча наши пламенные гимны,
Шли граждане к дверям приходных касс!
Приготовляли мы для вас микстуры
Из лучших слов — тех, что как медь звенят!
Седые волки от литературы,
Мы сделались покорнее ягнят!
Артистически мы сочиняли исторические параллели
Между вами и теми, кому наши предки несытые льстили!
Меценатов мы ублажали, потому что кушать хотели,
И, преследуя недругов ваших, мы кинжалы стихов точили!
Загляните к нам, толстосумы! Не совсем оскудел наш рынок!
Если можно, ешьте быстрее, доедать мы объедки будем.
Чего изволите, ваше степенство? Дифирамбов или картинок?
Знайте, что без рекламы нашей не так уж дороги людям.
Берегитесь вы, меценаты! Мы прилипчивы словно черти!
И привлечь ваш взор благосклонный возмечтали мы с пылом
старым,
Мы задешево вам продались бы, вы уж нам, господа, поверьте,
Но, естественно, наши стихи и полотна мы не можем отдать
задаром!»
Поначалу я рифмовал также первую с третьей строкою,
Сочиняя стихи об упадке эстетных ремесел…
Но потом оказалось, что рифмы мне стоят усилий.
Я подумал; «А кто мне за это заплатит?» — и бросил.
О Германия, бледная мать!
Сидишь среди народов
Вся вывалянная в дерьме,
Среди изгаженных
Самая грязная.
Беднейшего из твоих сыновей
Забили до смерти.
Когда он взвыл от голода,
Другие твои сыновья
На него подняли руку.
И об этом узнали все.
С поднятыми руками,
Руками, поднятыми на родного брата,
Они нагло вышагивают перед тобой
И смеются тебе в лицо.
И об этом известно всем.
В доме твоем Звериным рыком
Изрыгают ложь.
А правда молчит.
Разве не так?
Почему тебя славословят твои тираны, почему
Обвиняют тебя угнетенные?
Эксплуатируемые
Тычут в тебя пальцами,
Эксплуататоры до небес возносят порядок,
Задуманный в доме твоем.
Но при этом все видят, что ты
Подвернула стыдливо подол,
Обагренный кровью
Лучшего из твоих сыновей.
Люди смеются, слушая речи,
Раздающиеся в доме твоем.
Но тот, кто видит тебя, хватается за нож,
Как при виде грабителя.
О Германия, бледная мать!
Благодари сыновей своих,
Превративших тебя в посмешище
Или в пугало
Для народов всех стран!
