Мария Фарар, неполных лет,
Рахитичка, особых примет не имеет.
Сирота, как полагают — судимости нет,
Вот что она сообщить имеет:
Она говорит, как пошел второй месяц,
У какой-то старухи ей подпольно
Было сделано, говорит, два укола,
Но она не скинула, хоть было больно.
Но, вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществования.
Все же деньги она, говорит, отдала,
А потом затягивалась до предела,
Потом пила уксус, перец туда клала,
Но от этого, говорит, ослабела.
Живот у нее заметно раздуло,
Все тело ломило при мытье посуды,
И она подросла, говорит, в ту пору,
Молилась Марии и верила в чудо.
И вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществования,
Но молилась она, очевидно, зря,
Уж очень многого она захотела.
Ее раздувало. Тошнило в церкви. И у алтаря
Она со страху ужасно потела.
И все же она до самых родов
Свое положенье скрывала от всех.
И это сходило, ведь никто б не поверил,
Что такая грымза введет во грех.
И вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
В этот день, говорит, едва рассвело,
Она лестницу мыла. И вдруг словно колючки
Заскребли в животе. Ее всю трясло,
Но никто не заметил. И ей стало получше.
Ломала голову — что это значит,
Весь день развешивая белье.
Наконец поняла. Стало тяжко на сердце.
Лишь потом поднялась в свое жилье.
А вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
За ней пришли. Она лежала пластом.
Выпал снег, его надо убрать с дороги.
День был жутко длинный. И только потом,
К ночи, она принялась за роды.
И она родила, как говорит, сына.
Сын был такой же, как все сыновья.
Но она не как все, хотя нет оснований,
Чтоб за это над ней издевался я.
И вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
Так пусть она рассказывает дальше
О своем сыне и своей судьбе.
(Она, говорит, расскажет без фальши!)
Значит, и о нас — обо мне и о тебе.
А потом, говорит, выворачивать стало
Ее, словно качало кровать,
И она, не зная, что от этого будет,
С трудом заставляла себя не кричать.
Но вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
Из последних сил, говорит, она
Из своей каморки, ледяной как погреб,
Едва дотащилась до гальюна
И там родила, когда — не упомнит.
Видно, шло к утру. Говорит — растерялась,
Какой-то страх ее охватил,
Говорит, озябла и едва держала
Ребенка, чтоб не упал в сортир.
А вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
Вышла она, говорит, из сортира,
До этого все было молчком,
Но он, говорит, закричал, и это ее рассердило,
И она стада бить его кулаком.
Говорит, била долго, упорно, слепо,
Пока он не замолк и стал неживой.
До рассвета с ним пролежала в постели,
А утром спрятала в бельевой.
Но вы, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
Мария Фарар, незамужняя мать,
Скончавшаяся в мейсенской каталажке,
Хочет всем тварям земным показать
Их подлинный облик без всякой поблажки.
Вы, рожающие в стерильных постелях,
Холящие благословенное лоно,
Не проклинайте заблудших и сирых,
Ибо грех их велик, но страданье огромно.
Потому, прошу вас, не надо негодованья,
Любая тварь достойна вспомоществованья.
Откуда-то тетка пришла говорят
У нее помутился от голода взгляд
Но весь хлеб поедал солдат
Она упала в канаву от истощенья
И забыла навеки как есть хотят.
А кроны дерев без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
И тут же лекарь пришел говорят
Он сказал; этой тетке место в могиле
И как будто бы в этом никто не виноват
И лекарь ухмылялся без тени смущенья.
А кроны дерев еще без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
Но нашелся один человек говорят
Интересы порядка — ничто для него
Но история с теткой задела его
Он сочувственно выразил недоуменье
Он сказал, само собой, люди есть хотят.
Но кроны по-прежнему без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
И тут полицейский пришел говорят
Он руки человеку завернул назад
И стукнул его два-три раза подряд
И тот уже не говорил, чего люди хотят
А полицейский сказал в заключенье:
Ну вот, кроны дерев без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
Тут три бородатых пришли говорят
И сказали: это дело одному не под силу
Но они поплатились за это ученье
Их слова свели их к червям в могилу
Так они позабыли, чего хотят.
А кроны дерев без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
Тут пришло сразу много людей говорят
Они захотели чтоб их выслушал солдат
Но сказал за солдата его автомат
И забыли эти люди, чего они хотят
Но на лбу их морщина залегла с тех пор.
Хотя кроны дерев все еще без движенья
И птичий не слышен хор
И на вершинах гор
Ни дуновенья.
Тут пришел большой красный медведь говорят
Чуждым был медведю местный уклад
Но он стреляный был и не лез наугад
Стал он жрать этих птичек всех без исключенья.
Вот тут-то кроны пришли в движенье
И птичий всполошился хор
И на вершинах гор
Есть дуновенье.
