В дни, когда для бурной жизни созревал
В животе у своей матери Ваал,
Мир, которого Ваал тогда еще не зрел,
Был уже могуч, и наг, и зрел.
Небосвод, который был неистово лилов,
Укрывал Ваала, как покров,
По ночам, когда хмельной Ваал
Опьяненных женщин целовал.
Всегда и всюду было небо рядом с ним,
Потому Ваал вовек не уставал
И неукротим, неутомим
Шел по миру, как девятый вал, —
По земле, которая металась и стонала,
Словно жадно-похотливая вдова.
Наготу великого Ваала
Укрывала неба синева.
Страсть свою Земля дарит тому,
Кто готов на смерть в ее объятьях;
Но Ваал бессмертен, видно, потому,
Что умеет вовремя отъять их.
Без любви Ваал не горевал,
У его любви вселенские масштабы.
Хватит места, говорит Ваал,
Хватит всем на лоне этой бабы.
Есть ли бог — не все ль ему равно?
Может, есть, а может, нету бога!
И Ваала гложет лишь одна тревога:
Есть ли водка? Где достать вино?
Если баба все Ваалу отдавала,
Это только вызывало смех Ваала.
А в любовниках Ваал не видел зла;
Только бы она не понесла!
Всякий грех — учил Ваал — хорош,
Самому же грешнику — цена дырявый грош;
Грех приятен людям до седин,
Только два грешка полезней, чем один!
Не жалей того, кого ограбил:
Блажь твоя превыше всяких правил.
Лучше пусть тебя корят за воровство,
Чем за то, что ты не сделал ничего.
Лень отбросим, похотью горя:
Наслажденье не дается зря.
Лень поможет отрастить живот,
А живот блаженства не дает.
Слабостью своей врагов не радуй,
Обессилев, никогда не падай.
Старость не способен побороть
Тот, кто ночью убивает плоть.
Разломав игрушку, посмотри,
Что таится у нее внутри;
Никогда игрушку не жалей,
Потому что с правдой — веселей.
Так блестит Ваалова звезда.
Пятна грязи — это не беда!
Все равно его звезда струит свой свет,
Да к тому же у него другой в запасе нет.
Коршун бы Ваалу печень расклевал, —
И над спящим жадно кружит он!
Только — мертвецом прикинулся Ваал
И сварил себе из коршуна бульон.
Под луной, сияющей с небес,
Чавкая, сожрет он все кругом.
А потом уйдет Ваал в бессмертный лес
И забудется великим сном.
Пусть настал его последний час —
Ничего, Ваал по горло жизнью сыт.
Столько неба у него в глубинах синих глаз,
Что и мертвый в небо он глядит.
И когда, обрушившись в провал,
В мрак небытия ушел Ваал,
Мир, которого Ваал теперь уже не зрел,
Был, как прежде, синь, и наг, и зрел.
Когда она утонула и вниз поплыла
Из ручьев в речки и в реки,
Так светились небесные купола,
Словно труп упокоить хотели навеки.
Осока и тина ее облекли,
И она постепенно отяжелела.
Возле ног ее рыбы хороводы вели,
И водоросли задерживали тело.
По ночам было небо темным, как дым,
И несло на весу звезды, как свечи.
По утрам становилось оно голубым —
Для нее еще были утро и вечер.
И когда ее бледное тело превратилось в гнилье,
Постепенно господь забывал, каково оно было:
Позабыл он лицо, руки, волосы, всю позабыл он ее,
И тогда она падалью стала и частью подонного ила.
Четыре года длился бой,
А мир не наступал.
Солдат махнул на все рукой
И смертью героя пал.
Однако шла война еще.
Был кайзер огорчен:
Солдат расстроил весь расчет,
Не вовремя умер он.
Над кладбищем стелилась мгла,
Он спал в тиши ночей.
Но как-то раз к нему пришла
Комиссия врачей.
Вошла в могилу сталь лопат,
Прервала смертный сон.
И обнаружен был солдат,
И, мертвый, извлечен.
Врач осмотрел, простукал труп
И вывод сделал свой:
Хотя солдат на речи скуп,
Но в общем годен в строй.
И взяли солдата с собой они.
Ночь была голубой.
И если б не каски, были б видны
Звезды над головой.
В прогнившую глотку влит шнапс,
Качается голова.
Ведут его сестры по сторонам,
И впереди — вдова.
А так как солдат изрядно вонял —
Шел впереди поп,
Который кадилом вокруг махал,
Солдат не вонял чтоб.
Трубы играют: чиндра-ра-ра,
Реет имперский флаг…
И выправку снова солдат обрел,
И бравый гусиный шаг.
Два санитара шагали за ним.
Зорко следили они:
Как бы мертвец не рассыпался в прах —
Боже сохрани!
Они черно-бело-красный стяг
Несли, чтоб сквозь дым и пыль
Никто из людей не мог рассмотреть
За флагами эту гниль.
Некто во фраке шел впереди,
Выпятив белый крахмал.
Как истый немецкий господин,
Дело свое он знал.
Оркестра военного треск и гром,
Литавры и флейты трель…
И ветер солдата несет вперед,
Как снежный пух в метель.
И следом кролики свистят,
Собак и кошек хор —
Они французами быть не хотят.
Еще бы! Какой позор!
И женщины в селах встречали его
У каждого двора.
Деревья кланялись, месяц сиял,
И все орало «ура!».
Трубы рычат, и литавры гремят,
И кот, и поп, и флаг,
И посредине мертвый солдат,
Как пьяный орангутанг.
Когда деревнями солдат проходил,
Никто его видеть не мог —
Так много было вокруг него
Чиндра-ра-ра и хох!
Шумливой толпою прикрыт его путь.
Кругом загорожен солдат.
Вы сверху могли б на солдата взглянуть,
Но сверху лишь звезды глядят.
Но звезды не вечно над головой.
Окрашено небо зарей —
И снова солдат, как учили его,
Умер, как герой.
