Фельдфебель. Это все одна компания. Вы друг друга знаете.
Мамаша Кураж. Мы? Откуда?
Швейцеркас. Я их не знаю. Откуда мне знать, кто это, мне до них дела нет. Я обедал у них, заплатил десять геллеров. Возможно, что вы меня здесь тогда и видели, а обед они пересолили.
Фельдфебель. Кто вы такие, а?
Мамаша Кураж. Мы порядочные люди. Это правда, он у нас обедал за деньги. Он нашел, что еду мы пересолили.
Фельдфебель. Значит, вы делаете вид, будто его не знаете?
Мамаша Кураж. Откуда мне его знать? Я не могу всех знать. Я не могу каждого спрашивать, как его зовут и не язычник ли он. Раз платит, значит не язычник. Разве ты язычник?
Швейцеркас. Вовсе нет.
Полковой священник. Он вел здесь себя вполне пристойно и не раскрывал рта, разве только когда ел. А тут уж нельзя иначе.
Фельдфебель. А ты кто такой?
Мамаша Кураж. Это всего-навсего мой буфетчик. А вы, наверно, не прочь промочить горло, я налью вам по стаканчику водки, вы, конечно, бежали и запарились.
Фельдфебель. Не пьем при исполнении служебных обязанностей. (Швейцеркасу.) Ты что-то унес. Ты что-то спрятал на берегу. Когда ты уходил отсюда, куртка у тебя была оттопырена.
Мамаша Кураж. Да он ли это был?
Швейцеркас. Вы, наверно, имеете в виду кого-то другого. Я видел здесь одного, у него действительно куртка была оттопырена. Я — не тот.
Мамаша Кураж. Тут, по-моему, недоразумение, что ж, это бывает. Я в людях разбираюсь, я — Кураж, вам это известно, меня все знают, и я вам говорю, что у него вид честного человека.
Фельдфебель. Мы ищем полковую кассу Второго Финляндского, и нам известны приметы парня, у которого она хранится. Мы искали его два дня. Это ты.
Швейцеркас. Нет, не я.
Фельдфебель. И если ты ее не отдашь, тебе крышка, так и знай. Где она?
Мамаша Кураж (горячо). Он, конечно, отдал бы ее, если иначе ему крышка. Он бы сразу сказал: да, она у меня, берите ее, вы сильнее. Он же не настолько глуп. Говори же, господин фельдфебель дает тебе возможность спастись, дурак ты этакий.
Швейцеркас. А если у меня ее нет?!
Фельдфебель. Тогда пойдем с нами. Мы развяжем тебе язык.
Мамаша Кураж (кричит вдогонку). Он сказал бы. Он же не настолько глуп. И не выкручивайте ему руки! (Бежит за ними.)
В тот же вечер. Полковой священник и немая Катрин полощут стаканы и чистят ножи.
Полковой священник. Такие случаи, когда кто-то гибнет, для истории религии не новость. Напомню страсти господни. Об этом давно сложена песня. (Поет песню «Часы».)
Как убийца и подлец,
Наш господь когда-то
Приведен был во дворец
Понтия Пилата.
Что Исус не лиходей,
Не мастак на плутни,
Было ясного ясней
К часу пополудни.
Понтий, хитрая лиса,
Не нарушил правил,
Он Исуса в три часа
К Ироду отправил.
Божий сын побит плетьми,
В кровь исполосован.
Бессердечными людьми
Наш господь оплеван.
Он шагает тяжело
С ношею суровой,
И усталое чело
Жжет венец терновый.
В шесть он распят на кресте
Под насмешки черни.
Вся одежда на Христе —
Лишь венок из терний.
Для потехи смочен рот
Уксусом и желчью.
Дотемна резвился сброд,
Все сносил он молча.
В девять умер сын твой, бог,
Застонав от боли,
И копьем Исусу бок
Люди прокололи.
Скалы громом сметены,
Вместо тверди — бездна,
И врата отворены
В царствие небесно.
А из раны — кровь с водой…
Да и как не течь им?
Вот что сделал род людской
С сыном человечьим.
Мамаша Кураж (вбегает взволнованная). Дело идет о жизни и смерти. Но, кажется, с фельдфебелем можно договориться. Только ни в коем случае они не должны знать, что это наш Швейцеркас, а то получится что мы его укрывали. Дело только за деньгами. Где же достать денег? Иветты здесь не было? Я ее встретила. Она уже подцепила полковника, может быть, он купит ей маркитантский фургон.
Полковой священник. Вы в самом деле хотите его продать?
Мамаша Кураж. Откуда же мне достать деньги для фельдфебеля?
Полковой священник. А на какие средства вы будете жить?
Мамаша Кураж. То-то и оно.
Входит Иветта Потье со старым-престарым полковником.
Иветта (обнимает мамашу Кураж). Кураж, дорогая, вот как скоро мы увиделись снова! (Шепотом.) Он не возражает. (Громко.) Это мой близкий друг, он дает мне деловые советы. Я случайно узнала, что в силу обстоятельств вы продаете свой фургон. Я бы, пожалуй, подумала о вашем предложении.
Мамаша Кураж. Не продаю, а хочу отдать в залог, нельзя действовать опрометчиво, не так-то просто снова купить такой фургон в военное время.
Иветта (разочарованно). Ах, только в залог, а я думала — продаете. Не знаю, представит ли это для меня интерес. (Полковнику.) Как ты думаешь?
Полковник. Я полностью разделяю твое мнение, милая.
Мамаша Кураж. Да, только в залог.
Иветта. Я думала, вам нужны деньги.
Мамаша Кураж (твердо). Да, мне нужны деньги, но лучше я себе напрочь ноги стопчу в поисках человека, который даст мне под заклад денег, чем так сразу и продам фургон. Как можно, он ведь нас кормит. Не упускай случая, Иветта, кто знает, когда еще представится такая возможность и будет вдобавок добрый друг, который может дать хороший совет. Разве не так?
Иветта. Да, мой друг полагает, что мне нужно согласиться, но я сама не знаю. Если только в залог… ведь ты тоже считаешь, что лучше нам сразу купить?
Полковник. Я тоже так считаю.
Мамаша Кураж. Тогда тебе нужно поискать, где продается. Может, что и найдешь; если твой друг походит с тобой, скажем, неделю или две, то, пожалуй, и найдешь что-нибудь подходящее.
Иветта. Да, походим, поищем, я люблю ходить и искать, мы походим с тобой, Польди, ведь это же сплошное удовольствие ходить с тобой, правда? И даже если это продлится две недели! А когда бы вы вернули деньги, если бы их получили?
Мамаша Кураж. Через две недели, а то и через одну.
Иветта. Я никак не могу решиться, Польди, cheri, посоветуй, как быть. (Отводит полковника в сторону.) Я знаю, она должна продать, об этом мне беспокоиться нечего. И прапорщик, этот блондин, ты его знаешь, предлагает мне деньги в долг. Он втрескался в меня, я, говорит, ему кого-то напоминаю. Что ты мне посоветуешь?
