— Вы в это время, ссорились, надо полагать, — вторил ей Рауль. — Вместо того, чтобы помочь… Нарраты…
Да, упрек был справедлив. Сенэй кивнул, признавая это.
…Рауль и Синна не были нарратами и, быть может, поэтому придавали дару семьи, принявшей их, особое значение. Будучи супругой или супругом человека, «беседующего с ареном», невозможно хотя бы раз не пожалеть о том, чего тебе не дано природой…
Пока мать Ригона и отец Сенэя и Кирралы сидели в доме, занятые изготовлением монолитного оружия (дело в это время рутинное для любого Странника), их дети должны были вершить саму судьбу Омниса, искать ответ на вопрос, который способен все изменить… быть там, среди голосов арена, вместе с Лионой и Невеллом… И вместо этого…
— Так. Вы сейчас помиритесь, парни, — непреклонным тоном заявил Рауль, — и вместе с Кирралой отправитесь туда, где должны быть.
Сенэй и Ригон покорно склонили головы; Киррала и вовсе покраснела до кончиков ушей.
Трое молодых нарратов уже откланялись и направились было к двери, как та, хрустя ареном, отошла в сторону: на пороге стояли Невелл и Лиона.
— Хорошо, что не пошли, — сказал молодежи Невелл. — Сегодня не наш день.
— Почему? — спросила Синна.
— Буря… — Лиона развела руками. — За лагерем пройти нельзя спокойно. Пожалуй, всех людей в лагере не хватит, чтобы усмирить такую…
Сенэй, Ригон и Киррала переменились в лице. Парни выбежали за дверь, не сказав ни слова; Киррала же сбивчивым голосом принялась объяснять старшим, что случилось.
…Монолитный городок, окруженный магическим запретом, был тих и спокоен в самом центре бури; она мельтешила над ним, закрывая звезды; она билась в незримую стену на его окраине… но за пределами лагеря словно разверзлась преисподняя…
…Никогда еще Сенэй не видел такой страшной, такой свирепой бури. Он шел сквозь нее медленно и упорно, вклинивая запрещающую магию между ней и собой — и маленькая область спокойствия опасно трепетала вокруг него, словно пламя, окружающее фитилек свечи.
…Только ночь, песок и вой ветра; Сенэй закрыл глаза — все равно ничего не видно, — но он чувствовал, что почти совсем рядом так же борется с бесноватым ареном Ригон, а позади, объединив усилия, идут его сестра, родители и дядя… тети Синны с ними нет; должно быть, сообщает сейчас о случившемся самой Владиславе…
Чувства, чувства… сквозь заполненное ареном пространство они на огромных расстояниях ясно различимы для любого Странника, и часто заменяют ему глаза…Кангасск… вздрагивающий, едва теплящийся живой огонек вдали… Успеть. Успеть до того, как этот огонек погаснет…
Множество мыслей вихрем пронеслось в голове Сенэя, и сердце испуганно сжалось, словно у летящего в пропасть. Все, что совсем недавно казалось важным, таяло на глазах; и скрытое поднималось из глубин, как скалы, вспарывая песчаный покров души… Из этой бури выйдет совсем другой Сенэй. Взрослый и мудрый. Со взглядом старика Осаро…
…Свернув в сторону, он поддержал ослабшего Ригона, и дальше двоюродные братья шли вместе, положив друг другу руки на плечи.
«Держись, Кангасск. Держись. Мы близко…»
…Голоса во тьме над головой…
— Как он?
— С ним все хорошо. Просто удивительно, что буря почти не коснулась его.
— Сейчас он просто спит.
Буря… постепенно возвращались воспоминания о произошедшем, проступая сквозь непроглядную тьму забвения, как скалы — сквозь безлунную, но звездную ночь…
Кангасск приоткрыл глаза и осторожно осмотрелся. Влада. Нарраты. Монолитные стены; и, конечно, извивающиеся стеклянные узоры по ним, будто кто-то стеклом рисовал по камню… «Приятно снова оказаться дома…» — пришла странная мысль… с каких это пор пустынный горожанин зовет монолитное странничье здание домом?..
Не сговариваясь, все обернулись к нему. Кан сел и слабо улыбнулся, чтобы показать, что с ним все в порядке, но, взглянув в глаза Учителю, живо припомнил все… улыбка исчезла с его лица…
— Я слышал шум города… в буре… — горячо прошептал Кангасск; горло першило, говорить в полный голос было невозможно.
— Буря часто создает звуковые иллюзии, — ласково сказала ему Синна; таким тоном говорят обычно с разволновавшимся ребенком или раненым. — Иногда она даже плачет, как маленькая девочка; и так похоже, что сердце кровью обливается… но это иллюзия.
— Не может быть. Я ничего не слышал, — хмыкнул на это Сенэй. Ригон и Киррала кивнули.
— Это не иллюзия, — покачал головой Кангасск. — Я спросил арен, где начнется война… просто потому, что обещал Киррале попробовать еще раз… Этот шум в буре… — он зажмурился и коснулся висков кончиками пальцев. — Это город. Большой. Очень большой. Многолюдный… — Кан открыл глаза и вновь встретился взглядом с Владой. Искреннее удивление миродержца простому смертному созерцать было жутковато.
— Какой это город? — тихий вопрос Учителя вывел его из этого замешательства.
— Торгор… — решительно выдохнул Кангасск. Словно звук погребального колокола, вырвалось в мир это слово. — Торгор… я бывал в нем вместе с мастером Эминдолом…
Все взгляды устремились на Ученика миродержцев. Под столь пристальным вниманием уверенность его пошатнулась.
— Но, Учитель… быть может… Синна права и мне действительно показалось… — осторожно произнес Кангасск.
— Знаешь, Кан… — задумчиво произнесла Влада; Кангасск при этом почувствовал, как его коснулось безмолвное восстанавливающее заклинание, наполняя энергией тело, смягчая песочное жжение в горле… — Мы с Серегом отчаялись узнать место открытия Провала. Потому я и решила обратиться к нарратам и к гадальщикам Таммара с этим вопросом, в надежде, что хотя бы они смогут прояснить ситуацию… Гадальщики работали над этим дольше; я выдала им кристалл звука для связи со мной… только сегодня он принес первые новости…
— Что они говорят? — жадно спросил Кангасск, подавшись вперед.
— Ничего утешительного… — покачала головой Владислава. Лица нарратов, стоявших за ее спиной, приняли скептическое выражение; Сенэй ухмыльнулся открыто… — Все харуспексы молчат о стабилизаторах. Не только об их настоящем и будущем, но и о прошлом… Выходит, то предчувствие, что спасло жизнь Астэр, было твое собственное; твой харуспекс не мог ничего тебе подсказать… — она пристально посмотрела на Ученика. — И ты не просто наррат, ты любимчик дымчатого обсидиана, раз сумел тогда воспользоваться им в такой дали от Кулдаганской Области…
— Воспользоваться дымчатым обсидианом? — переспросил Кангасск.
— Нарра… — Влада задумчиво подняла глаза к потолку, где вились, сплетаясь и разбегаясь в стороны, стеклянные узоры по черному монолиту. — Это четвертый аспект арена и, как можно представить, самый большой гадальный обсидиан в мире. И у тебя есть какое-то особое родство с ним…
Всеобщее молчание нарушил Сенэй:
— Дед говорил об этом, — сказал он, нахмурившись, словно пытался вспомнить сейчас что-то далекое. — Говорил о том, что когда Кангасск родился, весь арен Кулдагана словно сошел с ума: он приветствовал его… «будто бы нарра — живой человек, который может радоваться»… да, так дед сказал однажды. Он двадцать лет пытался разгадать эту тайну и оставил ее мне, когда ушел в арен…
…Желтые драконы впервые прилетели в Арен-кастель через неделю после того, как родился Кангасск… какой же силы должен был быть всплеск магии (или «радости» нарры, о которой твердил Осаро), чтобы дотянуться до Драконьих Островов и выманить оттуда этих любопытных тварей!..
Но почему…
Ответ пришел сразу же, стоило только задуматься…
