Кан опустил голову и тяжело вздохнул, выпустив в морозный воздух облачко пара. Скверное, удушливое чувство вины сдавило ему горло; даже если бы он знал, что сказать сейчас, вряд ли смог бы внятно произнести пару фраз. Почему, ну почему она оказалась права…

— Я не от хорошей жизни иду по Сапфировому Пути, Кангасск, — печально произнесла Гиледа; во взгляде ее так и читалось «Ну не упрямься, пойми же меня, глупый…» — То, что я сделала, не прощается. То, что я знаю — тем более… Я знала твоего отца, и дела его Ордена не были для меня чужими… Знала и тех, кто хотел, чтобы ты не проснулся, и тех, кто предсказывал твое правление…

— Кто ты, Гиль?.. — кажется, Кан впервые назвал ее по имени, и это было лучше всех предыдущих попыток установить взаимопонимание: подбора слов и разговоров ни о чем.

— Неважно, — покачала головой Гиледа. — Пусть мое настоящее имя умрет вместе с памятью обо мне и, услышав его, ты никогда не узнаешь, что это я… Ты пойми одно: у меня нет другого пути, кроме Сапфирового. У тебя же — есть. Не беги от него. Да, тебе двадцать один, тебе непросто… но… мир знал куда более юных правителей. Возвращайся…

Правитель. Как может стать им тот, кто никогда не стремился править?..

«Кангасск… У тебя… такая сила, такая власть… а ты… эх…» Опять эта фраза… вечный упрек, вечное сожаление. Возможно, Немаан был прав: нельзя пренебрегать тем, что дано тебе. И нельзя бежать от себя…

— Я могу все исправить, — горячо произнес Кан, сжав кулаки. — Если у меня столько власти, как ты говоришь, ее с лихвой хватит, чтобы ты спокойно вернулась в Омнис. До войны Влада взяла под свою защиту Гердона Лориана. В войну Максимилиан запретил казнь Серого Совета… А я возьму под свою защиту тебя, Гиль, и никогда не спрошу о том, что ты совершила.

— Кангасск… — Гиледа с виноватой улыбкой протянула руку и ласково коснулась его щеки. — Ты так похож на своего Учителя… Милый мой, власть — это еще не все. Кроме нее есть и совесть. Я не могу вернуться, пойми… поверь. Я должна уйти, нельзя иначе.

— Зачем?!! — вспылил Кан. — Чтобы заблудиться и погибнуть в этих проклятых пещерах?!

— Возможно, — ответила Гиледа уклончиво. — Но я сделаю все, чтобы этого не произошло.

— Не ходи… — с безнадежностью в голосе пробормотал Кан.

— Не отговаривай… — отозвалась Гиль, ухмыльнувшись.

Спорить с ней оказалось не проще, чем со стариком Осаро, неуязвимым для любых аргументов, как вода, которая поглощает все удары. Так что через полчаса Кангасск сдался.

На прощание Гиледа поцеловала его… Страстный, горячий и… чужой поцелуй. А после Кангасск отрешенным взглядом провожал ее, уходящую, и бессмысленные мысли проносились в его сознании мертвенно-блеклым листопадом. Путь с ней… Жизнь с ней… Отныне все было скомкано и пущено по ветру, и впереди не виделось ничего.

Что-то заставило Кана встрепенуться, мимолетная интуитивная вспышка, не успевшая оформиться ни в слово, ни в образ, лишь мелькнувшая среди бессвязной череды воспоминаний, точно искра. Миг спустя Ученик сорвался с места и догнал Гиледу.

Та встретила его обреченным вздохом: не хватало еще повторять все сказанное вновь… Однако Дэлэмэр не стал заводить разговора ни о Сапфировом Пути, ни о возвращении…

— Возьми, — сказал он кратко, протянув Гиледе флягу с хитрой костяной крышкой: под такую запирают только анок меллеос… — Больше мне нечего тебе дать, — с сожалением добавил Кан и пожал плечами, — при всей моей, как ты говоришь, власти.

— Спасибо, Кангасскнемершгхан, — тепло улыбнулась Гиль, принимая подарок. — Подвиг не отменяет кары, как говорят на Севере, но все равно я рада, что перед уходом сделала хоть что-то… хорошее… вернула Омнису тебя… Прощай.

Гиледа… имя как река. Только теперь Кангасск смог смотреть ей вслед спокойно. Анок меллеос — ценный подарок, но не в этом дело. Последнее слово всегда должно быть сказано — только и всего. И последний дар — сделан. Тогда в душе утихает негодование, оставляя лишь грусть и память. Тогда перестаешь роптать на судьбу и корить себя, и отпускаешь уходящего с миром…

«Пусть мое настоящее имя умрет вместе с памятью обо мне и, услышав его, ты никогда не узнаешь, что это я…» А какое оно, настоящее?.. Кангасск уже не хотел этого знать. Для него эта женщина навсегда останется Гиледой, чужой и прекрасной; подарившей отчаявшемуся Ученику одну ночь, один день и веру в себя…

Взгляни Кангасск на нее как Сальватор, — задействовав простейшее ищущее заклинание, — увидел бы магические браслеты, серебристыми змейками обвившие тонкие запястья. Вспомни он об обсидианах, оставленных на дне сумки, мог бы узнать, с кем столкнула его судьба. Судьба, а не случайность, ибо не существует случайностей для тех, кто коснулся Горящего…

…Трое Фрументаров было в Алом Совете — Айрин Уар, женщина с железной волей; Галан Браил, хитрец, умевший ходить по краю лжи и правды, обманывая даже харуспексы; и Киаф Нанше — самая тихая и скрытная из всех. И самая молодая. Она знала, о чем говорила, вспоминая молодых правителей: ей самой едва исполнилось восемнадцать, когда алый плащ Совета Юга лег ей на плечи.

С тех пор многое было. Сотрудничество с Орденом, мечты о новом мире, доходящие до фанатизма. Крах всех надежд. Война. Ссылка… Пустота никому не нужной свободы. Тени. Путь Сохраняющей Жизнь… И теперь — Сапфировый Путь. Все уложилось в тридцать шесть лет…

Оставшись один на один с суровыми горами, искристым снегом и подступающей ночью, Кан вскоре задумался о вещах более насущных. Отдых. Ужин. Ночлег… Поворачивать обратно сейчас было бессмысленно: могущество настоящей, дикой ночи Кангасск осознал еще тогда, когда впервые покинул родной Арен-кастель. Это ночь, свободная от света городских фонарей и уютных окон; скрывающая все очертания, погружающая одинокого путника в чернильный мрак, над которым торжественно сияют звезды, соединенные извилистым шлейфом звездной пыли. Даже Лихт, поднятый над ладонью в такой ночи, будет чудовищно одинок и слаб; он просто захлебнется в темноте, выхватив из нее десять шагов пространства и сделав еще чернее все, что вокруг.

В подобное слепое путешествие Кангасск хотел отправляться меньше всего. Дело даже не в страхе перед кромешной тьмой… Шутки с горами плохи, так вполне можно не дожить до утра: свалиться куда-нибудь в темноте, переломать ноги, а потом, беспомощному, замерзнуть насмерть будет проще простого.

Потому последний закатный час Ученик потратил на поиски убежища. Многого он от судьбы не требовал: всего лишь защиты от ветра, известного своей способностью моментально разворовывать любое тепло, хоть обычного, хоть магического происхождения. Вначале поиски были безуспешными, но, как только в сознание Кана закралась мысль о том, чтобы последовать за Гиледой в пещерный лабиринт, даже просто ради ночлега под его сводами, убежище отыскалось почти сразу. Крохотная пещерка с узким входом, промерзшая насквозь. Однако для мага, пусть и неопытного, это не проблема. Несколько огненных сфер оставили лишь воспоминание от льда и воды, в которую он превратился, а горка Лихтов исправно грела Кана всю ночь. Устал он изрядно и телом, и душой, потому заснул почти сразу, свернувшись на меховом плаще, как кот.

Цепкий, навязчивый сон закружил его в мешанине красок и образов, диких, причудливых, изменчивых. Время сместилось вновь. Песни арена звучали в переплетении дымчатых пещер, отчаянно цвел Кулдаган, бежали облака над Пятой горой; Максимилиан, ухмыляясь превращал диадемовый посох в сияющий стальной росчерк, отзывавшийся глухой, полузабытой болью в правой руке; Влада вела Ученика через рыжий, ликующий мир Саренги; Серег, держа на вытянутой руке хоровую оправу с выгнутыми лапками, поднимал на него хмурый взгляд; Немаан тряс тонкий стволик молодого березового драка, и желтые листья летели по ветру, сверкая на солнце, как золото… золото мертвецов…