— Я готова. Пойдемте, — сказала Вера, поднимаясь со стула, на котором сидела, и поправляя халат.

— Только оставь здесь сотовый, — попросил Владимир, — чтобы соблазна не было.

Вера сделала, как было сказано. Идя по длинному коридору, она не переставала сомневаться, правильно ли поступила в отношении подруги, но почему‑то уже не боялась.

Даже вернувшись к палате, в которой лежал Александр, Вера совершенно не удивилась. Образцы крови все еще не были взяты: принадлежности, лежавшие на тумбочке, оставались нетронутыми. За время ее отсутствия Антон включил жизнеобеспечивающее оборудование и присоединил электроды — помещение наполнилось монотонным писком. Зеленая линия на экране показывала безупречную с точки зрения медицины кривую, а частота пульса была совершенно нормальной для спящего человека. По крайней мере, Александр казался спящим: он дышал глубоко и ровно, сам, без помощи вентилятора. Черты лица его были спокойны — никакой гримасы боли; здоровый румянец занял место мертвенной бледности. Порезы чудесным образом исчезли с его лица, и Антон аккуратно стирал влажным тампоном кровавые разводы со щек и лба молодого человека. Простыня по — прежнему не позволяла разглядеть все остальное тело Александра, но Вера готова была поспорить, что он невредим.

Увидев девушку, Антон ободряюще ей улыбнулся. Приятный сюрприз: она ожидала презрения.

— Мне нужно идти, — сказал вдруг аспирант и, не добавив ничего к этому, направился к двери.

Вера хотела остановить его, забыв о гордости, попросить остаться: Антон был единственным человеком в этом здании, кому она готова была довериться. А еще он знал ответы на множество терзающих ее вопросов. Но в этот момент мужчина, распростертый на кровати, пошевелился. Внимание девушки было отвлечено, а уже в следующее мгновение дверь палаты закрылась за Антоном.

Не дожидаясь, пока Александр окончательно придет в себя, Вера поспешно принялась за дело. Надев перчатки, она протерла внутреннюю часть его локтя спиртом. От ощущения холода рука напряглась, и под кожей заиграли мускулы. Не теряя времени, она разорвала упаковку одноразового шприца и вонзила иглу в вену, резко выделяющуюся на фоне нежно — розовой кожи.

— Вера… — карие глаза внимательно смотрели на нее.

— Я беру образец крови, — девушка старалась говорить спокойно, как будто все происходящее не выходило за рамки привычной реальности. — Расслабься — будет не так больно. Ток крови хороший, — добавила она, наполняя шприц, — я скоро закончу.

— Зачем ты в это ввязалась? — в его тоне не было злобы, обвинения; слова звучали тихо, но твердо.

Но Вера явственно ощутила свою вину — так, будто она сама все это спланировала, была среди тех, кто наносил ему увечья и теперь хладнокровно держит его связанным и беспомощным.

— Всего лишь образец крови, — быстро сказала она, избегая прямого ответа на вопрос. — Тебе не повредит, а кого‑то другого спасет. Представь себе, что просто сдаешь кровь как донор.

— Тогда где моя шоколадка? — Александр улыбнулся, и Вера поняла, почему ее привередливая подруга остановила свой выбор именно на нем.

— Шоколадка за мной, — с грустной улыбкой девушка слила набранную кровь в пробирку.

Выйдя в коридор, Вера передала образец крови профессору, который принял его с подлинным трепетом — как пиалу с эликсиром жизни.

— Возьми еще, — отдал распоряжение он хриплым от волнения голосом и заторопился прочь по коридору.

Девушка вернулась в палату. Подавив тяжкий вздох, она подумала, что какими бы ужасами и несчастьями этот день ни обернулся для множества людей, по крайней мере, для одного он станет безоблачно счастливым. Она почти не удивилась, увидев, что крохотная ранка, оставленная шприцем, бесследно исчезла. Вера взяла вторую порцию крови. Александр ничего не сказал и даже не вздрогнул, когда игла вошла в тело.

Потом от нее потребовали еще одну пробирку, полную телесной жидкости, затем еще и еще. Вера покорялась, лишь не переставая считать в уме объем крови, который Александр потерял, а сам он лежал молча, хотя и с открытыми глазами.

Игорь Николаевич больше не появлялся, очевидно, занятый опытами, ставшими краеугольным камнем его жизни. Антона тоже не было видно. За дверью стояли Петр Сергеевич и еще двое из его подчиненных, один из которых служил курьером. Когда в ответ на очередное требование Вера ответила, что она уже взяла предельно допустимую для донора норму и кровяное давление стало падать, она лишь получила холодное указание продолжать в том же духе. Это не было угрозой, на нее никто не кричал, не ставил ультиматумов, и все же, что‑то подсказывало, что ей стоит подчиниться. Страх все больше завладевал девушкой, холодные белые стены сдавливали ее, как решетки клетки, к горлу подкрадывалась предательская тошнота. Делая свою работу, Вера не переставала поражаться, что за странные эксперименты с таким количеством крови проводит безумный профессор вместе с поклонниками его идей.

Пятьсот миллилитров крови спустя девушка подумала, что ее собственное сердцебиение участилось ровно на столько, на сколько ослабло у ее пациента.

— Ты убиваешь меня, — прошептал Александр. Держать глаза открытыми стало для него практически непосильной задачей.

И Вера поклялась самой себе, что больше не причинит ему вреда. Впрочем, она не знала, что в действительности губит его, а рассказать эту чересчур длинную историю Александру уже стало не под силу.

В очередной раз выйдя из палаты, девушка обнаружила, что Петр Сергеевич покинул свое место и теперь разговаривает с Сукровцевым в другом конце коридора. Около палаты остались стоять лишь двое мужчин: оба — скорее военные, нежели медики. В то время как один принял из ее рук наполненную пробирку, другой отдал распоряжение:

— Внутрь!

Вера покорилась. По крайней мере, им больше не требовалась кровь. Бросив последний взгляд на профессора, что‑то оживленно доказывающего хозяину клиники, она подумала, что мечта всей жизни Игоря Николаевича так и не исполнилась. Во всяком случае, пока.

Вера подошла к зарешеченному окну (и это на втором этаже!). Отсюда открывался хороший обзор на дорогу, ведущую к медицинскому центру, и даже видно было то место, где она отходила от шоссе. Там старенький навес обозначал остановку. В этот момент у него притормозил автобус. Вера подумала, что, может быть, с него сошла ее подруга, но зеленеющие кроны деревьев не позволяли определить, насколько это соответствует истине.

В голове девушки созрел план. Вероятно, план не самый блестящий, но как‑никак лучше, чем в тот раз, когда она в столовой родной академии подкинула таракана в суп нелюбимому преподавателю.

За дверью палаты по — прежнему стояли лишь двое, и оба, как видно, не были особенно заинтересованы в наблюдении за ней, хотя, может статься, им было отдано именно такое распоряжение.

Вера сняла косынку, сунув ее в карман халата, и тряхнула головой, давая отросшим черным прядям упасть на лицо. Это, конечно, против правил, но разве есть тут хоть кто‑то, кто действует согласно правилам? Памятуя о камерах, вмонтированных по всему зданию, девушка нагнулась над кроватью, так чтобы густые волосы скрывали движения ее губ, и, делая вид, будто протирает спиртом изгиб руки молодого человека, заговорила:

— Как только представится возможность, беги. Я расстегну ремень на твоей руке, — ее проворные пальцы следовали за словами, — с остальным справишься сам. Будь осторожен: охрана хорошо вооружена.

Скрыв следы своей диверсии краем простыни, Вера отошла в сторону и уже собиралась заново повязать косынку, когда в палату вошел Антон.

— Выйди, пожалуйста, — голос аспиранта был как всегда совершенно спокоен, и Вера не переставала задаваться вопросом, что должно произойти, чтобы встревожить его.

Девушка подчинилась, и уже на пороге ее догнало сознание того, что именно этот момент может выбрать Александр, чтобы вернуть себе свободу и наброситься на ничего не подозревающего Антона. Но почему‑то она не боялась за аспиранта. Не то, чтобы судьба его не волновала ее в принципе, но она отказывалась поверить в то, что Антон в силу тех или иных обстоятельств может оказаться в беде.