Он улыбнулся ей своей безупречной улыбкой и сказал:

— Привет! Ты не против того, чтобы немного пройтись, Вера?

— Почему бы и нет? — ответила девушка, немного сбитая с толку. — Только прежде ответь мне на один вопрос: почему именно в 10:23 — не в половине и не в четверть одиннадцатого.

— Потому что я не хотел заставлять тебя ждать и не хотел ждать сам, — прозвучал спокойный ответ.

Они вышли из сквера и направились по проспекту. Солнечные лучи купались в лужах, оставленных вчерашним дождем, а весенний ветер смеялся над потоком машин, застывшим в пробке у перекрестка. Солнце поднялось еще не слишком высоко, и карнизы домов отбрасывали на мостовую широкую тень. Вера шла по освещенной части, Антон же оставался в тени.

Девушка терялась в догадках, стоит ли начинать разговор самой или же предоставить свободу действий кавалеру, когда его голос вывел ее из задумчивости:

— Как ты считаешь, Вера, можно ли любить другого настолько, чтобы чувствовать чужую боль как свою?

Вопрос поставил ее в тупик, но ненадолго. Он ведь не первый, кто пытался ошеломить ее пылкостью своих чувств, и уж точно не станет первым, кого она поставит на место:

— Послушай, Антон, я, конечно, понимаю, что произвожу впечатление смелой девушки, но это не значит, что…

— Ты меня не поняла, — мягко прервал ее молодой человек. — Я не пытаюсь клеиться, если ты об этом, просто хочу знать твое мнение.

Веру скорее ошеломили не сами его слова — она, в общем‑то, ожидала чего‑то похожего — а то, с какой спокойной уверенностью он их произнес. Как будто был совершенно искренен.

— Чувствовать чужую боль как свою? — повторила она, на этот раз всерьез задумавшись над содержанием вопроса. — Для этого не обязательно любить — достаточно быть хорошим другом. Некоторые сердобольные люди воспринимают так несчастья всех окружающих…

— Я имею в виду не сострадание. Я говорю о физической боли. Может ли связь быть настолько сильна, чтобы ощущать муки другого человека на расстоянии?

— Нет, это фантастика.

Воцарилась молчание.

— Ты так и будешь молчать или все‑таки возразишь мне? — не выдержала Вера.

— Почему я должен возражать? — спросил Антон, подняв красиво очерченную черную бровь.

— Потому что такие странные вопросы задают только для того, чтобы не согласиться с мнением собеседника и потом рассказать какую‑нибудь потрясающую историю.

— Это не тот случай. Мне тоже всегда казалось, что это совершенно невозможно.

Вера не стала спрашивать, включает ли понятие «всегда» и настоящее время, и сосредоточила все свои усилия на том, чтобы не показывать Антону, как безумно он ей нравится. А что в этом удивительного? Все загадочное всегда привлекает.

— Ты не будешь потом жалеть о том, что сейчас делаешь? — вдруг спросил он.

— И что же я сейчас делаю? — бросила вызов Вера, досадуя по поводу того, что он не из тех, с кем легко флиртовать.

— Гуляешь с молодым человеком, встречаясь при этом с другим.

— С чего ты взял, что у меня есть молодой человек?

— У такой красивой девушки его не может не быть.

— Видишь это? — Вера сунула ему под нос свою правую руку, демонстрируя отсутствие кольца на безымянном пальце.

— Я бы сделал комплимент твоему маникюру, но, думаю, ты имеешь в виду не его.

— Ты на редкость сообразителен. Я свободна и не связана никакими обязательствами, так что могу гулять с кем и когда захочу. К тому же я вообще не знала, кого увижу, когда шла к памятнику. И вообще никто и никогда не делает чего‑либо, зная наверняка, что впоследствии будет жалеть об этом.

— Иногда такое бывает.

— Как продвигается твоя диссертация? — спросила Вера в отчаянной попытке перевести этот странный разговор в нормальное русло.

— Все готово. Осталось внести последние штрихи. Предзащита через две недели. Надеюсь, Игорь Николаевич все‑таки будет присутствовать на ней.

— Это несправедливо! — выпалила Вера. — Что бы там о нем ни говорили, он неплохой человек. И то, что он помешался на своем лекарстве от всех болезней и перестал уделять внимание тебе, просто ужасно.

— Профессор считает, что цель оправдывает средства.

— Он не прав, потому что у него ничего не получится.

— Ты права — не получится.

— Ты это знаешь, и я это знаю. Да что там! Вся медицинская академия это знает. Так неужели владелец клиники и все, кто там работает, не понимают этого?

— Они вели работу в этом направлении еще до того, как Игорь Николаевич согласился сотрудничать с ними, и у них есть все основания надеяться на успех.

— Но…

— Но они потерпят поражение.

— Кто вообще всем этим заведует? Обычно люди, обладающие таким количеством денег, достаточно умны, чтобы не тратить их на такую ерунду.

— Этот человек — мой дальний родственник.

— Вот как? — Вера ошеломленно уставилась на собеседника. — Тогда он мог бы поговорить с Сукровцевым. Думаю, Игорь Николаевич прислушался бы к его мнению.

— Во — первых, в этом нет необходимости — я справлюсь. А во — вторых, он еще не знает, что я его родственник.

— Надеюсь, ты не его незаконнорожденный сын? Это было бы слишком похоже на главную идею очередного тупого сериала.

— Нет.

— Тогда кто он тебе? Дядя?

— Нет, родство еще более дальнее. Если он и видел меня раньше, то только на фото, и, может быть, даже не узнает, увидев вновь. Я мог бы предупредить его о грядущем поражении, но, наверное, не стану делать этого…

— Сейчас в этом уже нет никакого смысла, — пожала плечами Вера. — Деньги уже вложены, и опыты подходят к концу.

— Под «поражением» я подразумеваю не только материальные убытки.

— А что же еще?

— Ты ведь понимаешь, что неспроста все держится в тайне. Не просто так все входящие в клинику подвергаются досмотру…

— Думаешь, дело нечисто? Они укрываются от налогов или того хуже…

— Да, и расплата за это рано или поздно наступит. Как ты считаешь, я должен предупредить его?

— А ты уверен, что он станет тебя слушать?

— Да.

— Но что бы я сейчас ни сказала, ты поступишь по — своему…

— Именно. Я просто хочу знать твое мнение.

— Лучше предупреди. Ведь иначе пострадают все, кто замешан в этом деле.

— Тебе нечего бояться, Вера. С тобой ничего не случится, — Антон мягко улыбнулся, а Вера уже не в первый раз подумала, что он видит ее насквозь.

— Ты из милиции и работаешь под прикрытием? — спросила девушка полушутливо — полусерьезно, нервно теребя край атласной туники.

— Нет, — Антон засмеялся. — Ты смотришь слишком много боевиков. Все, чего я хочу, стать кандидатом медицинских наук. И только.

— И почему Сукровцев вообще выбрал меня? — спросила Вера, привыкнув к тому, что у Антона есть ответы на все ее вопросы.

— Потому что ты бунтарка, — ответил он и улыбнулся.

— Пойдем — посидим в кафе, — предложила Вера. — Вон то — мое любимое, — она указала на дверь с зеленой вывеской.

— Нет, лучше в другое место — там, дальше по проспекту.

— Почему? Здесь вкусно готовят, и недорого.

— Нет, мне не нравится это место.

— Хорошо. Можно и в другое место. Ты платишь.

Антон лишь улыбнулся, кивнув ей в ответ. Уже когда дверь соседнего кафе закрылась за ними, ветхий балкон старого здания обрушился, порвав зеленую вывеску и до смерти испугав нескольких прохожих, оказавшихся неподалеку.

Еще через полчаса, когда Вера и Антон прощались, она не удержалась от того, чтобы задать вопрос, с самого начала вертевшийся у нее на языке:

— Почему ты захотел встретиться со мной, Антон?

— Потому что знал, что ты никому не расскажешь о нашем разговоре.

Вера презрительно фыркнула в ответ. Но ведь странное дело — и впрямь не сказала никому ни слова.

Она сохранила это в тайне даже от Миры, с которой говорила на следующее утро.

— Спешишь куда‑то? — спросила Мира, не в первый раз уловив взгляд подруги, брошенный на часы.

— Да, мне надо быть в клинике в двенадцать.