Дон Вито Какаче как раз только что поел кабачков, приготовленных по-нашенски. Знаете этот рецепт? Тонкие и круглые кусочки кабачка (они похожи на большие монеты) кладут сперва на солнце, оно через пару часов подсушивает и провяливает их, потом кусочки поджаривают в масле на сковороде, затем крошат чеснок, добавляют листья мяты, заправляют уксусом и тушат. Дева всепрощающая! В кабачках по-нашенски мы вкушаем мятежный дух лугов Секондильяно, впитываем солнечные ультрафиолетовые лучи, которые вобрал в себя каждый кусочек кабачка (сперва с одной стороны, потом с другой), смакуем оливковое масло из Битонто,[69] металлический привкус сковороды, запах мяты, похожий на стихи, остроту чеснока и уксуса, который получился из бешеного перебродившего вина, напоминающего проделки шута. Ой, мамочка моя! Дону Вито остается только свернуть газету и сказать:
— Господи Иисусе! Какие красивые речи произносят нынешние ученые!
Дон Леопольдо Индзерра держит между указательным и средним пальцами воображаемую сигарету:
— Что случилось? Сообщите нам.
Ночной сторож приподымает майку на своей волосатой груди, чтобы свежий ветерок обдул его немного.
— Семь мировых мозговых центров, дон Леопольдо, принимали участие в симпозиуме, проходившем в Америке. Тема симпозиума «Научный прогресс в ближайшие сто лет».
Донна Джулия Капеццуто побледнела.
— Минуточку, что за чертовщина этот «симпозиум»?
Дон Вито Какаче:
— Обед, трапеза. Они едят и ведут беседу. Профессор Эзент Дьердь, лауреат Нобелевской премии по медицине, повязал на шею салфетку и заявил: «Количество болезней сведется к нулю, их вовсе не станет».
Дон Фульвио Кардилло:
— Ха, мне это нравится. А сам доктор чем будет жить?
Ночной сторож:
— Это уж его забота, не так ли? Он сказал: «Сейчас человек имеет пищу от солнечной энергии. А завтра получит от атомной».
Донна Джулия (подозрительно и скептически):
— Один вопрос: эту атомную энергию будут выдавать бесплатно?
Дон Вито Какаче (откровенно):
— Вы шутите? Она стоит кучу миллиардов. Она поглощает quibus[70] целых наций. Россия и Америка дойдут до крайней нищеты, соревнуясь в накоплении этой энергии.
Донна Джулия Капеццуто (ехидно):
— Я была права. Любая пища — и солнечная, и атомная — всегда стоит денег.
Синьора Бриджида Какаче кивает головой и продолжает мыть посуду. Дон Вито говорит:
— Я с вами согласен. Жертвой прогресса всегда являются бедняки. Но наука скачет галопом вперед прямо по трупам. В этом нет сомнения. Что служит толчком для развития науки? Война. А кто отдает все до последнего гроша войне? Нищие и голодные. Наука вроде бы борется с нищетой, но не с самим явлением, а с отдельными личностями. Они начнут давить нас словами о социальном оздоровлении, искоренении и полном уничтожении Паллонетто, ясно?
Дон Фульвио Кардилло крестится.
— Чтоб им пусто было! Так их растак! А что еще сообщает этот американский дон?
Ночной сторож заглядывает в газету.
— Увеличатся размеры и ускорится рост всех растений. Черешня и помидоры будут вот такими огромными.
Донна Джулия (недовольно):
— Правда? А зачем это, для чего?
Дон Вито размышляет:
— Ну, для величия человека.
Донна Джулия в ответ:
— Какое величие? Рядом с такой огромной черешней любой человек будет чувствовать себя мелким и ничтожным. Это пойдет только во вред, приведет к потере влияния и престижа. А что там дальше?
— Из-за большой скорости кораблей и самолетов океаны станут просто лужами воды.
Вечный безработный дон Леопольдо Индзерра:
— Господи Иисусе! Не успеешь уехать, как уже счастливо прибыл на место? Путешествуешь, даже не тратя времени на это? Совершаешь кругосветное путешествие, чтобы увидеть несколько луж? Дон Вито, давайте проведем эксперимент… закройте, пожалуйста, глаза… потерпите… внимание: вы в Париже… вы в Рио-де-Жанейро… вы в Корее… вы в Канаде… вы на полюсе… правильно я вас понял?
Дон Леопольдо становится очень внушаемым, когда не курит три дня кряду. Что за мужчина: сильный, молодой, красивый, этот не пошевелит пальцем, даже если его будут четвертовать. Он символ будущего. Науке потребуется еще несколько веков, чтобы освободить нас от любого труда, а дон Леопольдо уже сам себя освободил… Он Леонардо, он Галилей из Паллонетто.
Дон Вито Какаче (задумчиво):
— Вы правы. Непонятно, зачем мы живем. Мы получим изобилие и достаток, но они будут бесполезны и ненужны. Астроном доктор Браун заявил на симпозиуме: «Звезды для нас уже не загадка. Мы знаем возраст Солнца: ему исполнилось четыре тысячи шестьсот миллионов лет».
Дон Фульвио и донна Джулия одновременно:
— А когда же исполнилось?
— Восемнадцатого марта прошлого года… ясно?
Дайте нам пошутить. Тут всё у нас не желает подчиняться высокомерной науке. Наука, которая вычисляет возраст Солнца, а не определяет, сколько лет стенам и лохмотьям Паллонетто; наука, которая наблюдает за Млечным Путем, а не за улицей Семирамиды или за Салита Экия, — эта наука вызывает у нас смех. Кому они рассказывают свои басни? Мы вспоминаем сказку про дона Сальваторе, а может, дона Винченцо, который принес доброму королю Фердинанду длинный моток веревки и сказал, что измерил буквально до одного сантиметра расстояние от Земли до Луны. «Молодец! — сказал Бурбон. — Но кто может поручиться, что это точно?» И дон Сальваторе, или же дон Винченцо ответил: «Если вы мне не верите, ваше величество, то проверьте сами». Черт возьми! Ночной сторож подмигивает и продолжает:
— После Брауна выступал некто Фурнао, он сказал: «Возьмите-ка устрицу. Как ей удается в воде построить свою раковину? А что делает трава на лугу?»
Донна Джулия зевает.
— Во имя Отца, Сына и Святого духа… Что делает? Растет.
Дон Вито Какаче:
— Тут вмешался профессор биологии Джеймс Боннер и сказал: «В будущем человек станет вегетарианцем. Мы откажемся от мяса».
Дон Леопольдо Индзерра грустно говорит:
— А к нам это относится? Я ел мясо в последний раз на пасху. Дорогие мои, давайте-ка напишем пару слов этому дону Джеймсу и в вежливой манере поставим его в известность, что будущее уже началось в Паллонетто сотни лет тому назад.
Это забавно. Мы прыскаем от смеха, словно взорвавшаяся бочка. Вот пробегает группа актеров-мимов, они присоединяются к нашему хохоту. И это вполне естественно: мы привыкли делиться друг с другом и горестью, и радостью, как делимся глотком воды и окурком сигареты. Наконец дон Вито успокоился и говорит:
— В заключение симпозиума профессор Джон Вейр сказал, что у нас не будет больше мошенников, а профессор Браун рассказывал о пикниках на Венере или Марсе; физиолог Герман Миллер поклялся: «Мы сможем провести селекцию среди людей, внося поправки в зародыш в материнском чреве либо прерывая его развитие, если он нас не устраивает».
Донна Джулия Капеццуто вздрагивает.
— Иисусе, Иосиф, святая Анна и Дева Мария! Недаром говорит неаполитанская пословица: «Сперва потряси мешок, тогда узнаешь, пыль в нем или мука!» Вот что я думаю… Любезный дон Вито, мы должны решить вопрос об этой науке, расставить все точки над i. Я хочу спросить вас: выходит, что если на земле и на небе всем будут заправлять американцы из этого симпозиума, то господь бог останется без работы и должен будет спокойненько уйти на пенсию, — так, что ли? Ответьте мне: храмы, часовни станут ненужными и бесполезными? Ритуальные шествия, фейерверки, фонарики, нищенствующие монахи, свечи, кадила, церковные облачения, епископы, папы — всё будет забыто? Нет, никогда этого не будет, дон Вито! Дон Фульвио, любой святой может простить нам грехи, но никто из них не потерпит неблагодарности и пренебрежения. Дон Леопольдо, да я плевать хотела на эту науку. Она не должна вмешиваться в материнское чрево! Души чистилища, да как можно такое позволить? Дитя — это весточка господа бога женщине, переданная самим ангелом, который сказал: «Богородице, дево, радуйся…» Как смеет наука вырывать у нее эту весть, читать ее, вмешиваться и вносить свои поправки? Дон Вито… ребенок… дитя… у меня его не было, но я ощущаю его в душе, уверяю вас, и через него говорю с богом!