Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Может быть, об этом и думал каждое воскресенье в последнее время дон Эрнесто, готовя свое знаменитое рагу. Речь идет, повторяю, о долгой и трудной работе, и пока она совершается, человек предается своим мыслям. Деревянная ложка помешивает содержимое сотейника, в котором с несравненным соком смешиваются страдание и время, но рагу от этого не становится хуже — пройдет время, и вы это поймете.

Кто хоть раз на него взглянул

Не стану отрицать: в моем городе широко распространен сглаз.

В Неаполе ничего не случается без причины: если кто-то в три часа ночи запоет в переулке, то это потому, что он страдает от бессонницы или от любви; если некто в уличной толпе подойдет к вам вплотную с мечтательно-сосредоточенным видом, то это всего-навсего значит, что ему понравилась ваша авторучка; если ему удастся стащить у вас (такое случается) только колпачок, он его вам вернет, сделав вид, что нашел его на тротуаре — во-первых, он все равно не знает, куда его девать, а во-вторых, какой смысл причинять ущерб вам, если сам он из этого не извлечет никакой выгоды; если какой-то сопляк оборванец решит вдруг развлечься, зажимая ладонью щедрую струю из общественной колонки, так что вода брызжет на стены вокруг, то это потому, что мимо идут трое прохожих в новом платье; если петухи, которых соответствующие муниципальные указы запрещают держать в городских домах, вдруг начинают орать за каждой ставней, то это потому, что сейчас взойдет солнце, солнце обрушится на сушу и на море Неаполя, который построен там, где построен — то есть как можно ближе к лаве, землетрясениям, эпидемиям — для того, чтобы святой Януарий имел возможность спасать его от всех этих напастей, зарабатывая себе вечную славу и почет у всех алтарей. Ну а если святой Януарий не поспеет? К примеру, каменщик упадет с лесов и рука святого не задержит его в нескольких метрах от земли? Или трамвай сойдет с рельс и задавит дона Джованни Чезарино, который только что выставил накрытый столик на порог своего подвала и, полагая, что никогда не чувствовал себя так хорошо, уже предвкушал удовольствие от полкило спагетти? Во всех этих случаях, без сомнения, действует некая таинственная дьявольская сила, которая выказывает себя в Неаполе более явно, чем где-либо; она имеет тут своих невольных, но усердных служителей, своих неутомимых исполнителей; одним из них и был в мое время в районе Аввоката служащий газовой компании дон Никола Ангарелла.

Предыстория служащего газовой компании такова, какова она есть; именно она обнаружила его способности и их оформила: так, в основе становления любого философа всегда лежит то, что преподали ему еще в школе; следовательно, и я не могу обойти в своем рассказе того факта, что мать Ангареллы умерла во время последнего и, к сожалению, успешного усилия, предпринятого ею для того, чтобы произвести его на свет. У хирурга, который собирался делать ей кесарево сечение, выскользнул из рук скальпель, оцарапав ему самому лодыжку; несмотря на то что лезвие было стерильным, развилась гангрена, а так как профессор был весьма уважаемым, то в последовавший за этим траур облекся весь факультет. Отец Ангареллы, узнав о случившемся, побежал к клинике Пеллегрини и, в свою очередь, сделался ее пациентом, так как у самой больницы был сбит автомобилем. Он навсегда остался хромым и, бросив ремесло почтальона, сделался чистильщиком сапог на площади Сальватора Розы. Но это еще не все. Склоняясь над своей скамеечкой, старый Ангарелла чувствовал, как годы все больше сгибают его спину, видел, как в сверкающие носки башмаков, выходящих из-под его щеток, с удовольствием глядятся солнце и трамваи; вроде бы ничего угрожающего не было вокруг, из сквериков, окружающих площадь, доносился только мирный шелест листвы, и все-таки старый Ангарелла испытывал какое-то смутное недоверие к своему сыну. И его подозрения подтвердились однажды утром, когда мальчик прибежал на площадь сказать отцу, чтобы он немедленно шел домой, так как у них прорвало водопроводную трубу; и в тот же момент над площадью внезапно раскрылся огромный зонт пыльного облака, яростный ветер подхватил скамеечку старого чистильщика, перевернул ее и, как камнем, пущенным из пращи, залепил ею прямо в лицо старику. Большой ущерб был нанесен домам и памятникам, деревья повыдергивало с корнем, и один только сиротка остался стоять там, где стоял, живой и невредимый, не переставая твердить, что дома прорвало трубу. Донна Кармела, тетка, которая взяла его к себе, на некоторое время забыла об осторожности, но когда увидела, что трое ее детей в один день заболели скарлатиной, добилась, чтобы племянника забрали в приют. Там зловещая сила, обитающая в ребенке, как будто несколько поутихла, может быть, потому, что, воздействуя на целый коллектив, вынуждена была дробиться; но часто, когда эти одинаково одетые дети, чьим глазам одиночество придавало один и тот же цвет стоячей воды, совершали свою воскресную прогулку по улице Караччоло или на Каподимонте, их длинная унылая цепочка вдруг дергалась и рвалась: то, оступившись, падал идущий впереди, и вслед за ним совершенно необъяснимо, словно кегли, валились на спину все остальные; только Николино Ангарелла оставался на ногах, изумленно уставившись на сопровождавшего их священника, который, не в силах побороть какой-то инстинктивный ужас, а также выпутаться из сутаны, всегда поднимался с земли последним.

Золото Неаполя: Рассказы - i_012.png

Но это дело прошлое, и это все еще цветочки; когда я узнал дона Николу Ангареллу, он был уже совсем взрослым и знаменитым, ибо имел окончательную и бесповоротную репутацию человека с дурным глазом. Он считался служащим газовой компании, потому что она регулярно платила ему жалованье и выдавала форменную одежду, однако его услуги считались нежелательными по той простой причине, что он не мог отделить их от своей персоны. В первые годы, когда директором компании был немец, дона Николу пробовали использовать на разных участках, но при этом упал в топку кочегар Д., взорвался вместе с цистерной Г., лопнул трубопровод в районе Ареначча, и сам директор едва не оказался задушенным салфеткой, край которой каким-то непостижимым образом засосало в вентилятор как раз тогда, когда его скромный служащий проходил мимо «Джардино д'Италия», где он обедал, и, проходя, отвесил ему поклон; будучи использован при проверке газовых установок в квартирах, дон Никола сделал компанию непопулярной, нанеся ей таким образом значительный ущерб. И заметьте — внешне в нем не было ничего неприятного: миндалевидные черные глаза, немного, правда, мутные, словно припорошенные пылью, как это бывает с чернильными кляксами, присыпанными песком; сам худой, безбородый, с мягким лицом; симптоматичным в нем можно было считать разве что выпиравшую, как у птицы, грудную кость и коротковатые руки. И тем не менее стоило ему появиться в доме, как коты выгибали спину дугой, собаки начинали истерически выть, а дети — плакать, порываясь выпрыгнуть из окна, а то и броситься в кипящую воду; картины вываливались из рам, люстры падали с потолка; а стоило дону Николе сказать продавцу серебра с Сан-Биаджо-ди-Либраи: «Что-то мне не нравится сегодняшняя газета», как разразилась война 1915 года.[26] Директор газовой компании, тот самый немец, успел вовремя вскочить в дипломатический поезд, а на его место пришел инженер-неаполитанец, который серьезно занялся случаем Ангареллы. Уволить этого человека, не имевшего ни одного взыскания, он не мог, а кроме того, инженер был не робкого десятка. Воспользовавшись легким недомоганием Ангареллы, он дал ему полгода на поправку, а затем Ангарелле сказали — правда, не без вежливых околичностей, — что он может оставаться дома, сколько захочет, он все равно будет получать и жалованье, и форменную одежду. Компания сдержала слово; дважды дон Никола пытался робко протестовать, и дважды ему отвечали, что он напрасно беспокоится.

— От вас, дорогой Ангарелла, — сказал лично ему директор, — требуется только одно: чтобы вы нас любили.

вернуться

26

Италия вступила в первую мировую войну в 1915 году.

33
{"b":"238755","o":1}