— «Наш товарищ» письмо прислал, Катенька! Зря мы головы повесили…

— Покажь, скорей покажь! — говорила Катя требовательно, словно сомневаясь в сказанном, торопливо стаскивая с головы шаль.

Спустив с цепи барбоса, Степаныч завел ее в сенцы и принес письмо, бережно завернутое в чистую тряпицу.

— Читай тут, в окна еще заметят. А потом для прилику покопаешься с Семеновной, — сказал он, подавая листок.

«Дорогие товарищи! Настал тяжелый период, трудно вам сейчас работать, знаю, — читала Катя, с трудом разбирая мелкий почерк. — Случайные попутчики отсеются, а настоящие большевики закалятся. Создавайте закаленные кадры, осторожно, по одному человеку, ищите наших людей, сами больше учитесь. Находите пути для укрепления связи с массами. Ильич говорит, что в период подъема революции мы учились наступать, теперь — в период реакции — надо учиться отступать, перейти в подполье, сохранить партийную организацию. За темной ночью наступит светлый день, как бы ни была длинна ночь. Готовьте его наступление…» — писал Валериан.

Дочитав письмо, Катя вдруг заплакала и тут же засмеялась:

— А мы-то и крылышки опустили, по своим углам попрятались, меж собой и то связь ослабили…

Договорились через неделю собрать всех уцелевших у Хасана, познакомить с письмом Касаткина и поговорить о работе.

— Кариму скажу, он всех известит, — говорила деловито Потапова.

— К Константину пусть не ходит. Совсем барином стал, — хмуро произнес Степаныч.

— Ну и не надо! — согласилась Катя.

Она пробыла у Мезиных до обеда, выбелила с хозяйкой кухню и, пообедав вместе со всей семьей, пошла домой. Семеновна заставила ее взять большой узлище с продуктами.

А Вавилов в это время был занят выполнением щекотливого поручения хозяина.

На следующий день после прогулки в Борки Савин вызвал его к себе в кабинет.

— Садись, Константин Ефимович… — указывая на стул, угрюмо бросил купец. — Долгий у нас с тобой разговор будет. Ты ведь шпиком у Плюхина работаешь…

Вавилова всего передернуло, и он побледнел. Вот кто при случае может его провалить.

— Это ничего! Государству на помощь поработал, кое-кого из товарищей за решетку посадил… — Савин заметил, как изменился в лице его служащий, и понял, какую пользу можно извлечь из его тайны. — Я тебе открою свой секрет, но чтоб здесь и умерло.

Сидор Карпович рассказал подробно о своих подозрениях насчет жены, такого стесняться нечего, и поручил Вавилову все досконально проверить.

— Только, если виновата, так чтобы не одни слухи. Сплетни, поди, слыхал?

Вавилов кивнул головой: еще бы, все служащие судачат.

— Найди доказательства, — поучал Сидор Карпыч, — и дай мне. Вот тебе пока тысяча за труды, кончишь — еще дам, а здесь две — на расходы. Оденься приглядней, может, кого одарить иль напоить надо. Тебя учить незачем: на том собаку съел. Ступай!

Идя вечером домой, провокатор размышлял, как лучше для него — обелить в глазах мужа Калерию или найти доказательства. С нее можно бы больше содрать за молчание…

«Савин слишком много про меня знает. Лучше пусть уедет отсюда. Работа без него найдется, — решил он наконец. — Узнает правду — не захочет позор нести, мужик гордый!»

Выполняя поручение, Константин оделся у лучшего портного, начал заходить в кабачок, в купеческий клуб, встречаться с девицами. Как раз в это время его и встретил Мезин.

Что Калерия все время наставляла мужу рога, Константин не сомневался, но как достать доказательства?

Как ищейка бегая по следам, он разыскал двух бывших горничных Калерии и через них узнал, что есть у той потайной ящичек, в котором она прячет всякие писульки. Это уже было что-то!

С большим трудом удалось ему завязать знакомство с личной горничной Савиной.

Через несколько встреч Константину удалось уговорить ее похитить письма из стола хозяйки. Молодая девушка была из соседнего села, в городе ей все не нравилось, и хозяйку, гордую, капризную, она ненавидела.

— Получишь пять «катеринок» и сразу уедешь в село, — убеждал ее Вавилов. — Самой богатой невестой будешь.

Воспользовавшись выездом хозяйки на прогулку, она вытащила все бумаги и заперла пустой ящик — ключик по восковому слепку сделал ей Константин.

Когда Калерия Владимировна, вернувшаяся в дурном настроении, дала ей пощечину, девушка закричала:

— Что вы, барыня, рукам волю даете? Мне деньги за работу платите, а не за побои…

Савина побледнела от неслыханной дерзости. Выхватив несколько рублей, она швырнула их горничной и приказала:

— Вон, сию же минуту вон из моего дома!

Подобрав деньги, девушка кинулась в свою комнатушку, связала в узел вещички и ушла из купеческого особняка.

С Вавиловым встретилась возле постоялого двора.

— Давайте деньги. Принесла все, — сказала она.

Чуть поколебавшись, Вавилов отсчитал обещанную сумму и подал своей сообщнице, а она передала ему узелок с письмами. Не прощаясь, они расстались — девушка пошла искать попутчиков до своего села, а Вавилов к себе на квартиру.

Разбирая письма, Вавилов неожиданно обнаружил тоненькую тетрадочку. Открыв, он вскрикнул:

— Вот это удача! Ее дневник!

«Виктор удовлетворил потребности моей души, а не только утолил жажду ласки. Он умен, ярок, настоящий представитель родной мне среды…» — прочитал Константин и остановился.

— Этого одного бы хватило! — сказал он перелистывая душистые страницы. — Но барынька еще откровеннее высказывается…

Письма Коломейцева он бросил в печь, тот был осторожен и ни в одном не называл свою возлюбленную по имени. Это не доказательство. «Выходит, что она сама на себя донесла мужу», — засмеялся Константин. Какая идиотская привычка писать дневник…

Когда утром Вавилов без зова вошел к хозяину в кабинет, тот, взглянув на него, сразу побледнел и сквозь зубы бросил коротко:

— Ну!

Вавилов вынул дневник, развернул и, положив перед Савиным, молча указал на подчеркнутые места. Сидор Карпыч, читая, заскрипел зубами. До последней секунды он все еще надеялся, что, может, ничего и не было. Теперь всё! Он с ненавистью посмотрел на доносчика.

— Господин Вавилов, вы большой специалист, — криво усмехнулся купец. Отодвинув ящик стола, он вытащил пачку кредитных билетов и подал Вавилову. — За труды. Столько вам еще не платили. Сейчас сядете в коляску, возьмете свои вещи — и на любой поезд, вас молодцы мои проводят. О делах с Плюхиным не беспокойтесь — улажу, а охранка ведь в каждом городе есть…

Вавилов хотел что-то сказать, но Савин встал разъяренный, и он невольно попятился от стола.

— Стой! Рук об тебя марать не стану, но если ты когда-нибудь покажешь сюда нос, то железнодорожники будут немедленно знать, кто выдал тех, что сосланы, и они тебя в клочья разнесут! — заорал Савин.

Ужас исказил до неузнаваемости черты лица предателя.

— Я поеду, немедленно поеду… — бормотал он, озираясь по сторонам.

Савин хлопнул в ладоши и появившемуся Митьке, указывая пальцем на Вавилова, приказал:

— С Ванюшкой отвезите этого на вокзал. По дороге возьмите вещи с квартиры и проводите на поезд.

Митька тронул растерянного Константина за плечо и кивнул на дверь. Тот двинулся, как автомат.

Когда за ним закрылась дверь, Савин упал боком в кресло и первый раз в жизни заплакал.

С некоторых пор Аксюта начала явственно ощущать вокруг себя какую-то пустоту. В течение года городской жизни она привыкла, что к ней то приходят, то приезжают заказчицы, иные приглашают заходить домой. И вдруг никого…

Когда, закончив вышивку, она относила вещи заказчицам, их при ней же небрежно швыряли и на вопрос, нет ли еще работы, отвечали, что нет и больше вообще не будет.

Наконец все набранное раньше было закончено, и впереди ничего не предвиделось. Правда, хлеб был. Андрей Полагутин два воза осенью привез, подарок от всех напарников, кормом корова обеспечена — два месяца Аксюта работала на покосе у богатых казаков за сено, но ведь хлеб и молоко не все. Огород у них малюсенький, много ли с него собрали. Все с базара, на все копейка нужна.