Аксюта вместе с сестренкой подобрали клубки и ушли в свою комнату.

— Опять, Параня, Мурашевы тебя поймать хотят, — сообщил Федор и рассказал о хитром ходе Натальи. — Жди теперь в гости.

— Да я ей такой от ворот поворот сделаю! — вспылив, закричала Прасковья.

— Это не хитро, Паранюшка, — остановил ее муж. — Надо их в дураках оставить, лучше будет.

Прасковья, замолчав, глядела то на мужа, то на Матвея. Что же она должна сейчас делать? — спрашивала их взглядом.

Долго объяснял Федор жене, как она вновь должна подружиться с Мурашевыми и показывать вид, что сердится на мужа, идет против него. Матвей ушел, чтобы случаем не встретиться с Натальей да кое о чем предупредить жену.

Федор вышел во двор, а мать с Аксютой начали устанавливать стан, в это время и явилась Наталья.

— Бог в помочь! — приветствовала она хозяек от порога.

— Спаси Христос! Проходи, Натальюшка, садись! И отколь нам бог такую радость принес? Мне кума Матрена рассказывала седни, что видела тебя.

Прасковья велела Маше ставить самовар. Наталья похвалила Машу, восхитилась красотой Аксюты, поздравила ее с хорошим женихом, ввернув со вздохом, что про другого ей, Наталье, думалось.

— Что ж поделаешь, коль родной отец счастья лишил! — вздохнув, в тон ей отозвалась Прасковья. — Видно, так бог судил.

Аксюта, наблюдала за матерью, восхищалась. «Ну и мама!» — думала она.

— Я тебе, Аксютушка, к свадьбе подарок принесла за работу твою золотую. Все купчихи хвалили мои платья, — сказала Наталья, развертывая узел с материей.

«Не поскупились Мурашевы, видимо, нужна им мать», — подумала Аксюта, разглядывая подарок.

— Спаси Христос, Натальюшка, пригодится нашим молодым, не больно за богатого отдает отец Оксю, — поблагодарила Прасковья, забирая отрезы. — Вот из этого сатинчику и жениху рубахи можно пошить. Красивый парень, да не больно приодет…

— Кабы нашлось у тебя времечко, пошила бы нам с недельку еще, — обратилась Наталья к Аксюте, сидя за столом.

— К другим бы не пустила, а к вам пошлю, — быстро ответила за дочь Прасковья. — Жених-то не скоро вернется, успеет и себе и вам пошить.

— Ну, спаси Христос! За нами не пропадет, — обрадованно промолвила Наталья: все вышло, как свекор хотел. — Ты сама к нам заходи, Прасковья Петровна!

— Зайду с радостью. Что потеряно, не вернешь, а добрых людей завсегда рада видеть. Марфе Ниловне и Петру Андреичу поклон передавай, а Аксюта завтра с утра у вас будет, — говорила Прасковья, провожая гостью за ворота. — Не дал отец хозяйкой стать, пусть привыкает копейку зарабатывать…

Когда Наталья поздно вечером вернулась домой, свекор позвал ее в горницу и потребовал отчета. Слушая сноху, он довольно улыбался. «Попалась, дуреха!» Через нее много можно будет узнать, особливо коль по его указке все делать будет.

Когда Наталья кончила рассказ, он подошел к ней и крепко поцеловал в губы.

— За ум целую. Умна ты, Натальюшка! Будь впредь во всем так умна — высоко вознесу, — хрипло шептал, сжимая ее плечи.

Увидев красное лицо свекра, Наталья испугалась, повернулась на стуле, хотела встать, но он еще крепче прижал ее к себе, пьянея от прикосновения упругих грудей.

— Пусти! Мамаша зайдет… — прошептала она.

И Петр Андреевич разжал руки. Верно, может зайти эта постылая монашка. Перепуганная Наталья выскочила из комнаты.

«Что теперь будет? А ну, как он почнет приставать дале?» — думала она, юркнув на кровать к спящим детям. И никому сказать нельзя, особливо Акиму. Смертоубийство будет и конец привольной жизни, о купечестве и думать не придется. Самой надо молча отбиваться, да так, чтоб не сердился, пока не выделит их с Акимом в город.

Родион, уже бывавший в Акмолинске, знал, что извозчики на дальнее расстояние почти все слобожане. Оставив Кирилла с лошадьми на постоялом дворе, он сразу направился в слободку. Первый же встречный указал ему большой дом Мохова.

— Петро Петрович самый богатый артельщик и как раз ищет подводы, — добавил он.

Родион пошел к Мохову. Открыв калитку, он попятился — огромный барбос кинулся ему навстречу. «Точь-в-точь мурашевский», — подумал мужик и громко постучал в калитку кнутовищем.

— Кто там? — послышался женский голос.

— Мне Петра Петровича повидать бы. В артель хотим к нему вступить, — отозвался Родион.

— Сейчас!.. Ну, замолчи! — говорила женщина за калиткой, громыхая цепью.

Барбос перестал лаять.

— Заходите, собака не достанет, — пригласила хозяйка, открывая калитку и оглядывая Родиона внимательным взглядом.

Хозяин дома сидел за столом и пил чай. Сняв шапку у порога и поздоровавшись, Родион подошел к нему.

— Чай с сахаром! — сказал он.

— Чай пить с нами, — ответила хозяйка, указывая на стул.

Артельщик с невозмутимым видом потянул к себе тарелку с печеньем, делая вид, что не замечает нежданного гостя. Так обычно он встречал всех пришедших к нему впервые, чтобы не подумали, будто в них нуждается.

— Спасибо, хозяюшка! — поблагодарил Родион и обратился к Мохову: — Петр Петрович, я зашел к тебе спросить, не надо ли подвод в Петропавловск.

— А сколько? — взглянув наконец на посетителя, осведомился Мохов, неторопливо отставляя стакан в сторону.

— У нас у двух три.

— Не здешние, что ли?

— Хрестьяне мы, родионовские. Время-то сейчас свободное, охота подзаработать…

— Ну что ж, могу принять, только… со своих за ручательство я беру два процента, то есть с рубля две копейки, а с вас придется взять по три: риск большой, я совсем вас не знаю, — важно и медленно изрек Мохов.

Родион почесал в затылке.

— Обидно будет нам, Петро Петрович! Чай, все вместе поедем. Глядишь, познакомимся и не раз еще с тобой съездим.

— Так-то оно так, да ведь, мил человек, я своим домом за товар отвечаю, — более мягко заговорил артельщик. Подводы ему самому до зарезу нужны, а городских свободных нет.

После долгого спора сошлись на двух с половиной копейках.

— А плата как? — вставая, спросил Родион. — На дорогу деньги нужны.

— Четверть за первый конец хозяин в задаток даст, остальные — в Петропавловске, а за другой конец все здесь сразу получите.

— Ладно, — согласился Родион. — А когда ехать? Харчиться-то нам зря невыгодно…

— Завтра с утра будем грузиться. Подъезжайте к складам Самонова.

На следующий вечер обоз в семьдесят подвод вытянулся по дороге на Петропавловск. Ехали все время шагом — нагрузили помногу.

Передними шли подводы артельщика. Он давал сигналы на остановку и на подъем. По его распоряжению подводы родионовцев шли в средине обоза — сподручнее наблюдать. Возчики, жалея лошадей, шли пешком до самого Петропавловска, куда прибыли на семнадцатый день. На отдых, разгрузку и погрузку товаров Мохов назначил пять дней. За это время он хотел подобрать товару, какого повыгоднее, для собственной торговли.

За дорогу родионовцы подружились с возчиками. Сидя вечерами у костров, немало песен спели под гармошку, которую всегда возил с собой молодой возчик Виктор Осоков, ровесник Кирилла, частенько и чечетку выбивали. Пляска Кирилла нравилась всем и в том числе артельщику.

— Ишь, бес, как выкомаривает! — одобрительно басил Мохов, лежа у костра и наблюдая за плясунами.

— Как же ему не плясать! Жених! Вернется — прямо на свадьбу, а невеста как картинка, — сказал Родион в первый же раз. Так за Кирюшкой и утвердилось прозвище «жених».

— Плакали денежки, — смеялись возчики, — все в Петропавловске на подарки ухлопает!

— Ну, само собой! — отвечал задорно Кирюшка. — Для Аксюты ничего не жаль…

Сдав груз в привокзальные склады и получив деньги за провоз, возчики выехали за город, чтобы не платить за постой лишних три дня. Кирилл, пустив лошадей пастись, попросил:

— Родя, посмотри за конями, а я схожу поищу в лавках чего-нибудь получше для Аксюты.

— Иди, коль не терпится. Скоро ведь и другие пойдут. Город-то не знаешь, — ответил Родион.