— А язык на что? Говорят, до Киева доведет, — засмеялся Кирилл и направился к городу, напутствуемый шутками возчиков.
Карпов велел ему идти прямо к Мезину. Дорогу на станичный базар можно у всех спрашивать, а с базара дом Степаныча нетрудно найти и без указки.
К обеду Кирилл нашел дом Мезина. Постучав в калитку и услышав сначала бешеный лай, а затем басовитое: «Кто там?» — он радостно подумал: «Ну, как раз попал, куда следует», — и ответил:
— Свой, Степаныч, открой!
Калитка открылась, и выглянул Мезин. Он выжидающе посмотрел на Кирилла.
— Привет от Палыча, помнишь? — произнес Кирилл заученные слова и добавил: — Из Родионовки я…
Глаза Степаныча засветились радостью.
— Как же, помню, — ответил он и, схватив неожиданного гостя за руку, потянул в калитку.
Войдя вслед за хозяином в комнату, Кирилл, внимательно осмотревшись, улыбнулся. Ему показалось, что он уже был здесь не раз. «Все так, как Палыч описывал», — подумал парень. Степаныч вышел, и тотчас же послышался его голос за стеной:
— Мать, что есть в печи, то на стол мечи! Дорогой гость приехал…
— Ну, рассказывай, друг, как там Палыч, — спрашивал он, возвратись и присаживаясь рядом с Кириллом. — Как звать-то тебя?
Кирилл дословно передал все, что велел Федор, и смолк.
Хозяйка позвала за стол. После сытного обеда Степаныч увел молодого гостя обратно в ту же комнату.
— Теперь, Кирюша, начни с того, как Федор Палыч приехал в Родионовку. В письмах-то не все можно было понять. Поподробнее про всех расскажи, — попросил он.
Молодой парень вначале смущался, говорил отрывисто, подталкиваемый вопросами. Степаныча интересовали не только друзья Карпова, но и его противники.
Постепенно освоившись, он после ужина уже сам с увлечением рассказывал, как Палыч помог ему хозяином стать, о первом сходе, беседах мужиков вечерами возле Карповых, о всех кружковцах, Мамеде, кознях Мурашева. Так разошелся, что даже про свою любовь к Аксюте подробно поведал Степанычу.
— Значит, зятем Палычу будешь, парень, — ласково промолвил Степаныч. — Хорошая у него дочка…
Петухи пропели, а беседа все продолжалась. Уже около часа было, когда хозяин предложил:
— Ну, теперь ложись спи. Завтрашний день пробудешь у меня. Болтаться тебе по городу не следует, еще со своими возчиками встретишься. Дам тебе книжечку, читай да понимай. А вечером придут товарищи, о которых тебе Палыч говорил, они на все твои вопросы ответят.
Когда Кирилл проснулся, Мезина уже не было. Возле кровати на тумбочке лежала тоненькая книжечка. Он развернул ее и прочитал: «Некрасов. „Кому на Руси жить хорошо“».
— Умывайся, да завтракать будешь, — сказала Феона Семеновна, чуть приоткрыв дверь.
Кирилл вскочил. И правда, что же это он? Не умывшись, за книжку схватился.
Позавтракав, Кирюшка вновь уткнулся в поэму. Читал он медленно, часто останавливаясь и перечитывая понравившиеся ему места по нескольку раз подряд.
У каждого крестьянина
Душа, что туча черная,
Гневна, грозна — и надо бы
Громам греметь оттудова…—
прочитал Кирилл и глубоко задумался. Ему не сразу ясно стало, почему эти слова так взволновали его. После долгого размышления прошептал:
— По-разному гневаются они, крестьяне-то. Взять меня иль дядю Кондрата…
Читая про Ермила Гирина, он с волнением подумал: «Ну точь-в-точь наш Палыч! За то Мурашев и хочет упечь его в тюрьму…»
Но особенно потряс Кирилла образ богатыря Савелия. Кирюша несколько раз перечитал эти строфы и, размахивая книжкой, принялся ходить по комнате. «А кабы мне такое, вынес бы я?» — думал он. За этими размышлениями и застали его Степаныч, Федулов, Алексей и Потапов.
— Вот кабы такую книжечку достать для Аксюты, это был бы подарок, — сказал он, как только Мезин вошел в комнату, взмахнув раскрытой книжкой.
— Видали? — засмеялся Степаныч. — Зять под стать тестю! Это жених Аксюты Карповой.
Алексей пристально посмотрел на Кирилла и отвернулся к Григорию, будто желая что-то спросить, но ничего не сказал.
Степаныч передал уже друзьям все, что слышал от Железнова, и Федулов разговаривал с парнем как со старым знакомым, незаметно изучая помощника Федора. Потом стал сам рассказывать последние новости — о стачках в России, о волнениях среди крестьян, о восстании на броненосце «Потемкине»…
— Богатырь Савелий не хочет больше терпеть такое положение, — взяв из рук Кирилла книжку, сказал Алексей и прочитал:
Работаешь один,
А чуть работа кончена —
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин…
— Запомнил, Кирюша, эти слова? — спросил он.
— Запомнил много, но не все, — с откровенным сожалением ответил парень и потянулся за книгой. — Много тут о нас сказано…
— Да ваш Мурашев и другие — те же господа, — подтвердил Григорий.
— Полсела у них в кабале, а кабы не Палыч, так и все село было бы, — взволнованно промолвил Кирилл.
— Надо, Кирюша, чтобы все крестьяне скорей поняли, кто виноват, что их Мурашевы да Дубняки в кабале держат, тогда от дольщиков быстро освободятся, — кивнул Антоныч и рассказал о том, как они готовятся к забастовке, что надо передать на рудник и что следует им делать у себя в селе, в аулах…
Кирилл сосредоточенно слушал его, стараясь все понять, запомнить поточнее, чтобы передать отцу, как про себя звал он Федора, всем своим товарищам.
Антоныч часто останавливался, спрашивал, все ли понятно, повторял отдельные фразы.
Потом Кирилла попросили пересказать слышанное. И он все повторил — своими словами, но верно. Рабочие довольно переглянулись.
— Мы дадим тебе две листовки: одну для вас, а другую надо переслать на рудник, — вновь заговорил Антоныч. — Но знаешь, Кирюша, если у тебя их найдут, тебе не миновать тюрьмы, и, возможно, будут бить, требуя, чтобы ты сказал, откуда их получил. Может быть, сошлют потом куда-то, и тебе долго не придется увидеть твою Аксюту. Если тебя это пугает, то не бери, а только передай то, что запомнил. И это немало.
Парень побледнел. Страшно! Несколько минут он молчал, никто его не торопил. Неожиданно для себя Кирилл вспомнил про Савелия и твердо произнес:
— Пусть убьют — ничего не скажу. Давайте все, что можно, с Аксютой мы идем одной дорогой. Постараюсь так спрятать, что и сам черт не найдет. Может, книжечку еще какую дадите, а то ведь не скоро вновь удастся приехать.
Краска вернулась на его щеки, Кирилл глядел строго и уверенно — он будто сразу возмужал. Федулов, а за ним и остальные пожали ему молча руку.
— Вот две листовки и номер газеты. Здесь есть статья Ильича о нашей партии. Тебе Палыч рассказывал о нем? — Кирилл утвердительно кивнул. — Почитаете, а потом отправите Ивану. Степаныч поможет тебе их спрятать, чтобы в обозе не увидели, а там посмотришь сам. Поэму Некрасова мы дарим вам с Аксютой. Ее можно и не прятать, она разрешена к печати. Читайте молодежи, крестьянам и объясняйте, что к чему, — говорил Антоныч.
Посидев еще часок за дружеской беседой, рабочие ушли, а Кирилл со Степанычем разговаривали чуть не до утра.
На следующий день они с утра пошли в ряды и купили Аксюте зимнее пальто. Вернувшись, с помощью Феоны Семеновны подпороли подкладку и в середину ваты аккуратно вложили листовки и папиросный листок бумаги, на котором была напечатана газета. Феона Семеновна подшила подкладку на машине. Самый опытный глаз не мог бы рассмотреть то место, где было вновь застрочено. Поэму Некрасова Кирилл бережно засунул за голенище сапога — он собирался читать ее дорогой. Феона Семеновна послала в подарок Аксюте шелковый шарф.
Простившись с хозяевами, Кирилл по пути в магазине купил матери ситцу на платье и пошел на стоянку возчиков.
— А мы думали, что ты заблудился и совсем не вернешься, — встретил его шутливым укором Родион.