Сложив руки на коленях, она уставилась на них. В обесцвеченной копне прически он увидел темные корни подрастающих волос и подумал, чего ради она их красит. Она не подавала виду, что слышала его вопрос.

— Когда в то утро месяц назад я расстался с вами, я направился к себе домой в Лондон. Некий человек пытался убить меня. В ту ночь ему едва не удалось добиться успеха — он три или четыре раза ударил меня по голове. Я только что вышел из больницы. В этот раз мне повезло. Был такой владелец гаража, у которого он арендовал машину. Не так давно речная полиция нашла его тело в Темзе. На нем не было следов насилия — просто он напился виски. Они ничего не могли понять в этом происшествии — годами он и близко к реке не подходил. Но теперь мы имеем дело с весьма сообразительным человеком, не так ли? С опытным убийцей. И, похоже, он постарается убрать всех, кто знает о его связи с Самуэлем Феннаном. Или с его женой, конечно. И существует такая юная блондинка в театре...

— О чем вы говорите? — прошептала она. — Что вы пытаетесь мне сказать?

Смайли внезапно захотелось ударить ее, сломить последние остатки ее воли, пусть даже она считает его врагом. Ибо она столь часто посещала его в видениях, когда он лежал распластанный и беспомощный, в облике тайны и силы.

— Вы хоть понимаете, в какие игры вы пытаетесь играть — и с кем? Неужели вы считаете, что можете водить их за нос, кое-что давая им и отказывая во всем остальном? Неужели вы думаете, что вам в самом деле удастся остановить этот дьявольский танец? Какие бы мечты вы ни лелеяли, миссис Феннан, они не имеют ничего общего с их миром!

Она закрыла лицо руками, и он увидел, как меж пальцев у нее потекли слезы. Тело ее сотрясали рыдания; она медленно и трудно роняла слова.

— Нет, я ни о чем не мечтала. Ни о чем, кроме него. Он был моей единственной мечтой... да, моей большой мечтой. — Она продолжала беспомощно плакать, и Смайли, наполовину торжествуя, наполовину стыдясь, терпеливо ждал продолжения ее слов. Внезапно она подняла голову и, не утирая слез, струящихся по щекам, посмотрела на него. — Взгляните на меня, — сказала она. — Какие мечты остались у меня? Я грезила о длинных золотых волосах, а они наголо обрили меня; я мечтала о прекрасном теле, но оно было сломано голодом и страданиями. Мне довелось увидеть, что могут представлять собой человеческие существа, и как я могла поверить в то, что все они едины? Я говорила ему, о, я говорила ему тысячу раз: «Только не надо никаких правил, никаких прекрасных теорий, никаких приговоров, дайте людям возможность любить; но стоит бросить им одну теорию, дать им возможность выдумать один лозунг, и игра начнется снова». Я говорила это ему. Мы беседовали ночами напролет. Но нет, у этого мальчика должна была быть своя мечта, и, если новому миру предстояло воздвигнуться, строить его должен был он, Самуэль Феннан. Я убеждала его. «Слушай, — говорила я ему, — они дали тебе все, что было нужно: и дом, и средства, и положение. Что тебе еще надо от них?» И он говорил мне: «Я делаю это для них. Я хирург, и в один прекрасный

день они все поймут». Он был сущим ребенком, мистер Смайли, и его водили за нос, как ребенка.

Он не решался заговорить, не решался задавать ей наводящие вопросы.

— Пять лет тому назад он встретил этого Дитера. В горной хижине недалеко от Гармиша. Пятница потом рассказал нам, что все это спланировал Дитер — ведь он не мог из-за своих ног кататься на лыжах. Тогда мы не понимали, насколько было все реально, хотя Пятница было выдуманным именем. Так его окрестил Феннан —по «Робинзону Крузо». Дитер счел это довольно забавным, и впоследствии мы никогда не говорили о Дитере, но всегда о мистере Робинзоне и Пятнице. — Прервав свой рассказ, она посмотрела на него с еле заметной улыбкой. — Простите, — сказала она. — Я так бессвязно рассказываю.

— Я все понимаю, — сказал Смайли. '

— Эта девушка... что вы говорили о девушке?

— Она жива. Не волнуйтесь. Продолжайте.

— Вы знаете, что нравились Феннану. Пятница пытался убить вас... но почему?

— Предполагаю, из-за того, что я вернулся и спросил вас о звонке в половине девятого. И вы рассказали об этом Пятнице, не так ли?

— О, Господи, — сказала она, поднеся пальцы ко рту.

— Вы тут же позвонили ему, верно? Как только я ушел?

— Да, да. Я была испугана. Я хотела предупредить его. Его и Дитера, чтобы они уезжали, уезжали и не возвращались, потому что понимала — вы найдете их. Если не сегодня, то завтра, в другой день, но в конце концов вы их найдете. Почему они никак не могли оставить меня в покое? Они боялись меня, потому что знали — у меня нет никаких иллюзий, и я хотела только заботиться о Самуэле, любить его и оберегать его. Из этого они и исходили. На это они и рассчитывали.

Смайли почувствовал, что в голове у него стала пульсировать боль.

— То-то вы им сразу и позвонили, — сказал он. — Сначала вы набрали номер в Примроуз, но не пробились.

— Да, — растерянно сказала она. — Да, верно.

— И тогда вы позвонили по другому номеру, по запасному...

Она еле добралась до окна, внезапно почувствовала, что ее не держат ноги и сил не оставалось, но чувствовать она себя все же стала лучше — встряска дала ей понять, что она еще может думать и соображать.

— Да, Пятница блестяще мог придумывать альтернативные варианты.

— Каков был другой номер? — настаивал Смайли. Он встревоженно посмотрел на нее, когда она, высунувшись из окна, стала вглядываться в темный заросший сад.

— Что вы хотите выяснить?

Подойдя, он остановился рядом с ней, глядя на нее сбоку. Охрипший его голос обрел силу и настойчивость.

— Я сказал, что с девушкой все в порядке. Мы с вами тоже пока живы. Но не рассчитывайте, что это будет длиться долго.

Повернувшись со слезами на глазах, она несколько секунд вглядывалась в него и наконец кивнула. Смайли взял ее под руку и осторожно препроводил к стулу. Он хотел бы предложить ей горячего чая или чего-то в этом роде. Села она почти механически, как человек, чувствующий, что начинает сходить с ума.

— Другой номер был 9747.

— Адрес... вы знаете что-нибудь об адресе?

— Нет. Только телефон. Все дела только по телефону. Адреса не было, — повторила она с неестественным возбуждением, и Смайли пристально посмотрел на нее. Внезапно он вспомнил, и эта мысль поразила его, — Дитер всегда был изобретателен в системе связи.

— Пятница не встречал вас в вечер гибели Феннана? Он не пришел в театр?

— Нет.

— Значит, вы разминулись в первый раз, так? Вы запаниковали и ушли пораньше.

— Нет... хотя да, да, я в самом деле запаниковала.

— Нет, этого не было! Вы ушли пораньше, потому что вы должны были это сделать, такова была договоренность. Почему вы ушли пораньше? Почему?

Она закрыла руками лицо.

— Вы все еще не можете прийти в себя? — крикнул на нее Смайли. — Вы все еще думаете, что можете контролировать то, что вы наделали? Пятница убьет и вас, и девочку! Он убийца, убийца, убийца! Кого вы хотите оберечь, девочку или убийцу?

Она плакала, не в силах вымолвить ни слова. Смайли, крича, склонился к Эльзе Феннан.

— Тогда я сам скажу вам, почему вы пораньше ушли из театра, хотите? Я скажу вам, что думаю на этот счет. Вы хотели успеть к последней выемке почты из Уайбриджа. Он не пришел, обмен в гардеробе у вас не произошел, хотя вы, подчиняясь инструкциям, послали ему билет, и вы знали адрес, помнили его, помнили навечно эти слова: «Если что-то случится и я не появлюсь, вот адрес» — это он вам говорил? Этим адресом нельзя было пользоваться или даже упоминать о нем, его надо было просто запомнить навсегда! Так? Говорите же.

Встав и пряча от него лицо, она подошла к письменному столу, где нашла клочок бумаги и карандаш. С мучительной медлительностью она вывела адрес; пальцы не подчинялись ей, останавливаясь на каждом слове.

Взяв у нее бумажку, он аккуратно сложил ее пополам и спрятал в бумажник.

Теперь он мог заняться и чаем для нее.