Я подумал, хорошо бы выпить сейчас пива. Но откуда ему тут взяться? Кармен сидела и с любопытством смотрела на меня, готовая слушать дальше. У нее был вид ребенка, которому рассказывают страшную сказку. Я продолжал:
— Но мне вот что интересно. Лоудо. Это имя сидит у меня в печенках. Я найду его, я тоже азартный человек, детка, как и ты. Лоудо — это большой убийца, убийца убийц, как назвал его Арт...
— И ты не боишься, милый? Тебе совсем не страшно?
— Нет, пусть ему будет страшно, раз я пошел на эту войну. Эта восточно-побережная мафия заправляет не только наркобизнесом, они замахиваются уже на проведение собственных программ в области Восточного побережья. А Лоудо... Его, возможно, редко приглашают наверх, чтобы послушать его мнения и высказывания, но тем не менее это умный организатор и занимает достаточно большое место в пределах того, что можно определить подпольным правительством. Наркотики — это большой и... легальный бизнес, во всяком случае, в некоторых странах. Лоудо важная деталь в механизме... Лоудо — это ведь даже не имя, а шифр, код, кличка, назови как хочешь... Лоудо может быть находчивым, бесстрашным, изобретательным и, главное, имеет возможность действовать вне каких-либо подозрений. Этот человек наверняка на виду у всех, но кто может подумать?.. И еще, Лоудо в нашей конкретной нью-йоркской истории занимается организацией всего, что нацелено на обнаружение и возвращение этих восьми килограммов яда.
Она с интересом продолжала смотреть на меня, прикидывая, куда я гну.,
— Выходит, — сказала она, — все это время героин был в твоей квартире?
— Выходит, так.
Она быстро осмотрелась.
— Где?
— Слушай, но Биллингс-то как ошибся. Он не знал, что я переехал. Влепить такую штуку в пустой дом, который вот-вот взорвут!
— Неужели все это здесь? — спросила она.
— Я даже почти догадываюсь, где именно.
Она ждала, лицо ее выражало живейший интерес. Тогда я встал, пошел на кухню и, оказавшись вне пределов освещенности, прощупал в полумраке стену и фанерное ограждение раковины. У самой стены я дернул фанеру, и она отошла. Я вытащил оттуда картонную коробку, которая даже не казалась особенно большой, и поставил фанеру на место. Рукой нечаянно задел чашку, все еще стоящую на раковине, и она грохнулась на пол.
Из комнаты донесся вздох Кармен.
Я вошел, поставил коробку рядом с фонарем и наддал ее ногой.
— Здесь только одно место и было, чтобы спрятать ее, под раковиной.
Кармен не могла отвести от коробки зачарованного взгляда.
— Восемь кило, — сказал я. — Миллионы долларов. Много миллионов... Здесь хватит, чтобы отравить весь город.
— А не кажется, что много, — заметила она.
— Да уж, просто невероятно.
— И ты нашел эту дрянь! Никто не мог, а Райан нашел!
Ее голос был полон восхищения, и она улыбалась.
— Коробка из-под красных сельдей... Деньги Биллингса, выигранные на лошадках. А полиция думала, что это награбленные деньги, а полиция думала... Ничего она не думала. Знаешь, все это время они высасывали меня, думая, что я владею информацией, они думали, что я знаю, где товар и что это за товар, они надеялись выколупать из меня и то и другое. Они думали, что я всерьез взялся с ними заодно играть в их маленькую незатейливую игру.
— Игру?
— Конечно, любимая. Но я в этой сумасшедшей жизни сам — полиция. Они играли во что-то вроде рулетки. Играли в два и больше вариантов пути, а сами не имели толком и одного. Но играли они все же ловко. Да только я всегда был для них темной лошадкой, они не знают, что со мной делать. Конечно, они делают благое дело и даже иногда совершают подвиги. И порывы случаются у них вполне благородные. Ну а я, если сработал лучше их, так что я скажу им? Просто, что я был прав? Я сделал больше, чем весь их сонный департамент. Этот гангстерский город для меня что задний проходной двор, и, когда я играю, я играю только в свои игры, даже если они иногда пересекаются с играми копов. Но я даже не чувствовал их прикрытия, я играл один, открыто, с голой, незащищенной макушкой. Один! Я не жалуюсь, пойми меня правильно, и я не хвастаюсь. Меня просто удручает качество нашей полиции...
Я помолчал. Потом улыбнулся своей любимой и спросил:
— А ты, Кармен, какую ты во всем этом разыгрывала роль? Не посчитай за труд, расскажи, детка. Я хочу послушать.
— Труд?.. Какой труд? Ты о чем, Райан?
— Лоудо,— сказал я тихо. — Моя прекрасная возлюбленная называется Лоудо.
— Райан... — у нее перехватило дыхание.
— Я угадал, милая? Ну хочешь, я сам расскажу тебе, как я догадался? Ты, возможно, никогда не смотрела на картину в целом, ну так посмотри, я покажу тебе ее. Смотри же внимательно. Вот малышка, она росла и воспитывалась среди карточных столов, ее нежные ушки ловили всякие разговоры и не могли не слышать намеренных обманов. Посмотри на этого ребенка, который с самого раннего возраста купается в неправедных деньгах, он обучается приемам карточной игры и карточных обманов у самых искусных в этом деле умельцев, он находит вкус во всех вещах, которые распаляют вожделения и страсти.
Я сделал большую паузу перед тем, как сказать следующее:
— Посмотри на ребенка, который с десяти футов прострелил парню голову, оправдывая себя тем, что у того и так уже дохлые мозги.
Жуткая дрожь передернула ее плечи, и прекрасное лицо исказилось страданием.
— Остановись, Райан. Ты все угадал,.,
Я покачал головой:
— Нет, это еще не все, что я угадал, котенок.
Она прикусила зубками губу, и слезы, выкатившись из глаз, потекли по щекам. Я сказал:
— Лоудо и близко не приближался к Биллингсу... Тут некая тонкость, некая намеренность. Лоудо управился со всем этим, ничем не выдав себя... кроме, правда, того, что отправил букет вослед отбывающему. Арт нашел это, но отнес к разряду пустяковых сведений, я же это размотал. Я. А твое следующее движение было легким. Во время нашего первого ленча ты прошла к дамской комнате обычным маршрутом, но по пути сделала телефонный звонок. Он был зафиксирован моим наблюдателем. Ты распорядилась насчет всей той компании, которая ожидала меня дома, в моей собственной квартире, ты просто направила туда дрессированных панков, а сама как ни в чем не бывало вернулась и беззаботно щебетала у меня на плече.
— Райан... — глаза ее умоляли. — Неужели ты думаешь, что я на это способна?
— Конечно. Почему нет? Что стоит позвонить по телефону. Один раз. А потом все, вплоть до убийства, само шло к результату, автоматически. Беспокойство, конечно, было, я допускаю. Были волнения, ведь ничто не проходит бесследно. И много времени уже прошло впустую. Меня обрабатывали копы, пытаясь разжиться информацией. Я был для них загадкой. Но и не только для них. Никто не мог вычислить мое участие в этом деле до конца. Черт возьми, не испытываю ни жалости, ни огорчения, ни чувства вины, когда думаю обо всей этой истории. Только одно...
Она качала головой и все твердила, что я несправедлив, что я ошибаюсь, но я продолжал говорить.
— Мой друг Арт убит во сне, не успев даже подумать о смерти. У него имелись серьезные связи, у этого парня. И распространялись они довольно широко. Он был мужественный человек, герой итальянской кампании в последней войне. И вот он один полез делать весьма опасные розыски, но он профессионал, газетчик, он делал это для себя. Он выяснил, кто такой Лоудо. Но тут же был убит. И здесь, среди всеобщей расчетливости и осторожности, в дело вторглась случайность... случайность, позволившая применить трюк.
— Трюк?
Голос ее стал тих, лицо ничего не выражало.
— Записывающее устройство в твоем офисе, это, конечно, не случайность, а закономерность, и то, что оно помогло тебе записать мой разговор с Артом в то утро... Случайность здесь то, что я в то утро оказался у тебя. Нет, ты не подслушивала под дверью, когда я говорил по телефону. Ты просто потом, когда я ушел, прослушала полную запись нашего с ним разговора. И потом сделала один телефонный звонок. Всего один, моя радость. И Арта не стало.