Тем не менее демонстрация началась и продолжалась, наверное, часов до пяти вечера. Более полумиллиона человек приняли в ней участие. Колонны двигались с верха Пятой авеню, где происходил сбор, и проходили по всем главным улицам Манхеттена. Примерно после часа шествия с демонстрацией мы решили отколоться и вернуться домой: не хотели слишком уж утомлять дочку, которой было тогда около 10 месяцев. Но мы долго не могли пробиться к метро. Колонны все шли и шли. Как на старых первомайских демонстрациях в Москве. Но только здесь люди шли добровольно. Шли молодые и пожилые, школьники и студенты, торговцы и рабочие, ортодоксальные евреи в черных шляпах и творческая богема. Мы были потрясены массовостью демонстрации. И было очень стыдно за российских евреев. Между прочим, плата за образование для людей, выезжающих по израильским вызовам, Кремлем была вскоре отменена.

Теперь, по прошествии времени, видна глубинная связь того позора с нынешней позорной пассивностью российских людей, с отсутствием у них всякого чувства солидарности и сопереживания. В результате немыслимо даже сравнивать, скажем, многомиллионное движение в США за вывод американских войск из Вьетнама и жалкие кучки людей на российских митингах против войны в Чечне. При том что война во Вьетнаме была начата Северным Вьетнамом при огромной военной поддержке со стороны СССР.

Во время пребывания в Нью-Йорке случился мой первый конфликт со старой русской политэмиграцией. В феврале 1974 года из Москвы был выслан Солженицын, и вскоре на Западе было опубликовано его «Письмо вождям Советского Союза», в котором он впервые предстал как ненавистник демократии и Запада, националист и религиозный мракобес.

На Западе, да и в России, многие до сих пор не знают, что было два варианта этого письма. Первый, написанный еще в Москве, был датирован 5 сентября 1973 года и отправлен вождям, а также Сахарову. Второй вариант был сделан уже в Швейцарии весной 1974 года. Он был смягчен по отношению к Западу и демократии (на «Свободе» были получены обе версии) и помечен также 5 сентября 1973 года!

Я впервые столкнулся с такой «честностью» Солженицына, призывавшего всех «жить не по лжи», и долго не мог поверить своим глазам. Положил перед собой оба варианта и вновь и вновь сравнивал тексты и даты.

При сравнении возникал и комический эффект. В первой версии Солженицын писал, что он, родившись в России, за нее, мол, и хлопочет по принципу «где уродился, там и пригодился». А во второй — что болеет он за Россию и Украину, опять же по принципу «где уродился, там и пригодился». Выходило, что уродился он сразу в двух местах! На Западе Солженицын, видимо, быстро понял, что русская эмиграция горой стоит за неделимость «России» (т. е. российской империи), особенно за неделимость с Украиной, и соответственно изменил текст, чтобы ублажить русских эмигрантов.

В обоих вариантах Солженицын, напомню, выступал за установление в России авторитарного строя «под эгидой православия», но подчеркивая — старого, истинного православия XVII века, «не издерганного реформами Никона». Главное зло он видел в идеологии коммунизма, в марксизме и предлагал советским вождям отказаться от нее. Солженицын утверждал также, что русский народ был главной жертвой коммунистического режима и пострадал от него больше всех других народов Советского Союза.

Я позвонил Сахарову. Он был в это время в Ленинграде и тяжело болел гриппом. Я спросил его, читал ли он «Письмо к вождям» Солженицына? Сахаров сказал, что читал и, поняв мой главный невысказанный вопрос, добавил, что, конечно, надо было бы выступить по этому поводу, но он не знает, сможет ли: тут нужна серьезная работа, а он болен, лежит в постели, в чужом доме, в чужом городе.

И тогда я решил сам написать статью с критикой «Письма вождям».

Редакция нью-йоркской коммерческой газеты «Новое русское слово», в которой 10 апреля 1974 года была напечатана моя статья, озаглавила ее «В чем Солженицын ошибается». Это была первая в русской эмиграции критика взглядов Солженицына. Приведу главные фрагменты статьи.

«Плохо воздашь ты учителю, соглашаясь с ним во всем, говорили древние. Солженицын был для всех нас учителем. Учил честности, мужеству. Но пришло время не соглашаться с ним и спорить.

Чудовищной эксплуатации и подавлению подвергаются люди в СССР, живут в тяжелой нужде на уровне развивающихся стран. Солженицын же видит панацею от всех бед в отказе от коммунистической идеологии, давно уже ставшей пустой бутафорией. При этом он считает возможным, и более того — желательным, сохранение авторитарного строя в России, но под «этическим куполом» православия, притом ХVII века, считая, очевидно, возрождение такого православия реальным в ХХ веке. Солженицын уверен, что при этом условии существующий ныне авторитарный строй может из «большой зоны ГУЛага» превратиться в «зону добра и заботы обо всех живущих». Защищая эту свою надежду, он пишет, что демократии, «построенной в строгих нравственных ограничениях, нигде, никто никогда не показывал и не осуществил». Но нигде, никто никогда не показал и не осуществил и авторитарного строя в строгих нравственных ограничениях, хотя авторитарные режимы существовали на земле значительно более долгое время, чем демократические. И именно они давали примеры рекордной безнравственности и жестокости «от античности до современности», от режимов Нерона и Наполеона до режимов Гитлера и Сталина.

Над социалистами смеются, что вот уже 50 лет они все надеются осуществить социализм с человеческим лицом, что же тогда можно сказать о тысячелетних надеждах «авторитаристов» осуществить авторитаризм с человеческим лицом?

Задачу «нового» строя в России Солженицын видит в прекращении экономического развития и в освоении Северо-Востока. Порой возникает мысль, когда читаешь все это, не шутит ли он, не на пари ли какое все это письмо сочинено? Люди в нужде ужасной живут, а тут предлагается прекращение развития, вместо того чтобы требовать изменения его внутреннего характера и направленности. Да еще этот Северо-Восток! Все, кто знает, что представляет собой этот регион — две третьих зона вечной мерзлоты, болота, тайга, жестокий климат, — понимают, что в обозримом будущем освоение этих районов для жизни людей — чистейшая утопия. Если только с помощью жителей «Архипелага ГУЛаг» и для него».

«…В плохом свете представляет Солженицын русский народ и Россию, когда пишет: «Я предлагаю согласиться и примириться: Россия — авторитарна, и пусть остается такой и не будем бороться с этим».

Классические авторитарные страны — Германия и Япония (в России никогда не было такого почтения к власти и к авторитетам, как в этих странах) стали демократическими. А Россия — не способна?

«За последние полвека подготовленность к демократии еще снизилась», — утверждает Солженицын.

Однако Надежда Мандельштам считает: «Всем народом сверху донизу мы чему-то научились, и то, чему мы научились, представляется очень существенным». А научились, писал я, отвращению к авторитаризму и всему, на чем он держится, и это очень существенно для подготовки к демократии. А навыки практические? Чтобы иметь навыки к плаванию, надо войти в воду!

«Тысячу лет жила Россия с авторитарным строем, — пишет Солженицын, — и к началу ХХ века весьма сохранила духовное здоровье народа.» Духовное здоровье, выходит, состоит в смирении с теми, кто сидит на шее. А нездоровье — когда это народу начинает не нравиться?

Но, может быть, вернее будет считать, как считало до сих пор большинство русских мыслителей, в том числе и авторы «Вех», что именно остатки рабского духовного нездоровья способствовали тому, что, сбросив одно угнетенье, народ допустил новое, которое оказалось страшнее прежнего? И есть надежда, что от этого духовного нездоровья народ в своем большинстве, наконец, излечился. Думается, что сегодня народ в России самый антиавторитарный в мире. Мало еще где так мало уважается власть и авторитет, притом что люди в СССР жаждут порядка, но основанного на демократии! Беспорядок, анархия уже прочно ассоциируются для всех с авторитарным бюрократизмом. И только силой — КГБ, ГУЛагом, стукачами, совокупностью всех предельных несвобод — держится авторитарный режим в Советском Союзе».