И задача состоит не в том, чтобы «все отобрать и поделить», что по утверждению сторонников капитализма является якобы единственной ему альтернативой. Такая задача никогда не стояла и в прошлом! (Она был «сформулирована» Шариковым у Булгакова в «Собачьем сердце». На самом же деле проводилась всеобщая национализация.) А в том задача, чтобы отобрать и вложить. Отобрать в собственность государства (демократического!) ресурсы, и доходы от их экспорта вкладывать через кооперативные фонды развития в создание обрабатывающих предприятий, защищая их высоким таможенным забором от внешней конкуренции до тех пор, пока в ходе конкуренции внутренней возрастет качество продукции этих предприятий. То есть речь идет о механизме расширенного воспроизводства синтезного социализма. Созданные фондами развития предприятия продаются в этом случае трудовым коллективам (сформированным с помощью тех же фондов). Продаются по себестоимости и в рассрочку, и коллективы, купившие предприятия, становятся впоследствии пайщиками фондов развития — ежегодно вкладывают в фонды определенные проценты от своей прибыли, получая взамен беспроцентные кредиты. Так была создана мощная промышленность кооперативной корпорации «Мондрагон», о чем я рассказывал выше.

Иначе говоря, нет худа без добра: крупную промышленность не придется отбирать у капиталистов по причине ее почти полного отсутствия!

Мелкое же и среднее предпринимательство при этом останется неприкосновенным, и будет освобождено от всяческого рэкета, от которого оно непомерно страдает сегодня. Правда, со временем оно начнет испытывать возрастающую конкуренцию кооперативных заведений, которые будут создаваться в торговле, сервисе и в сельском хозяйстве. Но конкуренция — вещь законная и полезная для общества, если только государство не будет специально поддерживать эти кооперативы. И демократическое государство не будет и не сможет этого делать.

Создание такого государства — непременное условие для строительства синтезного социализма — обеспечит введение избирательной системы на производственной основе. Такая система «бархатным» образом устранит от власти и весь нынешний насквозь прогнивший управленческий класс, деградировавший и морально и умственно.

Такова схема. Сможет ли только выйти из комы российское общество? Вот в чем вопрос!

Представление о будущем не может быть полным без ясного представления о прошлом, из которого будущее выходит. Поэтому я решил рассказать о своем видении этого прошлого, важнейшего его узла — Октябрьской революции и роли Ленина.

Отношение к Октябрю и Ленину у меня несколько раз менялось. С позитивного в молодости — к критическому в последующие годы. Во главу угла я начал ставить антидемократическую направленность революции и деятельности Ленина, большевиков. Уж очень сильным было давление ненависти к революции и Ленину, господствовавшей в среде «одинаковомыслящей» оппозиционной интеллигенции. Сталин — это Ленин сегодня! — вбивала в головы советская пропаганда, и вбила! Солженицын стал даже утверждать, что сталинизма вообще не было в природе! Один ленинизм! А если серьезно, то мало где еще накопилось столько штампов, жупелов, лжи и идиотизма, как в отношении образованного российского общества к истории российской революции. Лгали и слева и справа, и, тупея от этой лжи, не замечали уже вопиющих противоречий. Этому озверению против Ленина и революции изо всех сил помогали деградировавшие пропагандисты Брежнева, которые довели культ Ленина до фантастического абсурда, до гротеска.

Но в эмиграции мои взгляды постепенно изменились под воздействием новой информации, которую я черпал и из западной исторической литературы, и из общения с крупнейшими западными историками. Выделю здесь чеха Михала Раймана, специалиста по советской истории 20-х годов, американцев Стива Коэна, имеющего такую же специализацию, и Роберта Таккера, специалиста по Сталину. Много интересной информации я нашел в уже упоминавшейся мною книге английского историка Тони Клифа «Сталинистская Россия» и в статьях советского историка-диссидента Сергея Максудова (Бабенышева). В эмиграции я смог прочесть и стенограммы важнейших партийных съездов в годы НЭПа. Интереснейшее это было чтение! Я сделал даже серию передач на «Свободе» по этим документам.

Очень важную роль в изменении моих взглядов на Октябрь и Ленина сыграла концепция о позднем, лишь после Второй мировой войны, выходе развитых стран Запада из Средневековья к цивилизованному, правовому миропорядку. Эта концепция сформировалась у меня также в эмиграции. (О ней я рассказывал в 26 главе. И в предлагаемом далее тексте читатель может встретить отдельные факты или мысли, которые я уже ранее излагал, но я не хочу их изымать, чтобы не нарушать целостность текста.)

Сложившиеся у меня в эмиграции взгляды на роль Октября и Ленина я изложил в 2001 году в двух связанных между собой статьях, написанных специально для этой книги. Первую статью (об Октябре) я опубликовал в «Новой газете» (Дети холостого выстрела.2.11.200), а о Ленине — в журнале «Свободная мысль» (№4, 2001).

Вот первая статья.

Первого декабря 1998 года в Москве произошло событие, которому, без сомнения, суждено войти в историю. Администрация президента РФ Бориса Ельцина внесла в Генеральную прокуратуру представление «дать правовую оценку действиям большевиков по захвату власти в стране в 1917 году» и определить, «имелся ли состав уголовного преступления в их действиях»? Очень жалко, что Прокуратура не дала такой «правовой оценки». Это было бы захватывающим зрелищем!

Между прочим, это обращение в Генпрокуратуру было сделано вскоре после окончания первой войны в Чечне (очередной попытки истребления чеченского народа), по поводу которой никем не было сделано представления в Прокуратуру на предмет определения, «имелся ли состав уголовного преступления» в действиях администрации Ельцина, развязавшей эту войну.

Ну а если серьезно, то отсутствие до сих пор ясного понимания в нашем обществе, что же это такое было — Октябрьская революция и созданный в результате строй, каково было ее влияние на нашу и всемирную историю — это беда, значение которой мы даже не в состоянии осознать.

Наиболее радикальные «контрреволюционеры» утверждают, что никакой революции в октябре 17-го вообще не было, а был лишь переворот, совершенный большевиками. Да, самое первое действие революции — взятие Зимнего дворца — можно с натяжкой назвать переворотом, но как подогнать под это понятие последовавшие события — утверждение власти Советов в течение двух-трех месяцев почти по всей территории царской империи, включая нерусские регионы? При том, что партия большевиков была в тот момент очень малочисленной, где-то от ста до двухсот тысяч человек (на огромную-то империю!), и не было у нее под руками никаких инструментов власти — полиции, регулярной армии, средств массовой информации.

Другое уничижительное суждение, что Октябрьская революция была-де случайным событием, не намного серьезнее. Идеи, во имя которых была совершена эта революция, развивались в мире по меньшей мере в течение двух предыдущих веков. Предшествовало революции создание во многих странах массовых социал-демократических партий, коммунистического интернационала, происходили близкие по характеру восстания рабочих в Европе — в 1848 году, в 1870 — Парижская коммуна, да и русскую революцию 1905 года не забудем. Вспомним и мировую литературу, социологию: почти все ждали в Европе социалистическую революцию, одни со страхом, другие с надеждой.