И Солженицыну, вернемся к нему, надо было бы вместо того, чтобы сводить с Войновичем счеты, благородно признать его победу в соревновании за более глубокое понимание России и ее будущего.

И еще одна забавно-печальная история. В брошюре «Наши плюралисты» Солженицын в присущей ему манере громит диссидентское демократическое движение, «демдвиж», и применяет прием, которому трудно найти название: не указывая имена цитируемых «плюралистов», перемежает, обкладывает их высказывания примитивными русофобскими цитатами, либо им самим сочиненными, либо взятыми из желтых эмигрантских газеток. В брошюре этой немало цитат и из моих статей, которые также обложены всякой грязью. Имя мое он, конечно, не упоминает, но один раз обзывает меня «сыном коммунистического вожака»(?!?).

И вот появляется в самиздате, а затем и в парижском «Вестнике РХД» (1984, № 142) статья философа Григория Померанца «Стиль полемики», посвященная анализу «Наших плюралистов». Начинается она словами:

«Одновременно (с «Нашими плюралистами». — В. Б.) читал выступления Солженицына в Японии и на Тайване, поразил контраст. Японцев Александр Исаевич пытается понять и убедить. А плюралистов — и не пытается, только растоптать и стереть в порошок. Думаю, что через некоторое время опять придется объяснять, что его неправильно поняли. И что он вовсе не хотел сказать то, что он сказал» (с. 288).

Померанц далее пишет, что если раньше Солженицын часто не указывал страницы при цитировании, то в «Плюралистах» — нет и имен авторов цитат! И Померанц вопрошает:

«Как мне понять, где перегиб, где его нет, если фразы выдраны из контекста и ни имени, ни адреса? Кажется, что сравнение России с девушкой, которую все насилуют, — сарказм, и вовсе не против России, а против идиотской теории, что огромная страна была в 1917—1918 гг. изнасилована кучкой инородцев. Это надо было бы проверить, но где?» (с. 293).

Речь здесь идет о моей статье «Феномен Солженицына».

Померанц в диссидентской табели о рангах стоит высоко: он и ветеран Отечественной войны, и узник сталинских лагерей, и один из самых первых авторов самиздата, потому «Вестник» печатает статью Померанца, но в лучших традициях советской прессы — с ответом-отповедью главного редактора и справкой Наталии Солженицыной, в которой она пытается оправдывать отсутствие ссылок в статье ее супруга: их обилие «изменило бы жанр очерка» (?!), а также отвечает на приведенный выше конкретный вопрос Померанца:

«Г.С. Померанца, — пишет она, — интересует контекст сравнения России с «девушкой, которую все насилуют». Привожу: В. Белоцерковский. «Феномен Солженицына». Еженедельник «Новый Американец», № 110, Нью-Йорк, 1982: «Никто не обращает внимания на то поразительное обстоятельство, что Солженицын с его окружением, выпячивая негативную роль Ленина, точнее, Парвуса-Ленина-Троцкого и прочих «инородцев», изливая на них весь свой священный гнев, все более и более «забывают», заслоняют и вытесняют роль Сталина... Чем вызвано это «вытеснение» роли Сталина? Очевидно тем, что оно (так, Н.С.) мешает антисемитской пропаганде. Ведь уж очень трудно сказать, что у Сталина было еврейское окружение. Кроме того, русские националисты понимают, наверное, что прибавить к числу «насильников» — после немцев на службе у царей, евреев и латышей на службе у советской власти — еще и грузин, будет «замного». Что это за девушка, которую все, кому не лень, насилуют?!»».

Солженицын в «Плюралистах» цитирует лишь последнюю фразу.

Статья Померанца заканчивается следующими словами: «Приемы полемики — зародыш нового политического стиля. ...И поэтому стиль полемики Солженицына — вопрос первостепенной важности для будущего России. Если этот стиль утвердится, не останется никаких надежд».

Прекрасные слова, но я думаю, что стиль Солженицына уже давным-давно утвердился в стране, особенно наверху — со сталинских времен. Солженицын лишь его отражает. Стиль полемики людей во власти проявляется прежде всего в их действиях. Это, к примеру, сталинский террор и вторжение в Афганистан, подавление Пражской весны и польской «Солидарности», психушки для инакомыслящих и расстрел Верховного Совета, истребление чеченцев и разгром НТВ и ТВ-6. Так что дело с надеждой уже давно обстоит очень плохо.

В заключение отмечу, что после возвращения в Россию Солженицын поначалу несколько изменил свой политический облик. Перестал выступать с пропагандой авторитаризма «под куполом» православия, приглушил свой антисемитизм и выпады против Запада, ну а предсказания неизбежной победы «коммунизма» в третьей мировой войне отпали вместе с этим коммунизмом. Солженицын маневрирует от поддержки новых властей к оппозиции и обратно; поддержал антиконституционный переворот Ельцина, но осуждал приватизацию, а сейчас красноречиво молчит по поводу войны в Чечне, погромов на рынках и многого другого, о чем молчать нельзя! А если высказывает свои взгляды, то очень туманно и сбивчиво. Недавно вновь вернулся на стезю антисемитизма своей «двучастной» книгой «Двести лет вместе». Одно название чего стоит! Уже давным-давно большинство евреев составляют один народ с русскими!

«Раскаленным вопросом» назвал он проблему взаимоотношений русских с евреями, в то время как уже совсем другие вопросы «раскалены» в стране, в том числе и в национальной области.

Фактически Солженицын не смог войти в жизнь страны и понять ее.

В то же время вклад, сделанный Солженицыным за время эмиграции, на мой взгляд, достаточно весом. Когда сегодня социологи выясняют, что 60% людей в стране поддерживают принцип: «Россия — для русских!», спокойно смотрят на истребление чеченского народа и на погромы «черных», одобряют политику Путина по установлению «властной вертикали» и «управляемой демократии», то в формировании такого гибельного умонастроения велика и лепта Солженицына.

Не войдя в жизнь страны и народа, Солженицын вошел зато под покровительство новой власти! Об этом хорошо пишет Войнович в «Портрете на фоне мифа»:

«Теперь у Александра Исаевича все хорошо. Он живет среди «новых русских» и номенклатурной знати. Награжден высшим орденом, званием российского академика и полностью признан государством. К нему в гости приезжал президент России... и ходят на поклон губернаторы, новые органчики и угрюм-бурчеевы, называющие его патриархом мысли и совестью нации... Получив из рук новой власти роскошную квартиру и построив хоромы в номенклатурном лесу среди нынешних вождей, поет нам любимую песню о самоограничении. Было бы смешно, когда бы не было так безвкусно».

На мой «вкус» — еще и очень позорно!

Подытожу. Феномен Солженицына — создание в стране его культа и мифа — тревожный Знак для России! Сахарова, антипода Солженицына, нет в живых, ни физически, ни идейно, а Солженицын — жив, и не только физически. Он живет в русском шовинизме, ксенофобии, во враждебности к Западу, к демократии, все шире и глубже распространяющихся по стране.

После главы о Солженицыне я хотел было продолжать рассказ о деятелях его типа, но передумал, решил дать передышку читателям и себе самому и поговорить о людях иного ряда — о Сергее Довлатове и Андрее Амальрике.

Сближение мое с Довлатовым началось с того, что он стал печатать мои статьи в еженедельнике «Новый американец», который редактировал на рубеже 70—80-х годов.

Нигде моих статей в то время уже не брали, в том числе и в либеральных «Синтаксисе» (супругов Синявских) и «Стране и мире» (К. Любарского). Но, как говорится, мы любим Довлатова не только за это.

Как и когда я познакомился с ним очно, не помню. Скорее всего, на «Свободе» в Нью-Йорке, где Довлатов подрабатывал внештатным «скриптрайтером» (создателем маленьких очерков), в том числе и для моих программ.