Стахов никак не мог приступить в разговоре к главному, ради чего он отважился пригласить Беллу.

— Расскажите, как вы живете, — сказала она через минуту. — Как Петр и Саникидзе, как майор Жеребов? Давно их не видела. У вас такие чудесные друзья.

— Живут, — сказал Стахов. — Мне хотелось, чтобы вы простили меня.

Она посмотрела Стахову в глаза.

— Я давно простила. Иначе бы и не пришла. Только не знаю, — она опять замолкла на секунду, — что вам даст мое прощение.

Они шли вдоль улицы.

— Мне ничего не нужно, кроме надежды, — ответил он.

— Надежды на что?

— На дружбу. Я люблю вас. И вы это знаете. И буду любить всегда. — Стахов так часто в душе повторял эти слова, что не мог их не сказать сейчас, а сказав, понял, насколько они общи и невыразительны.

— Что я могу сказать на это? — ответила Белла тихо, замедляя шаги.

— Я не прошу ответа. Может, когда-нибудь и вы… — теперь уже он замялся, — полюбите. Клянусь, я буду достоин вашей любви.

— Верю, Юра, — она вздохнула.

— А пока мы будем просто дружить, встречаться. — Юрий понял, что сказал банальность, но, как утопающий хватается за соломинку, так и он хватался за первые попавшие ему слова.

— Просто дружить, — повторила она как эхо. Наступившее затем молчание породило в душе Стахова чувство беспокойства.

— Возможно ли это? — спросила она. — Обманывать себя — это не каждому дано. Мне, например, не удавалось. Думаю, и вам не удастся. Рассчитывать же на большее не придется.

— Никогда? — он остановился, стараясь заглянуть Белле в лицо. Чувство беспокойства переросло в тревогу.

— Идя сюда, я знала, что буду вынуждена объясниться, — сказала Белла. — Но в последний момент подумала, что, может, ты совсем не для того позвал. Но, как вижу, сердце не солгало. И теперь должна сказать — поздно. — Она опустила голову.

На верхнем этаже дома, возле которого они стояли, заводили радиолу, и оттуда неслось:

— Ты вышла замуж? — тихо спросил Стахов. — Этого не может быть.

— Просто я сошлась с прежним мужем, — сказала она.

«Ему вот простила, а мне не могла простить», — подумал Юрий.

— Жизнь нас обоих, что называется, пообкатала, — продолжала Белла. — Открыла нам глаза на многое. Мы вдруг… впрочем, это было, наверно, не вдруг, поняли, что нам нельзя жить порознь. Нас многое связывает. У Олежки, как и у других детей, должны быть и мать и отец. И ради этого можно многое простить друг другу. А как же иначе! Нет, я не хочу сводить личные счеты с мужем, чтобы при этом страдал ребенок, не хочу отнимать у отца право принимать участие в воспитании сына, несмотря на то что когда-то была сильно обижена мужем и вряд ли забуду это.

Жизнь складывается по-разному. И может случиться так, что сын, став взрослым, упрекнет меня в том, что я ради него не поступилась характером, гордостью, не помирилась с отцом.

Этот разговор с Беллой пробудил в Стахове мучительные воспоминания. Его мать поступила иначе. Когда семья распалась, мать сделала все, чтобы Юрий не видел отца. И вот теперь он мучался оттого, что не знает его.

Как часто он мечтал о встрече с отцом! И сейчас иногда думает об этом. Только что теперь даст эта запоздалая встреча? Ведь они стали совсем чужими друг другу.

— Конечно, можно было бы решить все и иначе, как это делается в некоторых семьях. Просто позволять отцу навещать сына, когда тому заблагорассудится, а самой жить с другим человеком, — продолжала Белла. — Но вряд ли это будет для ребенка радостью. Он всегда будет думать, почему отец не живет дома? Кто виноват в этом?

— Нет, ребенок не должен чувствовать себя ущемленным, искать виноватых среди родителей, — продолжала она через минуту. — Ему нельзя жить с сознанием того, что мать и отец чужие друг другу люди или того хуже — враги.

Она замолчала. Там, наверху, снова крутили ту же пластинку. И опять до них донеслось:

Стахову хотелось знать, каковы у Беллы отношения с мужем. Ведь это же страшно — заставлять себя жить с человеком, который стал тебе чужим. Впрочем, откуда он взял, что она не любит его. Да, она сказала, что не забудет обиду, которую он ей нанес. Можно не забыть, но можно простить.

Думая об этом, Стахов смотрел на Беллу глазами, полными грусти.

— У тебя все хорошо? — спросил упавшим голосом.

— Все хорошо, — ответила Белла.

Словно сговорившись, оба посмотрели на часы.

— Может, изредка все-таки будем встречаться, — предложил неуверенно Стахов. — Мне хочется знать о тебе все.

— Может быть, — ответила Белла. — Только когда-нибудь потом, когда ты женишься и поймешь, что твоя жена — самый лучший человек на свете.

— Не уверен, что так будет.

— Будет, — возразила Белла. — И быстрее, чем ты думаешь. Поверь моему опыту.

Она подала руку:

— А теперь нам, пожалуй, лучше расстаться.

— Я всегда буду помнить тебя, — сказал Стахов. — Или ты и этому не веришь?

— И я буду, — ответила Белла.

Чтобы сказать друг, другу все, им потребовалось десять минут.

Стахов поймал себя на мысли, что он вряд ли был бы способен просто дружить с Беллой. Выходит, что все его слова были ширмой, за которой пряталась таившаяся в сердце надежда. И вот надежда оставила его. Сердце тоскливо сжалось.

Юрий смотрел вслед удалявшейся Белле и думал: сумеет ли он преодолеть свое отчаяние. Потом он медленно побрел к дому. Уже вечерело. На сумрачном небе вспыхивали багряные зарницы, точно где-то за горизонтом открывались и закрывались огромные окна, и свет на мгновение вырывался наружу.

Мимо, в направлении военного городка, проходили освещенные автобусы, по ему хотелось побыть одному, и он не задерживался на остановках. До его слуха все явственнее доносилось рокотанье пробуемых на аэродроме двигателей. В одной из эскадрилий были намечены ночные полеты, и теперь техники готовили машины.

Незаметно для себя Стахов ускорил шаги. Спешить, когда на стоянках гудят турбины, у летчиков вошло в привычку.

Трудно было свыкнуться с мыслью, что Белла не будет его женой, сердце его не соглашалось с этим. И Стахов знал: спокойствие еще не скоро вернется к нему, а чувство утраты, возможно, не исчезнет совсем.

Когда Юрий подходил к воротам контрольно-пропускного пункта, было темно., В небо взвилась ракета, возвещавшая о начале полетов. А спустя несколько минут вечерний воздух прорезало грозное громыханье. Это пошли на взлет вырулившие на старт перехватчики.

Стахов еще прибавил шагу. Он поймал себя на том, что мысли его будто встряхнул кто-то и они потекли теперь сразу в двух направлениях. Он думал о Белле и думал об аэродроме, где были его товарищи.

О Белле он думал хорошо. И несмотря на грустный финал в их отношениях, рад был, что судьба свела его с этой милой женщиной. Любовь многому научила его. И многое ему дала. Он стал лучше, чище, добрее. Ему хотелось, чтобы Белла была счастлива в своей личной жизни, хотя это счастье ему ничего не сулило. Скорее, наоборот, оно навсегда отняло бы у него надежду. Но он радовался бы за Беллу…

Об аэродроме Стахов тоже думал хорошо. С аэродромом была связана вся его сознательная жизнь. Здесь он получил старт в небо, которое навсегда пленило его. С аэродромом были связаны все его надежды на будущее. И он чувствовал, что это будущее не за горами.

Из-за домов вынырнули два истребителя. На концах скошенных назад плоскостей горели синие и красные огни, Стахов остановился, поднял голову, провожая их глазами.

Самолеты уходили в небо под углом пятьдесят градусов. А через несколько секунд аэронавигационные огни затерялись среди звезд. Незаметно для себя Стахов улыбнулся. Мир оставался прекрасным.