Я пытаюсь схватиться за полку. Это только начало. Мне удается ухватиться за край, но Нейман слишком силен. Я опять лечу. Впечатываюсь мордой в стену.

Нос с хрустом ломается. Хлещет кровь. Все повторяется. Кости быстро срастаются, но едва это происходит, как я опять обо что-то бьюсь.

Похоже, Неймана эта игра ни капельки не утомляет. Он хихикает, как пятилетний пацан, который только что научился сжигать муравьев лупой. Сколько еще продержится мое тело?

Меня носит по воздуху так быстро, что все вокруг превращается в размытое пятно. Снова и снова я выплевываю новые зубы. Уже перестал считать, сколько раз ломался нос.

Очередная книжная полка. Вместо того чтобы пытаться за нее удержаться, я успеваю схватить самую большую книгу, какая попалась на глаза. Десятикилограммовый атлас в кожаном переплете.

– Ты насекомое, Сандей! – вопит Нейман. – И я буду тебя давить, пока мокрого места не останется.

Он опять швыряет меня в воздух. Пролетая мимо, я бросаю в него книгу.

Не знаю, будет ли из этого толк. Скорее всего он может остановить книгу в полете, как и меня. За секунду до того, как книга врезается ему в башку, на роже у Неймана нарисовано чистейшее изумление. Похоже, я застал его врасплох.

То, что мотало меня по комнате, исчезает. Я падаю на пол, вписываюсь в опрокинутый стол, с которым до этого уже трижды знакомился поближе.

Ковыляю к Нейману. Ноги на ходу исцеляются. Он спихивает с себя книгу. Взгляд у него рассеянный, из носа и изо рта течет кровь.

– Больно, наверное, – говорю я. Поднимаю с пола сломанную ножку стола, берусь за нее обеими руками. – Сейчас будет больнее.

Встаю Нейману на грудь и загоняю ножку сломанным концом ему в горло и дальше – в пол, где она застревает. Нейман дергается, тщетно тянет за ножку. Пытается заорать. Держу пари, его голосовым связкам конец. Из дырки вокруг куска древесины толчками льется кровь.

Я нашариваю рукой нож для писем и приседаю рядом с Нейманом. Смотрю ему в глаза:

– Скоро ты задохнешься, если раньше кровью не истечешь. А мне хочется, чтобы ты кое-что увидел.

Вгоняю нож прямо под ребра. Сую в дырку руку и начинаю тянуть. Нейман булькает, мечется на полу.

– Прикол в том, док, – говорю я, разрывая ему грудину, – что я даже не голоден.

Мне нужно переодеться. А все из-за долбаного карлика, который пытался откусить мне голову. Надо было убить его еще при первой встрече. Впрочем, от крови Неймана все стало еще хуже.

Странно, но мне абсолютно насрать, что я съел дока. Конечно, это не лучший способ избавиться от того, кто тебя бесит, зато оставляет чертовски приятное чувство удовлетворения.

Когда я вырвал Нейману сердце, у меня опять случилось помутнение. Я слетел с катушек. Сожрал не только сердце, как собирался. К тому моменту, как я пришел в себя, крови и костей было больше, чем мяса.

Звонит мой телефон. Он скользкий от крови, открыть его – целый геморрой.

– Да.

– Не знаю, как ты его уговорил, – говорит Габриэла, – но заклинание испарилось. Хотя глаз у Карла остался. Похоже, избавиться от него мне не по плечу. Так что ты сделал, чтобы убедить Неймана?

– Съел его.

Тишина.

– Ну ладно. – Она вешает трубку.

Здесь точно никто случайно не нарисуется, так что я не спеша разбираюсь с беспорядком, который сам устроил. Нейман и не пытался ожить, как другие. Может быть, потому, что в процессе жратвы я оторвал ему башку.

Если есть уйма времени и никто тебе не помешает, можно толково избавиться от трупов. Я разрезаю их электрическим разделочным ножом, который нашел в кухне, на заднем дворе хороню куски.

В ванной нахожу кое-какие шмотки Арчи. Сидят они не так чтобы идеально, зато не покрыты кишками, а это всегда плюс. Залезаю под душ и переодеваюсь.

Дом по-настоящему огромный, поэтому пара часов уходит на то, чтобы обшарить все углы. Дерьмо, которое попадается на глаза, или на фиг мне не нужно, или я не знаю, что с ним делать. В конце концов нахожу несколько документов на фирменных бланках «Империал Энтерпрайзес».

В них подтверждена ставка Неймана на аукционе, дальше указано, что предложение он отозвал. Несколько минут продираюсь через дебри юридических терминов, и наконец до меня доходит, что речь идет о книге, которую он написал, и которую хотел себе вернуть. О той самой подделке, в итоге оказавшейся в руках Джаветти.

Получается, что организатором аукциона была «Империал Энтерпрайзес». Значит, книга все-таки была у Джаветти. Тогда на кой устраивать аукцион? Может, он не знал, чем именно владел, пока книга не стала лотом?

Меня уже охренеть как задолбали вопросы без ответов.

В течение дня я несколько раз созваниваюсь с Габриэлой узнать, не начал ли Карл говорить. Пока нет. Обещаю ей заехать позже и прошу мне позвонить, если что-нибудь изменится. Мне нет необходимости сидеть при Карле нянькой. Дариуса с Габриэлой на эту роль хватит с головой.

У меня появляется несколько свободных часов. Брожу по дому, прибираюсь, навожу порядок после того, как здесь постарался Джаветти. Правда, порядка получается ровно столько, сколько может обеспечить мужская рука.

Забавно, что люди не замечают, сколько уходит времени на привычные дела, до тех пор пока не отпадает необходимость ими заниматься. Например, есть, спать. Ходить в туалет.

Серьезно, я не сидел на толчке с тех самых пор, как со мной случилась вся эта байда. Куда все девается? Вес я не набираю, а видит бог, ем предостаточно. Одного Неймана было куда как больше чизбургера с порцией картошки-фри.

Все время поглядываю в зеркало, проверяю, не начал ли разлагаться. Постоянно кажется, что да, но потом прихожу к выводу, что нет. Еще чуть-чуть, и это станет навязчивой идеей. Заставляю себя прекратить.

Не знаю, будет ли сегодня ночью после Неймана очередной кризис. Надеюсь, что продержусь до завтра.

Пытаюсь поспать. Не потому что устал, а потому что, если бы получилось, я бы закрыл глаза, а когда снова открыл, прошло бы восемь часов.

Вместо этого я листаю триста каналов кабельного. Все то же тупое дерьмо, что и всегда. Неужели это и есть вечность?

Когда до меня доходит, что я смотрю какое-то американское бабское ток-шоу на испанском, мне уже пора выдвигаться.

Еду в клуб. Он еще час не откроется, но я хочу добраться туда раньше Джаветти. Я чуток на измене от мысли сегодня с ним встретиться, особенно после новостей о его чудовищной псине. До сих пор мне конечностей не отрывали. Подозреваю, что они отрастут заново, но наверняка не знаю.

Надеюсь, что присутствие Фрэнка даст Джаветти другие поводы для беспокойства, кроме как натравливать на меня свою собаку.

В клубе готовятся к открытию. Я захожу через черный ход. Похоже, вышибалы в курсе, что я сегодня нарисуюсь. Замечая меня, они машут, но не подходят. По взглядам ясно, что вчерашнюю драку они видели.

В ярком освещении местечко смахивает на готический притон. Черные стены, закрашенные окна. Диджей настраивается на сцене, где в прошлый раз хлестали распятых на крестах барышень в латексе.

Один из знакомых вышибал, большой парень, которого все называют Стероидный Гарри, заканчивает ободряющую речь перед собранием остальных сотрудников. Их трясет. Еще бы, черт возьми. Если они и не видели, как Джаветти из ни хрена сотворил свою псину, то уж точно об этом наслышаны. И о Бруно тоже.

Заметив меня, Гарри завязывает со своей психологической хренотой и идет ко мне.

– Дэнни тебе говорил, что вчера было? – спрашивает он.

– Здоровая псина. Бруно в больнице. Кто-то хочет со мной встретиться.

– Ага, в яблочко.

– Дэнни тут?

– Не видел. Но лучшему бы этому мудаку быть здесь. Ребята напуганы до смерти. Половина сегодня даже не явилась.

Могу их понять. Мне и самому здесь быть не хочется.