Не знаю, позвонят ли ей копы, но Саймон точно сообщать ей новости не станет. Однако о ней наверняка позаботятся. У Саймона есть пунктик по поводу верности своим людям. Если ты попадаешь в эту мясорубку, то со всеми потрохами. Впрочем, говорить с ней он ни за какие ковриги не будет. Это ляжет на меня, нравится мне или нет.

На хорошую реакцию я даже не рассчитываю. Хулио никогда не рассказывал жене, чем зарабатывает на жизнь. Она считает, что он менеджер в голливудской строительной компании. Хулио познакомился с ней в Маниле, где она родилась и выросла с уверенностью, что ни на что не способна. Она и сейчас думает, что без мужика ей не обойтись. Удивляюсь, как она по утрам из постели вылезает, когда Хулио нет дома.

Как-то он мне сказал, что рядом с ней чувствует себя нужным. Особенным. А я ему ответил, что все это чушь собачья.

Я позвонил ей по дороге к Саймону. Нарвался на автоответчик. Сиплый голос Хулио предложил мне оставить сообщение. Так я и сделал. Сначала подумал сказать, что Хулио наложил на себя руки, но было как-то странно говорить голосу покойника то, что он и сам уже знает. В итоге попросил Мариэль мне перезвонить.

Я курю уже четвертую «Мальборо» и пью третью банку пива, когда открывается парадная дверь. Саймона я ждал, а вот увидев Дэнни, удивляюсь. Дэнни Харрисон работает у Саймона… Кем? Черт, я понятия не имею, как его назвать. Секретарь-референт? Диспетчер? Оперативный менеджер?

Дэнни – лысый подхалим. Весь в татуировках. Вечно таскает свою чертову шляпу с загнутыми кверху полями, благодаря которой выглядит, как чувак из массовки «Тусовщиков».

У Саймона клуб в Голливуде, где он обстряпывает большинство своих дел. Клуб тематический, темы меняются чуть ли не каждый день. Сегодня фетишисты, завтра рок-н-рольщики или даже металлисты. Последних, правда, не так просто заманить. Саймону разнообразие по душе.

Клубом управляет Дэнни, он же руководит некоторыми не самыми законными сделками. Короче говоря, многообещающий товарищ этот Дэнни. Ходят слухи, якобы Саймон даже позволил ему сутенерствовать помаленьку. Напрямую я общаюсь с ним только тогда, когда мне нужна не засвеченная пушка, или когда мы с Хулио работаем телохранителями Саймона в клубе.

– Джозеф, – здоровается Саймон, подходя ближе. Дэнни семенит за ним. – Сомневался, что ты успеешь. Дэнни, дай человеку выпить. – Я поднимаю свое пиво, Саймон кивает. – Тогда мне.

Саймон сложен, как пожарный гидрант. Приземистый и крепкий. Ему лет на двадцать больше, чем кажется на первый взгляд. Уже видны проплешины. К тому же у Саймона пристрастие к вареной английской пище, что совершенно не нравится его врачу, но Саймону наплевать. У этого человека столько бабла, что он, считай, бессмертный. Может позволить себе жить на широкую ногу.

Он хлопает меня по плечу здоровенной ладонью:

– Ты как, парень?

– Порядок, – отвечаю я. – Долгий выдался денек.

Он опускает голову, кивает, глядит на меня исподлобья:

– Верно. И все-таки денек затянется. Еще ничего не кончено.

– Что не кончено, Саймон? – Я чувствую, что вот-вот взорвусь. Как правило, я не поддаюсь злости. Это непрофессионально и дает преимущество противнику. Изо всех сил стараюсь успокоиться, но злость все равно просачивается в мозги. – Ты в курсе, почему он это сделал? – Я подхожу ближе, показываю ему руки. Под ногтями до сих пор кровь Хулио. – Он, черт возьми, вспорол себе глотку.

Саймон медленно отступает, и тут я замечаю у него в руке нож. Еще миллиметр, и мои кишки посыплются на пол. Вечно забываю, как мастерски он управляется с пером.

– Остынь, Джозеф. Для того мы и собрались, усек? – Он осматривается, пялится в окно на мутный оттенок синего, который в Лос-Анджелесе считается темной ночью. – Мы все обсудим, но не здесь. – Он уходит в гостиную, а я трачу минуту на то, чтобы взять себя в руки, и иду за ним.

Он запирает дверь, задвигает занавески.

– Не знаю, будет ли из этого толк, – бормочет Саймон скорее себе, чем нам. Дэнни передает ему скотч с содовой. Саймон вливает в себя пойло, как простую воду, и садится в кожаное кресло. – Расскажи нам, что там произошло, – говорит он мне.

Я рассказываю подробности, но, когда очередь доходит до камня, замечаю взгляд Саймона, который так и орет «Заткни свою пасть». Эту деталь в рассказе я опускаю.

Похоже, Дэнни ничего не замечает. Интересно, рассказал ли ему Саймон о камне. А если не рассказал, то почему?

– Хулио убил Джаветти, – говорит Саймон и поднимает руку, когда я открываю рот. – Дай мне закончить. Пожалуйста. Не знаю как, но это дело рук Джаветти. Мы с ним вроде как давно знакомы. Когда он пришел ко мне, я чуть не обделался. Мне уже шестьдесят четыре. С Джаветти я познакомился, когда мне было восемнадцать. Сейчас он выглядит так же, как тогда. Следишь за мыслью? – Теперь он молчит, дает мне время переварить услышанное. Не получается.

– Я видел этого мужика, когда он к тебе приходил, – говорит Дэнни. – Ему под восемьдесят, не меньше.

– То же самое я сказал в пятьдесят девятом, – отзывается Саймон.

– Ты уверен, что это один и тот же человек? – спрашиваю я.

Он смеется:

– Еще как уверен. Таких, как Джаветти, трудно забыть. Я тогда на него работал. Занимался по его поручению всякой странной хренотой. Был повязан с лондонскими борделями, скачками, казино. – Саймон замолкает, делает глубокий вдох. – В общем, влезал за него в чертовски сомнительные дела. И уйму времени просиживал в библиотеках. Однажды ночью, – продолжает он, – у моего приятеля возникла мысль укокошить Джаветти. Мы тогда бухали. Джаветти надрался до зеленых чертей. Мы решили спрятаться в шкафу и придушить его во сне. Моей задачей было приволочь старого козла в дом. У меня были ключи, плюс я знал, когда он ложится спать.

– Вы пытались его убить? – спрашивает Дэнни.

– Не просто пытались. Крепко его связали, избили до потери пульса битой для крикета. Бросили истекать кровью на его чертовы персидские ковры и всю дорогу ржали. Набили карманы доверху и подожгли дом. Он тогда сдох. Я сам видел, как он горит.

Я смотрю на Дэнни, вдруг он купился на эту чушь.

– Бред сивой кобылы, – говорит он.

– Тут я согласен с Дэнни, – киваю я. – Ты хочешь сказать, что призрак Джаветти вернулся и каким-то макаром заставил Хулио наложить на себя руки? Да ладно тебе, Саймон! Не слетай с катушек. Ты пришил Джаветти… когда? Лет пятьдесят назад? Наверняка это кто-то другой. Что там, кстати, сталось с твоим приятелем?

– Он психанул, – отвечает Саймон. – Сказал, что пойдет в полицию.

Зная Саймона, можно смело утверждать, что нынче приятель его почивает на дне Темзы. Значит, эту зацепку вычеркиваем.

– Кто еще был в курсе?

– Кроме вас двоих, я об этом ни единой живой душе не рассказывал. У Джаветти тогда были серьезные связи. Если бы хоть слово просочилось, мы оба были бы покойниками. Так что никто ничего не знал.

– Кто-то пудрит тебе мозги. Может быть, ребята, с которыми ты его свел, в курсе. Да наверняка. Тот, который помер, слетел с нарезки, вот они от него и избавились.

– Так ведь пуль не нашли.

– Бронежилеты, – подхватывает Дэнни. – Пули застряли в кевларе.

Все начинает обретать смысл, кусочки мозаики встают на места.

Саймон кивает, как будто соглашается со сценарием, а потом вдруг спрашивает:

– Тогда зачем Хулио убивать себя после встречи с Джаветти?

– Так, хорош, – говорит Дэнни. – Эту сказочку можно рассказывать как страшилку у костра в лагере. Может быть, потом зефирки пожарим и «Кумбайю» [6] споем. А прямо сейчас у нас какой-то ублюдок, прикидывающийся мужиком, которого ты завалил пятьдесят лет назад. Или так, или ты впадаешь в маразм. А я зуб даю, что такой проблемы у тебя нет.

– Так, по-вашему, это какой-то трюк?

– Признаю, мысль стремная, – говорю я, – но да, тут Дэнни, кажется, прав.

Вообще-то, когда у Саймона что-то на уме, его не переубедить. Он самый упертый баран из всех, кого я знал. Все это время он говорит таким тоном, что становится ясно: у нас будет долгая и нудная ночь сплошных споров.