– Привет, – говорит Карл и, узнав меня, светлеет лицом. – Привет, старик. Ты меня все-таки вытащил из отеля. – Голос скрипучий, не все слова внятные. Наверное, его по самые помидоры накачали морфием.

– Да уж. Ты как?

– Немного… – голос обрывается, но Карл снова сосредотачивается на мне. – Порядок, старик.

– Помнишь хоть что-нибудь из того, о чем не помнил раньше?

Он кивает:

– Кое-что.

– Ладно. – Я говорю медленно, тихо, чтобы его не беспокоить. – Что с тобой произошло?

– Ничего такого я не делал. Только поискал информацию по тому месту, где умер твой босс. Им владеет компания «Империал Энтерпрайзес». Занимается импортом-экспортом. У нее куча недвижимости и всякой другой собственности.

– Вроде автосвалки по тому адресу, что ты мне дал?

– Ага. И это странно. Все остальное я могу понять. Ну, знаешь, офисные здания, отель на Гавайях. Но автосвалка? Никак в голове не укладывалось. Засело в мозгу, и все тут.

– Хозяин «Империала» – один мужик, итальянец, – говорю я. – Джаветти.

Карл хмурится:

– С чего ты взял? Фамилия та же, да, но владеет компанией не мужик, а женщина. Я ей звякнул, и мы встретились в отеле. Задал ей парочку вопросов. Случайно упомянул о тебе. Не знаю зачем. Подумал тогда, что ты мне чего-то недоговариваешь. Сказал ей, что ты мой друг. Она тебя знает.

Мой желудок делает сальто. Только когда Габриэла кладет мне руку на плечо, понимаю, что сжал кулаки.

В документах, которые я нашел на свалке, было указано имя «С. Джаветти». Тогда я решил, то «С» – это Сандро. Мне даже в голову не пришло, что это может быть Саманта.

– Я устал, – говорит Карл.

– Поспи еще немного, – предлагает Габриэла, крутит колесико на капельнице, и Карл потихоньку засыпает.

– Точно, – соглашаюсь я, – отдохни. Я к тебе позже загляну.

Мы с Габриэлой выходим из комнаты. Мне хватает терпения только до ее кабинета, где я разражаюсь проклятиями:

– Долбаная стерва. А я, черт меня дери, попался на удочку, как последний, мать его, дурак.

– О чем ты говоришь? – спрашивает Габриэла. – Какая еще стерва?

Единственное, что я утаил от Габриэлы, – это Саманта. Тогда мне казалось, что это правильно. Но теперь я представить не могу почему. Я просто образцовый, черт бы меня побрал, баран.

Выкладываю все Габриэле. От начала до конца. О том, как познакомился с Самантой, как она навешала мне лапши на уши по поводу Джаветти.

Пока я говорю, все словно само по себе встает на свои места. Кто знает, как давно она в курсе, что камень существует. И как давно книга Неймана была у нее. Скорее всего, уже много лет. Иначе ей бы не удалось все так гладко провернуть.

Теперь понятно, почему в документах была информация о ставке Неймана на аукционе и приписка о том, что он ее отозвал. У Джаветти не было ни камня, ни книги, потому что ими владел «Империал», а «Империал» никакого отношения к Джаветти не имеет.

Саманта использовала компанию, чтобы устроить чувака, владевшего камнем, в симпатичном домике с охрененной системой безопасности. А когда приперся Джаветти с тремя мордоворотами, систему вовремя отключили.

Но зачем? Зачем ей все это? Она практически за ручку привела Джаветти к камню. Обеспечила ему место, где он мог залечь на дно и экспериментировать, сколько его душе угодно. Дала ему наличку и средства для получения того, чего он хотел, и использовала «Империал» для прикрытия.

Но, если Саманта хотела помочь Джаветти, почему бы просто не отдать ему камень? Зачем устраивать тщательно организованный аукцион, чтобы в конце концов у Джаветти в руках оказалась не настоящая книга, а подделка?

Потому что он не дурак и так запросто не купился бы.

– Она его подставила, – говорю я.

Габриэла смотрит на меня:

– В смысле?

– Она все устроила так, чтобы Джаветти получил и камень, и книгу и даже не заподозрил, что идет прямиком в ловушку. И, чтобы этого добиться, она заставила его попотеть.

– Все равно не понимаю. Я думала, книга – подделка. Зачем ей все это?

– Затем, что она до сих пор на него злится. Это ненависть длиной в четыре сотни лет. Она хочет, чтобы он воспользовался камнем и книгой. Он будет думать, что вот-вот обретет бессмертие.

– А вместо этого ритуал его прикончит, – догоняет Габриэла. – В смысле по-настоящему.

– Ей плевать, где Джаветти, – добавляю я. – Ей только надо знать, где камень. Она хочет, чтобы Джаветти до него добрался. Если он узнает, что камень у Фрэнка, мне кранты.

– Он уже знает, – говорит Габриэла.

Открываю рот, чтобы спросить, о чем она, но молчу. Сегодня просто ночь открытий на тему, какой же я кретин.

Ясен пень, он знает. Фрэнк ему сказал.

Габриэла садится в мою машину на пассажирское сиденье, пока я пытаюсь попасть ключом в замок зажигания. У нее кислая мина.

– Что, черт возьми, так воняет? – спрашивает она. – Как будто тут кто-то умер.

– Я, – отвечаю я. У меня еще не было времени хорошенько отмыть тачку.

– Тьфу ты. Надо будет купить тебе освежитель воздуха. – Она пристегивается ремнем.

– Ты со мной не поедешь.

– Да брось! У меня в этом и свой интерес есть.

– Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.

На ее лице мелькает что-то странное, но через мгновение там та же решимость, к которой я уже начинаю привыкать.

– Не переживай, – говорит Габриэла. – Мы с Дариусом заключили сделку. Если меня не будет рядом, чтобы тебе помочь, придет он.

– Я не это имел в виду.

– Езжай давай.

Наверное, проще оставить ее в машине, чем пытаться вытащить. Выезжаю на дорогу и еду к шоссе.

Квартира Фрэнка в здании с видом на Эхо-парк. Уже за полночь, а движение, как в час пик. Всю дорогу до шоссе еле ползу.

Уже на месте мы понимаем, откуда ноги растут. Припарковаться приходится аж в квартале от дома Фрэнка, но даже отсюда видно медиков из «скорой» и целый парад патрульных машин. Синие и красные огни выхватывают из темноты каталку, накрытую простыней в темных пятнах.

Я твержу себе, что дело может быть в чем угодно, но уже знаю, что тут побывал Джаветти.

– Мы опоздали, – говорю я.

– Ничего подобного, – отзывается Габриэла. – Идем. У нас мало времени.

Она выскакивает из машины. Я иду за ней в толпу зевак, которых тут до хрена со всех сторон.

Габриэла делает несколько быстрых глубоких вдохов. Как пловец, перед тем как нырнуть.

– Терпеть этого не могу, – говорит она и хватает меня за руку. Крепко. – Не отпускай.

Мир окрашивается трепещущим серым цветом. Такое можно увидеть в немом кино. Словно пропускаются целые кадры, мигают с короткими перерывами огни. От толпы остается всего горстка людей. Все они двигаются отрывисто, как в плохо нарисованном мультфильме.

– Что это было?

Звуки дорожного движения, бормотание толпы – все исчезло. Слышны только завывания ветра, которого я не чувствую.

– Ни к кому не прикасайся, – предупреждает Габриэла, кивая на оставшихся людей, – и держись за меня. Все будет хорошо. – Она крепче сжимает мою руку. Не знаю, кого она пытается убедить. Меня или себя.

Присматриваюсь к парню в толстовке и низко сидящих джинсах, который проходит мимо меня. Капюшон скрывает его лицо, но глаза горят, будто в них пылает огонь. В руке у него пушка, в груди – дыра. Он осматривается, будто кого-то ищет.

– Все они мертвы, – объясняет Габриэла. – Обычно надолго они здесь не задерживаются. На несколько часов, максимум на пару дней. Если протянут больше недели, тогда застревают здесь.

Мы идем к каталке. Через каждые несколько шагов Габриэла вздрагивает.

– Проблемы?

– Нет, – отвечает она. – Все те копы по-прежнему здесь. Ты их не видишь, но проходишь прямо сквозь них. Неужели не чувствуешь?

Протягиваю руку, пытаюсь хоть что-то нащупать.

– Не-а.