Я прохожу к началу очереди, машу Бруно – одному из вышибал. У него габариты русского самбиста. Нос сплюснутый, как спущенная шина. Я работал с ним, когда надо было больше мышц, чем имелось у нас с Хулио. В махалове он хорош, но я никогда не знал наверняка, кто ему платит – Саймон или Дэнни.

Бруно кивает, убирает черную бархатную веревку, чтобы меня пропустить. Группа барышень в лифчиках с пуш-апом и с передозом макияжа, который так и кричит о том, что они малолетки, начинает буровить, пока Бруно не выбирает и не пропускает парочку из них. Затянутая в фиолетовую кожу женщина в ботфортах провожает их в задние помещения, будто они VIP-персоны.

Я эту кухню знаю: еще до утра они станут чьим-то приватным шоу.

Клуб – переделанный склад. Три главных помещения. В каждом – отдельный бар. Бетонные полы, трубы напоказ. Вместо окон – стекла с проволочной сеткой. Все замалеваны черной краской.

Как только я прохожу сквозь занавески в фойе, в глаза бросается шоу. От приглушенного света прожекторов сцена посреди главного зала как будто светится изнутри. На подбитых кожзамом козлах для распилки дров лежит рыжая барышня. У нее завязаны глаза, на спине – черная татуировка крыльев. Едва заметная грудь перевязана блестящей черной лентой. Задница торчит кверху.

Рядом с ней дом – парень в смокинге и карнавальной маске. Он щекочет ее стеком. Проводит им по заднице, между ног, а потом с силой лупит ее. Щелчок я слышу даже сквозь оглушающую музыку, льющуюся из динамиков.

От смеси запахов у меня голова кругом. Алкоголь, секс, резкий аромат экстази и кокса. Чую даже, как трахаются в комнатах наверху и в туалетных кабинках в задней части клуба.

Таковы люди. Плоть и пот. Потерять голову легко, как два пальца об асфальт. На ум почему-то приходят мысли о барбекю.

Я встряхиваюсь. Найти Дэнни не проблема. Он обслуживает клиентов за барной стойкой. Прямо сейчас болтает с двумя барышнями, которых пропустил Бруно. Чтобы они почувствовали себя особенными, важными. В душе он всегда был и остается торгашом. А барышни и не догадываются, что для него они – всего лишь очередной товар.

Дэнни замечает меня, когда я появляюсь за спинами девиц, но продолжает тарахтеть с ними, будто меня здесь нет. Море улыбок и бесплатного бухла. Он что-то говорит им, показывает на женщину, которая их привела. Они с энтузиазмом кивают и уходят с ней. Дэнни смотрит на меня и меняется в лице.

– Вовремя, черт тебя дери.

– Я сказал, что приеду до закрытия. Я здесь, вы еще работаете. В чем, блин, проблема?

К черту его. Я здесь не для того, чтобы тратить время на Дэнни и его схему строительства империи.

Он ведет меня по металлической лестнице наверх, в свой кабинет. Комната впечатляет. Так и задумано. Саймон выложил уйму денег на ремонт. Через огромные панорамные окна виден весь клуб. Кожа, дерево, бильярдный стол, отдельное помещение для сигар. У Саймона всегда был хороший вкус. Как только закрывается дверь, в комнате становится тихо. Разве что через пол слегка слышны басы из зала. Одна только звукоизоляция, наверное, стоила целое состояние.

Дэнни плюхается в кресло. Вид у него усталый.

– Ты знаешь, как это случилось? – спрашивает он.

– Только то, что показывали в новостях, – отвечаю я. – Что-то там про сектантов. Чушь собачья.

– Я тоже так думаю. Тот хренов итальянец, Джаветти, он же там был? Я думал, ты должен был его прикончить.

– Ага, только в отеле его не было. Всю ночь пытался его найти. Наверное, стоило сразу сесть Саймону на хвост.

– Жаль, что он не взял с собой телохранителя, – говорит Дэнни. По голосу слышу, что думает он совсем иначе. – Короче говоря, последствия уже приходится разгребать. – Он встает, ходит туда-сюда по комнате. – Мне уже кто только ни звонил. Русские, китайцы, долбаные израильтяне. Все уже слышали о Саймоне. Кружат тут, как чертовы акулы.

Ну еще бы. Смерть Саймона создала вакуум, всем охота занять его место. Рано или поздно это случится.

Дэнни как будто мысли мои читает:

– Я не дам какому-то чму сюда втесаться.

– Саймон умер. Так или иначе кто-то появится.

Дэнни машет на меня рукой, достает пачку «Данхилл» из стола сбоку, прикуривает. Мне не предлагает.

– Смерть Саймона не означает, что бизнесу конец, – говорит он. – Ты в курсе, скольким я здесь заправлял. Саймон рулил только номинально. К тому же под конец совсем тронулся. Так что все это уже давным-давно мой сортир.

– То бишь ты нынче главный?

– Да. И у меня есть люди, которые помогут все поставить на ноги.

– Тогда я тебе ни к чему, – замечаю я.

– Черта с два, – говорит он. – Ребята они, конечно, толковые, но и близко не такие, как ты. Мне нужно, чтобы все знали, что ты все еще с нами. У тебя серьезная репутация в наших кругах. Незачем тебе оставаться в тени только потому, что Саймона нет.

С тех пор как началась вся эта байда, о работе я всерьез не задумывался. Были дела поважнее. Кстати о них.

– Ты говорил, меня кто-то искал.

– Чего? А-а, да. Какой-то парень. С лилипутом на привязи.

– На поводке, что ли?

– Ага. Тварь принюхивалась, как какой-то пес. Я тогда подумал, что это для показухи. Не знаю, я с таким дел не имею.

Странно. Впрочем, на днях мне выдали вечный абонемент на странности.

– Чего он хотел?

– Сказал только, что хочет поговорить с тобой о камне. Так что скажешь? Нужна тебе работа или нет?

– Дай время все обдумать.

Дэнни не привык слышать слово «нет». Как и размытое «может быть». Он насмешливо кривится:

– О чем тут, черт возьми, думать? Тебе нужна работа, сам знаешь. Ты бесполезен, если никто не отдает тебе приказы. Считай, у моего предложения истекает срок годности прямо сейчас. Решайся или вали отсюда.

Может, Дэнни и не привык слышать слово «нет», зато я не привык к ультиматумам. Пошел он к черту.

– Думаешь, ты меня знаешь как облупленного?

– Думаю, ты и недели без меня не протянешь, – говорит он.

– Ну, как знаешь. Желаю повеселиться с израильскими бандюками. Слыхал, они любят позабавиться с болторезами и мошонками.

– Ты понятия не имеешь, какую совершаешь ошибку.

Меня накрывает волной злости:

– А ты понятия не имеешь, с кем связался.

Я могу вскрыть ему грудину и оттрапезничать его сердцем, как тушеной свининкой. Должен признать, мысль заманчивая. Это поставило бы ублюдка на место. К тому же я бы узнал, смогу ли заставить его труп станцевать для меня.

Я давлю порыв, вспоминая шлюху с сутенером. Тогда было совсем не так. Меня застали врасплох. А сейчас я сам хочу это сделать.

Однако внизу полно людей, и у меня нет ни малейшего желания совать в рот мясо этого козла.

Поворачиваюсь к нему спиной, открываю дверь. В комнату тут же заливается хаус-музыка, отдаваясь басами у меня в кишках. Я закрываю дверь прямо перед носом у психующего Дэнни и иду вниз.

Жду, что кто-то из его вышибал попытается меня отсюда выставить. Помахался бы я сейчас с удовольствием.

Но никто и не смотрит в мою сторону.

Поэтому я преспокойненько иду к бару и заказываю скотч по бешено накрученной цене.

– Здесь курить нельзя, – говорит барменша, вытирая стойку и ставя передо мной четвертый бокал.

Я выдыхаю струю дыма в сторону. Незачем ее бесить. Она всего лишь делает свою работу. К тому же я чую от нее запах дыма и вижу заткнутую за ухо сигарету.

– Правда?

– Закон штата.

– Вот ведь незадача.

Она качает головой и уходит вдоль стойки с тряпкой в руке.

Здесь становится тише, толпа вдоволь набушевалась. Из динамиков льется спокойный транс. Градус шоу на танцполе тоже понизился, там царит почти трепетная атмосфера. Последняя пара на сцене полностью поглощена процессом. Медленно, явно войдя во вкус, они снимают друг с друга куски кожаного шмотья.