Мы ныряем под подпорки, окружающее место преступления. Без толпы копов каталка кажется брошенной и одинокой. Простыня на ней пропитана кровью, пятна расплываются прямо на глазах.

Габриэла отбрасывает простыню. Под ней Фрэнк, явно порванный чьими-то когтями. Трудно сказать, сильно ли его покалечили, потому что картинка перед глазами то расплывается, то скачет. Зато сразу ясно, что на нем не хватает до фига мяса.

Габриэла легко прикасается к его лбу, и его образ тут же становится четким. Фрэнк дергается на каталке, как будто напоролся на оголенные провода. Открывает глаза. Они буквально сверкают.

Пару секунд он в упор смотрит на меня и спрашивает:

– Я в аду?

– Я тоже рад тебя видеть.

Он пытается сесть, помогая себе одной рукой. Вторую откусили по плечо. Прямо из сустава свисают ошметки мяса. Фрэнк смотрит на свою развороченную грудь, явно не знает, что сказать по поводу ран.

– Здоровая дырень, – наконец говорит он.

– Ты мертв, – вмешивается Габриэла.

Он поворачивается ко мне:

– Да она гений. Где ты ее откопал?

– На Скид-роу.

– Поздравляю.

Я тянусь к нему, чтобы помочь сесть, но Габриэла хватает меня за руку:

– Не прикасайся к нему, я серьезно.

Тогда я спрашиваю у Фрэнка:

– Кто это сделал?

– А то ты не знаешь.

– У нас нет времени, – говорит Габриэла. – Отвечай на вопрос.

– Послушай, chica [37], не знаю, кто ты так… – начинает Фрэнк, но Габриэла машет рукой, и он замолкает, как будто она нажала на паузу.

– Я сказала, отвечай на вопрос.

Классный фокус.

– Кто это сделал? – повторяю я.

– Джаветти, – монотонно отвечает Фрэнк.

– Что произошло?

– Я собирался отдать ему камень. Он пришел ко мне. С собакой. Вроде мастиффа. Собака на меня напала. Я пустил в нее пулю, а ей хоть бы хны.

– Не понимаю. Зачем? Что он обещал тебе за камень?

– Оживить брата.

Офонареваю. Я ожидал какого-нибудь изощренного плана, который поможет застать Джаветти врасплох и как-нибудь от него избавиться. Но уж точно не этого.

– Джо, нам пора, – настойчивым тоном говорит Габриэла.

Все это время я смотрел на Фрэнка и не обращал ни малейшего внимания на то, что творится вокруг. Оказывается, за последние несколько минут мертвые окружили нас неплотным кольцом и продолжают приближаться. Они не спешат, но и не медлят. Двигаются как-то рассеянно, будто знают, что мы здесь, но не могут нас найти.

– Чего они хотят?

– Меня, – отвечает Габриэла. – Все, время вышло.

Я ее игнорирую:

– Где сейчас Джаветти?

– Не знаю, – говорит Фрэнк. – Я сдох до того, как он ушел.

Чувак в толстовке уже на расстоянии вытянутой руки от меня. Не знаю, что произойдет, если он ко мне прикоснется, но Габриэла не дает мне шанса это выяснить.

Мир возвращается со слепящей ясностью, городской гул кажется оглушительным. Машины, сирены, потрясенные врачи «скорой».

С пепельным лицом Габриэла падает на меня. К нам тут же мчится коп, на ходу доставая пушку. И вдруг останавливается, озирается по сторонам. Слова на футболке Габриэлы сияют ярко-голубым. Она держит меня крепко, как в тисках.

– Не отпускай меня, – говорит она и теряет сознание.

– Она знает, что этого делать нельзя, – говорит Дариус.

Мы у него в баре. Я принес Габриэлу сюда, но Дариус сразу сказал мне отнести ее наверх и уложить в постель. Хорошенько укрыть, чтобы согрелась. Дать поспать. Вручил мне свечу, которую я зажег у ее кровати и которая воняла, как трехдневный труп.

Дариус ни разу не сострил. Значит, все плохо.

– В последний раз я ей говорил, чтобы больше так не делала, – добавляет он.

– С ней все будет в порядке?

– К ней никто не прикасался?

– Нет. Но она сама прикасалась к одному из них. – Я рассказываю, как она оживила Фрэнка.

– Если она все сделала правильно, то поправится. Правда, какое-то время побудет в отключке. Свеча поможет.

– То, что она сделала, могло ее убить?

– Могло? – переспрашивает Дариус. – Оно ее и убило, покойничек. Так это работает. Задержись немного, и тебе конец. А если кто-то из них к тебе прикоснется, то вырвет из тебя все остатки жизни. – Он в упор смотрит на меня тяжелым взглядом. – Она умерла, чтобы тебе помочь. Еще чуть-чуть, и ей бы не удалось вернуться. Надеюсь, ты сумеешь это оценить.

– Она умерла, чтобы помочь своим людям, – говорю я. – Всем этим своим вампирам-наркоманам, бездомным и убогим не-мертвецам. Ей нужен камень, чтобы спрятать его от Джаветти. Так что она сделала это не для того, чтобы мне помочь.

– Проклятье. А мне еще казалось, что я циник. Почему ты думаешь, что ты не один из ее «убогих не-мертвецов»? Кем, черт тебя дери, ты себя возомнил?

– Я не из ее людей, Дариус. Я всего лишь проблема, которая ей на хрен не нужна.

– Уф-ф! Ни черта ты не понимаешь, покойничек.

Интересно, если я вырву из груди Саманты сердце и съем, это ее убьет или просто-напросто взбесит?

Знаю, я тяну время. Сижу в машине в квартале от ее дома. Уверен, она в курсе, что я приду. Только на этот раз вряд ли хочет со мной увидеться.

В третий раз проверяю «Глок». Не знаю зачем. Сомневаюсь, что выстрелю в Саманту. Да и толку от этого все равно никакого.

Сижу я здесь уже давненько. Она знает, где Джаветти, и все мне расскажет, даже если придется выбивать из нее сведения. Вылезаю из машины и иду к дому.

Сейчас внутри другой охранник. Он пытается перегородить мне дорогу, но я не обращаю на него внимания.

– Чем могу помочь, сэр? – спрашивает он, вытянув руку, другую кладет на электрошокер, пристегнутый к ремню.

– Сам справлюсь, спасибо. – Я жму на кнопку вызова лифта.

– Сэр, я вынужден попросить вас покинуть помещение.

– Или что? Угостишь меня током? – Я явно заставляю его нервничать. Максимум, с чем ему приходилось иметь дело, – это бомжи, ссущие в саду. Резко подаюсь к нему, шевелю пальцами: – Бу!

Он сует мне тазер под кадык.

По мне проходит ток, но зацепиться ему не за что. У меня дергаются веки – вот и весь эффект. Судя по роже охранника, он и без тазера в шоке.

Бью его по морде слева, одновременно выворачиваю ему руку. С громким щелчком плечо вылетает из сустава. Он начинает выть, но это ненадолго – тазер быстро его вырубает. Еще пара ударов по голове, и в ближайшее время он точно гулять на своих двоих не будет.

Охранник без сознания, но дергается в судорогах. Поднимаю его. Вместе с этим бедным ублюдком, который понятия не имеет, во что ввязался, едем в пентхаус.

Когда открываются двери лифта, я швыряю его под ноги Саманте, которая, само собой, уже меня ждет.

Она бросает на него взгляд, отпивает из бокала мартини:

– Полегчало?

– Немного.

– Я слышала о Неймане, – говорит она, – и знаю, что ваш друг пришел в себя.

– А о том, что он нам рассказал, тоже знаете?

Несколько секунд Саманта смотрит на меня оценивающим взглядом.

– Любопытно. Пару дней назад ни за что бы не подумала, что вы скажете о себе и той леди «мы». Не припомню, как зовут счастливицу?

Плевать я хотел на ее вопрос.

– Я знаю об «Империал Энтерпрайзес», об аукционе, о доме. Не знаю только, как вам вообще удалось завладеть камнем. Но ведь это и неважно, верно?

– Тогда зачем вы пришли? Рассказать мне обо всем, что я сделала?

Зачем я пришел? Я твержу самому себе, что хотел заставить ее рассказать мне, где скрывается Джаветти. Но так ли это? Или я хочу, чтобы она все отрицала?

– Я знаю, что это вы мешали Карлу говорить, – заявляю я. – Но зачем? Почему вы просто не убили его?

– Господи Иисусе, зачем мне его убивать? Я вовсе не жестока.

Нет, она не жестокая, зато сумасшедшая. Раздумываю, не рассказать ли ей о том, сколько людей положил Джаветти в погоне за камнем. И когда использовал его в своих экспериментах. Но сомневаюсь, что это будет иметь хоть какое-то значение. Саманта уже слишком далеко зашла.