– Это как в старом анекдоте, где два приятеля идут по лесу и натыкаются на медведя, – говорит она. – Один из них надевает кеды и говорит второму: «Мне убегать от медведя не надо, надо только тебя перегнать». Рано или поздно, Джо, правда вышла бы наружу. Мне лишь нужно было удостовериться, что Сандро ничего не поймет, пока не станет слишком поздно.

– И что произойдет, когда Джаветти воспользуется камнем и книгой с липовыми инструкциями?

На ее губах медленно расцветает улыбка, достойная психопата со стажем.

– Это его убьет. Медленно. С костей оплывет плоть. Из глазниц вытекут глаза. И он каждую секунду будет чувствовать невообразимую, мучительную боль.

А я-то думал, что втрескался по уши.

– Но зачем это вам? – спрашиваю я. – Бога ради, прошло четыре сотни лет.

Саманта смеется. Горький смех режет воздух и уши. В нем звучат столетия обид, злости и бог знает чего еще. К тому же в этом смехе отчетливо слышится ее возраст. Она умолкает и разбивает о стену бокал, как будто ставит точку.

– Неужели можно быть настолько глупым? – Гнев исходит от нее почти ощутимыми волнами. – А вы как думаете, Джо? Он меня убил. Всадил нож в сердце и закопал. На две, мать его, недели. – Она пытается взять себя в руки, царапает пальцами, будто когтями, лицо, сжимает кулаки. Но ее уже понесло. – И продолжал убивать снова и снова. Он и каждый мерзкий подонок, который встречался мне на пути. Поживите достаточно долго, и вам придется пережить все ужасы, которые один человек способен сотворить с другим.

– Мне…

– Нет, заткнитесь. Вы ничего не понимаете. Вы хоть представляете, сколько раз меня избивали? Закалывали? Насиловали? Сжигали заживо? Вы не знаете, каково это. Меня топили в кислоте. Прежде чем умереть, я пролежала в ней целый месяц. С меня живьем сдирали кожу. Вы, черт возьми, понятия не имеете, через что я прошла. По его милости. На две недели он бросил меня в треклятом ящике, но то были еще цветочки. Все, что я с ним делала, не было и вполовину так ужасно, как то, что он делал со мной. Я его убивала. Много раз. Снова и снова, но он постоянно возвращался. Как чертов таракан. Он. Постоянно. Возвращается!

Саманта тяжело дышит, по щекам текут слезы. Наверное, надо что-то сделать, что-то сказать. Но я не знаю, что именно. Обнять ее? Пристрелить? Однако принять решение я не успеваю.

– Хотите знать, почему я опять хочу его убить? – спрашивает Саманта. – Потому что на сей раз это будет окончательно.

Ее лицо искажается под натиском накопившейся скорби, страхов и кошмаров, через которые ей пришлось пройти и которые давно превратились в чистую ненависть к Джаветти.

Но все исчезает так же быстро, как и появилось. Передо мной снова обворожительная, прекрасная Саманта. Она всхлипывает в последний раз, дарит мне улыбку. Стирает со щек мокрые дорожки. Подходит к бару, наливает в новый бокал джин и опрокидывает в себя.

– Срать я хотел на Джаветти, – говорю я. Зато на нее мне не насрать. А зря. Она обвела меня вокруг пальца. Мало того, она определенно спятила к чертовой матери. Но, боже помоги мне, она мне по-прежнему нравится. Однако, как и у нее, у меня есть другие приоритеты. – Вы знаете, что со мной случится, верно?

Саманта кивает, смотрит мне в глаза:

– Джо, вы такой милый и такой молодой! Вы мне и правда небезразличны. – Каждое ее слово наполнено искренностью. – Но я уже ничем не могу помочь. Все кончено. Теперь камень у Сандро. Он справился не так быстро, как я рассчитывала, и причинил больше вреда, чем я планировала, но камень у него, а все остальное уже неважно. Знаю, вы мне не поверите, но это правда: мне действительно очень жаль, что вы умрете.

– Нет, – говорю я. Черта с два я позволю этому случиться. – Вы скажете мне, где он.

Достаю «Глок», передергиваю затвор. Саманта смеется мне в лицо:

– Если вы меня убьете, то никогда не узнаете. Я не исцеляюсь, как вы. Для меня все происходит медленно. Я буду мертва как минимум день. К тому времени, как я вернусь, Сандро уже не будет, вас тоже, а я поеду на свою симпатичную маленькую виллу в Кабо.

– Я все еще могу причинить вам боль.

– Вы меня не слушаете. Мне много раз причиняли боль. Профессионалы. Мужчины и женщины, которые знали, что делают. Теперь все они мертвы. Мне даже делать ничего не нужно – только ждать.

– Я могу быть весьма убедительным.

Однако она права. Если я ее пристрелю, она умрет. А к тому времени, как она вернется, все будет кончено. К тому же вряд ли я могу сделать с ней хоть что-то такое, через что она еще не проходила.

– Еще как можете, – соглашается Саманта. – В прошлый раз я едва не… Скажем так, у меня на уме были вещи похуже, чем провести пару сотен лет у вас под боком. Останься вы тогда, этого разговора могло бы и не быть.

Надо было сразу догадаться, зачем она подошла к бару, но, когда она достает из-за бутылки короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, я удивлен.

Мой черед поржать:

– Да ладно вам. Что эта хреновина со мной сделает? – Поднимаю руки. – Валяйте. Продырявьте меня.

Где-то вдалеке слышен вой сирен. Он приближается, становится громче.

– Я попросила охранника вызвать полицию, пока вы еще были внизу, – говорит Саманта. – Я плачу ему достаточно, чтобы он помнил, что нужно сказать. Даже после того, что вы с ним сделали.

Твою мать. Ну совсем не вовремя.

– Хотите, чтобы меня закрыли? Не самый честный ход.

Она пренебрежительно отмахивается:

– Вы этого легко избежите. Я в вас верю. Кроме того, полиция убеждена, что вы невысокий толстый азиат с ирокезом. Нет. Мне лишь нужна была крошечная гарантия, что вы не попытаетесь взять меня с собой, когда уйдете. Мне нельзя рисковать. Как знать, быть может, вы все-таки сумеете убедить меня рассказать вам, где Сандро. – Выражение ее лица смягчается. Я бы сказал, это похоже на грусть. – Пытки вам не помогут, – говорит Саманта, – но ваш взгляд… Посмотрите так на меня еще несколько раз, и я все вам выложу. Мне очень, очень не хочется так с вами поступать. Прошу вас, попытайтесь поверить.

Она приставляет дуло к подбородку и спускает курок.

Оглушительный выстрел. Тело Саманты вздрагивает, когда пуля вылетает из темечка. Все выше носа разлетается вдребезги, как праздничная пиньята [38]. Фонтаны крови забрызгивают потолок.

Я мчусь к ней. Подхватываю, когда она падает. Сердце продолжает толчками качать кровь, еще не понимая, что его работа закончена.

Где-то на задворках сознания мечется мысль, что все это временно. Я знаю, с ней все будет в порядке, а это не более чем способ избежать дополнительных трудностей. Но все равно держу ее, трясу, кричу, как будто смогу заставить ее очнуться. Понимаю: она была права. Я бы не смог причинить ей боль. Не понимал я только одного – что она может причинить боль мне.

Позади раздается стон, возвращая меня к реальности. Охранник начинает шевелиться, пытается открыть глаза, но я не оставляю ему шансов прийти в себя окончательно. Бью его с ноги по башке, чтобы опять вырубить. Мне остается только надеяться, что он на самом деле такой профессионал, как считает Саманта. Ни к чему мне, чтобы вся полиция Санта-Моники бросилась на мои поиски.

Я слышу шаги копов на лестнице, вижу, как поднимается лифт.

Бегу к заднему окну, которое выходит на переулок внизу. Это ведь не такая плохая идея, верно? Может, все будет не так хреново, как мне кажется. Мне и раньше приходилось выскакивать из окон. Разве что не с восьмого этажа.

Копы выламывают дверь. Я перепрыгиваю через подоконник и целую секунду сожалею о том, что сделал, перед тем как рухнуть на крышу «вольво». Ноги крошатся. Рикошетом меня сбрасывает на асфальт, о который я обдираю лицо. Хрустят кости, рвется кожа. Заползаю за мусорный бак и жду несколько секунд, пока ноги не восстановятся настолько, чтобы я мог уковылять отсюда.

Бросаю последний взгляд на окна Саманты. Интересно, увижу ли я ее снова? И если да, то как это будет?