Постепенно в голове оформляется идея. Может, не самая удачная, а если до конца по чесноку, то мне не очень хочется это делать. Но, чем больше я об этом думаю, тем больше у меня уверенности, что это может сработать.

Набираю номер Фрэнка. Пара гудков, и он берет трубку.

– Какого хрена тебе надо? – спрашивает он с тем же презрением, с каким я ответил на звонок Дэнни. Голос звучит устало и как-то не очень внятно. Твою налево.

– Ты нажрался, что ли? Еще и восьми утра нет.

– Пошел ты.

Зуб даю, он вот-вот повесит трубку.

– Погоди, – говорю я. – Ладно, это не мое дело. Извини. Я знаю, где найти Джаветти. Если он тебе все еще нужен.

Эти мои слова заставляют Фрэнка еще повисеть на линии:

– Серьезно? И где он?

– Знаешь клуб Саймона? В Голливуде?

– Который возле Чероки-авеню? Ага, знаю. Он там?

– Будет сегодня вечером. Точно не знаю когда. Клуб открывается в десять. Джаветти ищет меня и угрожает кое-кого убить, если я не нарисуюсь.

Фрэнк смеется:

– Хреново он тебя знает, да? И что, по-твоему, я должен с этим делать?

– Ну, мне показалось, ты захочешь узнать, где его можно будет найти. А еще я подумал, что если ты приведешь с собой парочку своих жирных приятелей копов, то сможешь закрыть его на пару дней, пока не решишь, что с ним делать. Если за ним будет приглядывать доблестная полиция Лос-Анджелеса, вряд ли он сможет свалить за пределы округа.

В трубке виснет тишина. Фрэнк думает.

– Ты там будешь?

– Ага, – отвечаю я. – Заманю его в клуб и отвлеку. А ты займешься своим коповским дерьмом и устроишь его в камере. Или на заброшенном складе. Или где твоей душе угодно. Не сомневаюсь, что ты сумеешь придумать для него нечто особенное.

– Ну, не знаю, – говорит Фрэнк.

– Он убил твоего брата, – напоминаю я. – Слушай, можешь пристрелить его к чертовой матери, мне насрать. Можешь сунуть его к себе в багажник и ждать, когда он очнется. Я всего лишь пытаюсь тебе помочь. Это ж не ядерная физика, елки-палки. Закрой его где-нибудь, и все дела.

– Чтобы он перестал тебя донимать? – спрашивает Фрэнк. – Теперь ясно, чего ты хочешь. Он же тебя ищет, да?

Не вижу смысла ему врать:

– Ага. Сделай так, чтобы он оставил меня на хрен в покое хоть на пару дней. И чтоб он был живой. Мне некогда волноваться, что он опять свалит из морга.

– Хрен с тобой. Приеду. Посмотрим, что я смогу сделать.

– Вот и хорошо. Лучшего шанса у тебя не будет, приятель.

Но он уже повесил трубку.

Днем «Эджвуд Армс» ничем не лучше, чем ночью. Диву даюсь, чем это место привлекает Габриэлу.

Паркуюсь на другой стороне улицы, проехав мимо двух стариков-мексиканцев, которые делят на двоих банку пива. Шикарно.

Старый латинос за вахтерским столом злобно зыркает на меня пожелтевшими глазами:

– Она в баре.

– Спасибо.

Он ржет:

– Вот уж не за что, pendejo [36], – и закрывает руками уши. – Покайфуй там от шума.

Понятия не имею, что он несет, пока не открываю дверь в бар. Мне в лицо бьет крик. И не просто какой-нибудь обычный крик, а такой, будто кто-то трахает ораву котов в задницу куском штакетника.

Вместо бара за дверью нечто, смахивающее на полевой госпиталь времен Первой мировой. Сквозь несуществующие окна льется яркий солнечный свет. От лениво вращающихся потолочных вентиляторов по помещению гуляет слабый прохладный ветерок. На койках за москитной сеткой лежат молодые люди. Кто в бинтах, кто истекает кровью, а кто и вовсе без привычного набора конечностей, но все как один орут и зовут матерей.

– Что за черт? – перекрикиваю я шум, заметив Дариуса и Габриэлу в конце длинного ряда коек.

Дариус одет, как допотопный врач. Белый халат и зеркало на повязанном вокруг башки ремне. Пока я иду к ним, он поигрывает бровями, как долбаный комик.

На лице Габриэлы смесь отвращения и раздражения. Она тычет пальцем в Дариуса:

– Он отказывается их заткнуть.

– Я всего лишь подумал, что твоему другу будет приятно почувствовать солидарность с этими почтенными ранеными, – орет Дариус, чтобы его услышали в оглушительном шуме.

Только теперь до меня доходит, что они стоят над койкой Карла. Карл в сознании, но в его случае это понятие относительное.

– Сомневаюсь, что такой шум ему чем-то поможет.

– Да ничего он не слышит! – отмахивается Дариус. – Я это делаю только правдоподобия ради.

– Вот видишь? – ворчит Габриэла.

По всему видать, ни крупицы контроля над Дариусом у нее нет. Впрочем, если ее и заботит этот факт, вида она не подает. Я пробую другой подход:

– Может, все-таки приглушишь громкость? Пожалуйста.

– Для тебя, сагиб, все, что угодно, – отвечает демон и отвешивает мне поклон, сложив ладони. В помещении воцаряется тишина. Слышны только тихие стоны Карла.

– А раньше не мог? – спрашивает Габриэла у Дариуса и, не дожидаясь его ответа, поворачивается ко мне: – Спасибо.

– Как он?

– Жить будет, – отвечает она. – Но в голове у него бардак. Дариус его стабилизировал.

– Я живу, чтобы служить, – говорит Дариус.

Обрубок руки Карла аккуратно забинтован. Сам Карл привязан ремнями, но даже так мечется по койке.

– Он говорит?

– Пока нет, – качает головой Габриэла. – Кто-то неслабо над ним потрудился.

– Но ты можешь ему помочь, да?

– Это мы и пытаемся выяснить, – говорит она. – Нам удалось перекрыть связь между Нейманом и глазом во лбу Карла, но это все. У меня возникла проблема.

– С тем, что не давало ему выйти из номера, или с тем, что стерло ему память?

– Вообще-то, ни с тем, ни с другим. По-моему, я знаю, как с этим справиться. Беда в другом. Я сумела вмешаться в работу Неймана, но не знаю, как полностью обратить результат. Пока глаз на месте, он не дает мне двигаться дальше. Я не могу даже подступиться к другим заклинаниям, пока не разберусь с тем, что натворил Нейман.

– То есть это посложнее, чем вытащить вилку из розетки?

– Да нет, если бы я знала, где розетка. Иногда найти ее не проблема, но (и меня просто бесит, что я вынуждена это сказать) Нейман молодец. Даже лучше, чем я думала.

– Значит, тебе нужен Нейман?

– Похоже на то. Может, если ты его вежливо попросишь, он вытащит из Карла свой глаз? – Я молчу, и Габриэла вздыхает: – Ага, так я и думала.

Если «Эджвуд Армс» и при свете дня дыра дырой, то особняк Неймана – совсем другое дело. Дом выглядит обманчиво нормальным.

Подъехав к воротам, я вижу, как Арчи полирует «бентли» во дворе. Заметив меня, он подходит. Рукава закатаны по локти, руки покрыты татуировками, которым бы вся Якудза обзавидовалась. Портаки Арчи – узоры и слова, и ни одного на английском, насколько я вижу.

– Мистер Сандей, – из-за стальных прутьев цедит он сквозь зубы, – мы вас не ждали.

– Славный у тебя фонарь, Арч, – говорю я, кивая на синяк у него под глазом. – Болит?

– Я могу вам чем-то помочь?

– Ага. Мне надо потолковать со стариком. Нейман дома?

Он пялится на меня так, будто пытается залезть мне в душу. И хрен с ним. Я, например, очень даже уверен, что души у меня больше нет.

– Я узнаю, может ли он вас принять. – Таким же тоном он мог послать меня к черту.

Арчи отворачивается и идет к особняку.

– Эй, – кричу я вслед, – а где карлик? – Я-то думал, они неразлучны.

– Бéлок ест, – бросает он, не оглядываясь, и исчезает в доме. У меня и мысли не возникает, что он шутит.

Ни одной камеры видеонаблюдения я не вижу, но не сомневаюсь, что у Неймана глаза повсюду. Достаточно на Карла посмотреть.

Видимо, меня решили долго не мариновать. Хорошо смазанные ворота открываются, парадная дверь распахивается, стоит мне подойти ближе, и закрывается, когда я захожу в дом. В холле меня ждет Арчи.